Face-to-face - Галина Тер-Микаэлян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты видела, как они вместе лежали голые, у тебя это до сих пор стоит в глазах, — ледяным голосом произнесла Таня, — и не пытайся меня обмануть.
Халида с трудом доплелась до низенькой каменной скамеечки, опустившись на нее, прижала руки к животу и закрыла глаза.
— Я не могу с тобой об этом говорить, — умоляюще прошептала она.
— Хорошо, не надо, — присев на корточки, Таня обняла колени Халиды, заглянула ей в лицо и неожиданно начала страстно умолять: — Только скажи, что мне делать, пожалуйста! Завтра он сюда приезжает, а я не хочу! Не хочу, чтобы они виделись! Она должна любить только папу, она не должна спать с другим мужчиной!
Разлепив веки, Халида посмотрев на нее измученными глазами и горько усмехнулась.
— Не понимаю, откуда ты все это взяла, но в любом случае помочь ничем не смогу.
Глава девятая
В первые дни после приезда Таня забегала в общежитие научно-экспериментальной базы довольно часто. Поначалу ее туда (кроме желания повидать отца) влекли любопытство и интерес к новому месту, но вскоре она поняла, что жилой комплекс сам по себе был довольно скучным местом. В само здание лаборатории, где до вечера пропадал отец, ни у нее, ни у кого другого, кроме сотрудников группы, доступа не было, а что прикажете целый день делать в общежитии? Сидеть в душной комнате, смотреть телевизор в холле или перепираться с матерью, которая тоже изнывает от скуки? От скуки и — Таня точно это знала! — от ожидания. И она знала, кого ждет мать — Ильдерима.
Он привез в село семью недели через две после приезда Муромцевых. В тот день с утра к Халиде зашла ее невестка Зара со своими детьми Анваром и Гюльнарой — ровесниками Тани. Зара, любившая прихвастнуть своими кулинарными способностями, принесла огромную кастрюлю с долмой — отварным молотым мясом, завернутым в виноградные листья. Анвар и Гюльнара позвали Таню с Тимуром и девочками посмотреть их школьный питомник, а Халида, проводив детей, решила навестить Ильдерима и его жену Айгуль. Наталье она оставила записку на видном месте:
«Наташенька, я у Айгуль, дети гуляют. На кухне горячая долма, обедай, не жди нас».
Наталья, появившись, как обычно, около полудня, прочла записку и отправилась на кухню, где на круглом полированном столе стояла обернутая полотенцем кастрюля с еще не остывшей долмой. Поев, она удобно устроилась с книгой в кресле качалке, но буквы прыгали перед ее глазами, слова не складывались в предложения, мысли в голове метались, заставляя сердце колотиться с бешеной скоростью:
«Наконец-то он приехал, когда же теперь? Как мы встретимся? Нет, пусть уж он сам обо всем позаботится, я не стану показывать ему, как я… Какие же у него руки — горячие, нетерпеливые, нежные. Я не вытерплю, если придется ждать еще целую ночь и знать, что он здесь, совсем близко!».
Ильдерим был рядом с ней, ласкал ее горячими губами, заставляя тело цепенеть от восторга. Голоса вернувшихся домой Халиды и Фирузы вывели Наталью из сладкого оцепенения. Она открыла глаза, медленно приходя в себя и пытаясь понять, о чем ее уже во второй раз озабоченно спрашивает Фируза:
— Ты в долму положила мацони? В холодильнике стоит, достала бы.
— Нет, я не знала.
Мать Халиды всплеснула руками:
— Аллах, без мацони никакого вкуса нет!
— Ничего страшного, мне понравилось, — Наталья уже окончательно пришла в себя и огляделась. — А где ребята? Они не с вами разве?
— Пошли посмотреть питомник, — Халида вздохнула и опустилась на диван. — Раньше, когда мы приезжали, то ходили туда все вместе, Юра… Помню, в детстве мы с ним обожали юннатский уголок, и он… Мама, помнишь, как самку леопарда во время грозы придавило деревом, а детеныш уцелел? Ползал рядом с матерью — маленький, еще слепой — и пищал. Кто-то из мужчин был в лесу — услышал писк, подобрал малыша и принес к нам. Юра сам его выхаживал — с соски кормил, даже спал с ним рядом. Назвал Фрейдом. Смешно!
Халида звонко засмеялась, и тут же из глаз ее хлынули слезы.
— Доченька, радость моя, не надо плакать, — с болью в голосе проговорила Фируза, садясь на диван рядом с дочерью и гладя ее колено.
