Северный полюс - Роберт Пири

Я надеялся, что при хорошей погоде, и если лед будет не хуже, чем тот, по которому мы уже прошли, Боруп сможет пройти со мной за 85-ую параллель, Марвин за 86-ую, а Бартлетт за 87-ую. В конце каждого маршрута в пять переходов я буду отсылать обратно самых ненадежных собак, наименее работоспособных эскимосов и поврежденные сани.

Как будет ясно из последующего, эта программа была выполнена без заминки, и каждый отряд прошел со мной даже дальше на север, чем предполагалось. Боруп и его люди оставили на этой стоянке продовольствие, снаряжение и все свои пожитки, чтобы в последний переход не возить лишний раз туда и обратно около 250 фунтов груза, а забрать его на обратном пути.

19 марта было солнечно. Полярный день прочно вступил в свои права, и солнце, кружа по небу, почти половину суток стояло над горизонтом, а вторую половину темноты почти не было — лишь серые сумерки.

Температура в этот день держалась за 50° ниже нуля [134], о чем свидетельствовал замерзший коньяк и облако пара, окутывавшее собак; пузырьки воздуха в спиртовых термометрах не позволяли производить точный отсчет. Пузырьки эти появлялись потому, что разрывался столбик спирта из-за постоянного сотрясения термометра в пути. Их можно было удалить вечером на стоянке, но для этого требовалось время, а поскольку точное определение температур в течение шести или семи недель нашего марша к полюсу и обратно не могло сколько-нибудь серьезно отразиться на успехе всего предприятия, то я и не считал нужным исправлять термометр каждый вечер. Когда я не слишком уставал, я удалял пузырьки.

Марвин, по-прежнему шедший в головном отряде, обеспечил нам переход миль в пятнадцать, а то и больше. След шел вначале по тяжелому слоеному льду, а затем по крупным ледяным полям с более ровной поверхностью. Однако при этом читатель должен учесть: на полярном льду мы называем ровной такую дорогу, которую в любом другом месте сочли бы весьма ухабистой.

К концу этого перехода мы оказались между 85°07′ и 85°30′ северной широты, или примерно на широте нашего «Штормового лагеря» 1906 года. Однако теперь мы достигли этих широт на 23 дня раньше, чем в 1906 году, а что касается снаряжения, продовольствия и общего состояния людей и собак, то тут просто не могло быть сравнения. Бартлетт считал, что мы находимся под 85°30′ северной широты, Марвин называл цифру 85°25′, а я 85°20′. Действительное положение, вычисленное позднее от того пункта, где благодаря более высокому стоянию солнца мы впервые могли произвести широтное наблюдение, оказалось 85°23′ северной широты.

Наутро Бартлетт вновь стал во главе авангардного отряда и, взяв с собой двух эскимосов, 16 собак и двое саней, вышел на север. Несколько позже Боруп с тремя эскимосами, шестнадцатью собаками и одними санями выехал обратно на юг.

Мне было жаль, что обстоятельства потребовали отослать Борупа во главе второго вспомогательного отряда. Наш молодой силач был ценным членом экспедиции. Он вкладывал в работу душу и управлялся с тяжелыми санями и собаками не хуже любого эскимоса, с проворством, которое вызывало восхищение у всех участников экспедиции, и его отец мог бы гордиться им, если бы он его видел. Однако при всем своем рвении Боруп имел слишком мало опыта работы на предательском полярном льду, и я не хотел подвергать его дальнейшему риску. Кроме того, он так же, как и Макмиллан, отморозил себе пятку.

Борупу очень не хотелось возвращаться на сушу, но у него были все основания гордиться своей работой, так же как я гордился им. Он пронес знамя Йейлского университета за 85° северной широты, пройдя с ним столько же миль по полярному льду, сколько Нансен за все свое путешествие от корабля до крайней северной точки своего маршрута.

Как сейчас вижу перед собой пылкое, умное лицо Борупа, слегка омраченное печалью, когда он наконец повернул назад и исчез вместе с эскимосами и окутанными паром собаками среди торосов.

Через несколько минут после отъезда Борупа Хенсон с двумя эскимосами, тремя санями и 24 собаками вышел на север вслед за Бартлеттом. Мы с Марвином и четырьмя эскимосами, на пяти санях с 40 собаками, остались в лагере еще на сутки, чтобы дать Бартлетту фору в один переход. С уходом вспомогательного отряда Борупа состав главных сил экспедиции сократился до 12 человек, 10 саней и 80 собак.

