Крепкие узы. Как жили, любили и работали крепостные крестьяне в России - Ника Марш

Но поначалу фамилии обрели выходцы из Великого Новгорода. Это они еще в XIII веке назывались совсем по-европейски: Никифор Радятчин, Твердислав Моисеевич, Гаврила Кыянинов. Мы знаем об этом благодаря летописцам, которые подробно записали павших в легендарной Невской битве.

Сподвижники князя Александра Невского сплошь носили имена и фамилии. Например, Михаил Прушанин, от которого пошли сразу несколько боярских родов. Среди потомков Михаила – представители древнего рода Шеиных, из которого вышел первый русский генералиссимус Алексей Семенович Шеин, и полководец Михаил Борисович Шеин, который руководил обороной Смоленска, когда город обступили польские войска в 1609 году…

Фамилии новгородцев давались по-разному. Черным могли назвать носителя шапки темных волос или смуглого лицом. А Данилко Писцев, убитый в 1316 году, по данным летописца наверняка считался сыном писца. В 1327 году в Орду был отправлен Федор Колесница – происхождение этой фамилии даже не нужно объяснять. А Иван Сила, с большой вероятностью, был человеком могучего роста или же так выглядел его отец.

Князья и бояре часто носили «фамилию» по их основателю. Рюриковичами стали называть потомков Рюрика далеко не сразу. Вот почему многократно растиражированное письмо княжны Анны Ярославны[50], ставшей французской королевой, является не иначе как историческим фейком. Дело в том, что Анна в этом послании подписывает его как «Анна Рюрикович», чего в XI веке быть просто не могло. Вот это «странное» письмо:

«Здравствуй, разлюбезный мой тятенька! Пишет тебе, князю всея Руси, верная дочь твоя Анечка, Анна Ярославна Рюрикович, а ныне французская королева. И куды ж ты меня, грешную, заслал? В дырищу вонючую, во Францию, в Париж-городок, будь он неладен!

Ты говорил: французы – умный народ, а они даже печки не знают. Как начнется зима, так давай камин топить. От него копоть на весь дворец, дым на весь зал, а тепла нет ни капельки. Только русскими бобрами да соболями здесь и спасаюсь. Вызвала однажды ихних каменщиков, стала объяснять, что такое печка. Чертила, чертила им чертежи – неймут науку, и все тут. “Мадам, – говорят, – это невозможно”. Я отвечаю: “Не поленитесь, поезжайте на Русь, у нас в каждой деревянной избе печка есть, не то что в каменных палатах”. А они мне: “Мадам, мы не верим. Чтобы в доме была каморка с огнем и пожара не было? О, нон-нон!” Я им поклялась. Они говорят: “Вы, рюссы, – варвары, скифы, азиаты, это у вас колдовство такое. Смотрите, мадам, никому, кроме нас, не говорите, а то нас с вами на костре сожгут!” А едят они, тятенька, знаешь что? Ты не поверишь – лягушек! У нас даже простой народ такое в рот взять постыдится, а у них герцоги с герцогинями едят, да при этом нахваливают. А еще едят котлеты. Возьмут кусок мяса, отлупят его молотком, зажарят и съедят.

У них ложки византийские еще в новость, а вилок венецейских они и не видывали. Я своему супругу королю Генриху однажды взяла да приготовила курник[51]. Он прямо руки облизал. “Анкор! – кричит. – Еще!” Я ему приготовила еще. Он снова как закричит: “Анкор!” Я ему: “Желудок заболит!” Он: “Кес-ке-сэ? – Что это такое?” Я ему растолковала по Клавдию Галену. Он говорит: “Ты чернокнижница! Смотри, никому не скажи, а то папа римский нас на костре сжечь велит”.

В другой раз я Генриху говорю: “Давай научу твоих шутов «Александрию» ставить”. Он: “А что это такое?” Я говорю: “История войн Александра Македонского”. – “А кто он такой?” Ну, я ему объяснила по Антисфену Младшему. Он мне: “О, нон-нон! Это невероятно! Один человек столько стран завоевать не может!” Тогда я ему книжку показала. Он поморщился брезгливо и говорит: “Я не священник, чтобы столько читать! У нас в Европе ни один король читать не умеет. Смотри, кому не покажи, а то мои герцоги с графами быстро тебя кинжалами заколют!” Вот такая жизнь тут, тятенька.

А еще приезжали к нам сарацины. Никто, кроме меня, сарацинской молвою не говорит, пришлось королеве переводчицей стать, ажно герцоги с графами зубами скрипели. Да этого-то я не боюсь, мои варяги всегда со мной. Иное страшно. Эти сарацины изобрели алькугль (араб. – спирт), он покрепче даже нашей браги и медовухи, не то что польской водки. Вот за этим тебе, тятенька, и пишу, чтобы этого алькугля на Русь даже и одного бочонка не пришло. Ни Боженьки! А то погибель будет русскому человеку.

За сим кланяюсь тебе прощавательно, будучи верная дочь твоя Анна Ярославна Рюрикович, а по мужу Anna Regina Fran- corum».

Помимо множества исторических несоответствий – Генрих I вовсе не был необразованным и «темным» королем, лягушек при французском дворе не подавали (так питались только босяки), вилка появилась во Франции намного позже, и не было этого предмета в Киеве XI века, а также нет сведений о том, что Анна знала об устройстве камина или об Александре Македонском – в глаза бросается подпись Анны. Называться «Рюрикович» она не могла по той простой причине, что ее никогда и нигде так не подписывали. Не представлялся «Рюриковичем» и ее отец, Ярослав Мудрый. В XI веке на Руси даже князья назывались лишь по имени-отчеству. Иногда к их имени добавляли название вотчины, которой они управляли: Даниил Галицкий, князь Рязанский, князь Киевский.

Точно так же именовали и женщин: Ефросинья Рязанская, Анна Киевская или же Анастасия Ярославна, Ольга Всеволодовна… Не знали на Руси фамилий в XI веке!

Но шутейное письмо продолжают тиражировать и цитировать, словно исторический источник…

О фамилиях для князей и бояр можно говорить только применительно к XIV или XV веку. Тогда в документах можно встретить первые упоминания о них. Часто они происходили от прозвищ, от мест, откуда вышел тот или иной род, или от знаменитого предка.

Также происходило позже и у крестьян. Чтобы не задумываться о «фамилии», давали ее по отцу или деду. Поэтому в русской традиции так много Ивановых и Петровых, Павловых и Сидоровых. Вероятнее всего, их нынешние носители – потомки крестьян. Точно такую же нехитрую биографию можно проследить у Плотниковых и Поваровых, Кузнецовых или Портновых. Фамилия по роду занятий давалась тоже очень часто.

Но порой изволили и пошутить. Прозвище, даже неблагозвучное, могло стать «фамилией»: например, Дурново. Известно, что этот род берет начало от Микулы Дурново, внука Василия Толстого по прозвищу… Дурной. Вот так: придумали в XV веке, и закрепилось. К слову, Дурново были впоследствии богаты и знамениты.

А у дворянского рода Хитрово происхождение еще интереснее: они пошли от монгола Эду-Хана, который в 1371 году приехал из Орды к рязанскому князю Олегу Ивановичу. На Руси Эду-Хан крестился и стал называться Андреем Мирославичем, и даже получил деревеньку Брагино. Но называться стал не Брагиным (как следовало ожидать),