— Нет-нет, все нормально, я просто вспомнила, — она вытерла глаза и попробовала улыбнуться, — вспомнила, что мы всегда давали нашим животным какие-нибудь книжные имена. Маленькую лань назвали Ассоль. Потом, когда она выросла, стали ее выпускать, а она все не хотела уходить, возвращалась. Юра потом прочитал, что диких зверей нужно выпускать в подростковом возрасте, чтобы они научились себя кормить, поэтому Фрейда мы выпустили, едва он подрос. Юра тогда долго стоял — смотрел ему вслед и чуть не плакал. Или даже плакал, не помню.
— Халида, — строго произнесла Наталья, — я тебя сегодня еще не слушала, дай-ка я послушаю твое сердце. И вообще мне не нравится, что ты не сдаешь анализы, не ходишь к гинекологу — при твоем сроке полагается посещать врача каждую неделю.
— Я хорошо себя чувствую, — виновато ответила Халида, — но ты меня послушай, конечно. И ребенка послушай.
Она покорно расстегнула кофточку и подождала, пока Наталья прослушает ее сердце, потом оголила живот.
— Я не гинеколог, — говорила Наталья, прикладывая металлический кружочек выше и ниже пупка, — но, скорей всего, твой врач была права — прослушиваются два сердцебиения. Тем более, если это близнецы, то тебе нужен строгий медицинский контроль.
— Завтра схожу в лабораторию и сдам анализы, — виновато пообещала Халида и тут же торопливо одернула платье, потому что за окном послышались веселые голоса, а через минуту Лиза с Дианой вихрем ворвались в комнату. Они повисли на шее у тети и бабушки, поскольку знали, что мать тормошить нельзя, а следом вошли раскрасневшиеся от солнца и оживления Таня, Тимур, Анвар и Гюльнара.
— Мамочка, народ проголодался, — звонко объявила Диана, и сердце у Натальи болезненно сжалось — так обычно говорил ее отец. И, подражая деду, так любил говорить Юра.
Потом ели политую мацони долму, Лиза рассказала, что у тети Зары они ели очень вкусный салат из перца, а Тимур сообщил, что Анвар сам собирает мотоцикл.
— Не сам, — смущенно поправил его зардевшийся Анвар, искоса посмотрев на красивую городскую девочку Таню, — мне папа помогает, когда есть время, а дядя Ильдерим, когда приезжал, набросал принципиальную схему. Только у меня еще не совсем получается.
Ильдерим! Наталья напряглась. Таня мгновенно это почувствовала, и от этого сразу же притупился ее интерес к Анвару — единственному, наверное, человеку, который считал ее красивой.
— Ну, твой дядя Ильдерим, кажется, сейчас опять приехал, — безразличным тоном заметила Наталья, — можешь у него проконсультироваться.
— Нет, Ильдерим уже уехал, — поспешно возразила Фируза, — он только Айгуль с детьми привез, а ему самому на работу надо. Мой Ильдерим очень занятой человек, а через неделю его будут принимать в партию — он уже целый год кандидатом ходит, поэтому ему сейчас нельзя надолго уезжать. А потом он или большим начальником у себя на заводе будет, или его заграницу пошлют работать — он ведь хороший специалист.
Показалось ли Наталье, что кроме искреннего сожаления из-за отъезда сына и гордости за него в голосе Фирузы слышались нотки злорадства?
— Ну, заграницу поехать работать не так-то просто, — равнодушно сказала она.
— Пошлют! — уверенно возразила Фируза. — У его жены Айгуль дядя, брат матери, в горкоме большой пост занимает, он сам говорил: «Ты, Ильдерим, только в партию вступай, а потом я тебе с семьей загранпоездку на четыре года устрою по обмену опытом». Он Айгуль как родную дочь любит, он ведь ее воспитывал.
— Как интересно, — стиснув зубы, проговорила Наталья, стараясь, чтобы голос ее звучал весело. — А что, у Айгуль не было отца? Она незаконнорожденная?
— Нет, зачем же — отец Айгуль был гинухцем, но в войну братья его погибли, мать умерла, дом НКВД разрушили. Поэтому после войны он домой не вернулся, а поехал в Телави, устроился на мраморный комбинат работать, а через несколько лет на грузинке женился. Только долго им пожить вместе не пришлось — хулиганы зарезали, когда он домой возвращался, Айгуль тогда только два месяца было. Дядя сестру с ребенком сразу к себе в Тбилиси взял, квартиру им сделал, и потом всегда заботился. Хороший человек, Рустэм с ним когда-то работал вместе. Если сказал, что сделает Ильдериму заграничную поездку, значит сделает.
Как бы то ни было, но Наталье удалось сохранить спокойное выражение лица, хотя Таня точно знала, что в душе у матери поднялась буря.
«Он ни разу мне даже не говорил, что собирается заграницу, он мне вообще ничего не говорил. Забыл даже, наверное, что я существую. Идиотка, зачем я только сюда приехала? Чтобы каждый день выслушивать дурацкую болтовню этой старой дуры Фирузы? Так лучше было бы все лето сидеть у себя в поликлинике и принимать больных!»