Отныне каждый отряд состоял из трех человек вместо четырех, однако я не уменьшил суточный рацион чая, молока и спиртного на каждый отряд. Это означало, что индивидуальная норма этих продуктов питания несколько увеличилась, но я счел это оправданным, если только нам удастся сохранить нынешний темп передвижения. При повышенном аппетите, который появляется от продолжительной работы, три человека легко могли разделаться с нормой чая, выдаваемой на четверых. Кроме того, троим в иглу было удобнее, чем четверым, а то, что для постройки снежных домов оставалось меньшее количество людей, компенсировалось — в смысле затраты времени и труда меньшими размерами самих иглу.

Мы восстановили порядок следования головным и основным отрядом, нарушенный за последние два перехода. Незаходящее солнце позволило изменить схему таким образом, чтобы оба отряда встречались каждые сутки. Основной отряд оставался в лагере в течение 12 часов после ухода головного. Последний совершал переход, устраивал лагерь и располагался на отдых. Когда основной отряд достигал места стоянки, головной отряд снова пускался в путь, а члены основного отряда занимали уже построенные иглу и укладывались спать.

Таким образом, я каждые сутки виделся с Бартлеттом и его отрядом; это позволило при необходимости перераспределять грузы и морально поддерживать людей. На этом этапе путешествия отряд Хенсона шел вместе с отрядом Бартлетта, а Марвин и его люди со мной. При таком порядке следования отряды держались ближе один к другому, у людей, шедших в авангарде, было спокойнее на душе, и вполовину уменьшалась опасность быть разобщенными открывшейся полыньей.

Время от времени я находил нужным переводить какого-либо эскимоса из одного отряда в другой. Порою, как я уже говорил, управляться с этим странным народом довольно трудно, и если Бартлетт или кто-либо еще из членов экспедиции недолюбливал какого-нибудь эскимоса или им было трудно с ним ладить, я брал его к себе в отряд и отдавал взамен одного из своих — я умел ладить с любым из них. Другими словами, я отдавал своим помощникам людей, которые были им по душе, а остающихся забирал себе. Разумеется, укомплектовывая свой отряд для последнего броска, я отбирал своих любимцев из числа самых работящих эскимосов.

На следующей стоянке Марвин замерил глубину океана и, к нашему удивлению, достиг дна всего лишь на глубине 310 морских саженей [135]; при сворачивании проволока оборвалась, и часть ее вместе с лотом осталась на дне океана.

Вскоре после полуночи мы тронулись в путь и за короткий переход всего в десять миль — достигли стоянки Бартлетта. У них поломались сани люди Хенсона с одним эскимосом Бартлетта все еще возились над ними. Сам Бартлетт ушел вперед, а Хенсон с отрядом отправились за ним следом вскоре после нашего прибытия.

Марвин снова приступил к измерению глубины, но, вытравив 700 морских саженей [136] проволоки и не достав дна, потерял два ледоруба, которые он использовал вместо лота, и еще часть проволоки. После этого мы легли спать. Стоял ясный, сверкающий солнечный день, дул легкий северный ветер, температура держалась за 40° ниже нуля [137].

В следующий переход, 22 марта, мы прошли не меньше 15 миль. Сначала наш путь был очень извилист и пролегал через тяжелый торосистый лед, от которого доставалось и людям, и собакам, и саням, но потом мы пошли по прямой через большие и ровные ледяные поля. Закончив переход, мы узнали, что Бартлетт с одним из своих эскимосов уже снова вышел в путь, но отряд Хенсона был еще в иглу. Укеа, сломавший сани накануне, также оставался в лагере. Я отдал ему сани Марвина и отправил его вместе с отрядом Хенсона дальше помогать Бартлетту прокладывать след. Легко разгрузив поврежденные сани, я отдал их Марвину. Поход проходил не без трудностей, но наш план пока что оправдывал себя. Мы были полны надежд и в самом радужном расположении духа.

Глава 27

Прощание с Марвином

До сих пор мы не производили определений широты. При низком положении солнца над горизонтом результаты наблюдений были бы неточными. К тому же мы шли в хорошем темпе, и среднего наших предположений, основанного на нашем ледовом опыте, было достаточно для счисления. Но вот выдался ясный, спокойный день с 40-градусным морозом, и мы решили проверить наше счислимое положение. Я велел эскимосам построить из снега укрытие от ветра, чтобы Марвин мог определить широту, измерив высоту солнца при прохождении через меридиан. Я предполагал, что Марвин будет производить все наблюдения вплоть до крайней северной точки своего маршрута, а Бартлетт соответственно своего. Тому были две причины. Первая — я берег свое зрение, вторая, и основная, — я хотел иметь серии независимых наблюдений для определения пройденного расстояния.