Клетка - Марина Болдова

– Пап, она меня избила. Ты осторожней, она с ума сошла, – откуда-то сзади раздался Петькин голос.

– Заткнись. Скорую вызови, не видишь, плохо ей. Ну, живо! – он зло оглянулся на сына. Петр кинулся на кухню к телефону.

– Таня, успокойся. Где мама? – Зотову удалось обойти жену сзади и удержать за плечи.

– Там, – Татьяна кивнула, – Только там не она, там труп. Ты убил и ее!

– Хорошо, иди в комнату. Полежи, я схожу, посмотрю, что с Раисой Сергеевной.

Татьяна, неожиданно послушавшись, зашла в спальню и закрыла за собой дверь.

Зотов, увидев скрюченное в последней судороге тело, сразу понял, что теща умерла. Страх и боль были последними эмоциями, испытанными ею в этой жизни.

Он как-то забыл про сына. Оставив его в квартире, он отвез жену в больницу, а тело тещи в морг. А когда в конце дня позвонил в дверь, ему никто не открыл. Он порадовался, что захватил запасные ключи, всегда лежавшие в маленьком ящике стенного шкафа прихожей. Он думал, что Петька сбежал, испугавшись гнева его, Зотова. Но тот был дома.

Сын – не сын полусидел в кресле, раскинув по подлокотникам руки. Под правой рукой на пушистом ковре лежал пустой шприц.

– Вот, урод! Да кончится ли это когда-нибудь?! – Зотову пришла в голову отчаянная мысль, что бесполезно расставаться с прошлым. Оно догонит и добавит. А то и не отпустит совсем. Посмотрев на сына, он вдруг насторожился. Из уголка рта Петьки текла пенящаяся слюна.

– Черт! Черт! – орал он, тыкая в кнопки телефона. А потом молил Бога, чтобы скорая успела. А потом был очередной больничный коридор. А потом он ждал, пока выйдет врач. Он ждал, чтобы его успокоили, но слова «мы сделали, что смогли», поставили точку. Он только покачал головой. И пошел прочь. Прочь – в ночь. Позвонила Арина, но он не смог бы ее видеть. Он любил ее так, что не хотел, чтобы она отобрала бы у него хоть частичку его боли. А она бы отобрала. И сама бы заболела его горем. А ей и своего хватает. Или у них теперь все общее?

Он лег спать в своем бывшем кабинете. Прямо на диване, в одежде, подложив под голову дурацкую синюю подушку в виде сердечка. Разве сердце бывает синим?

И проспал до утра…

– Ей лучше? – спросил он у врача, который подошел к нему сам.

– Да, в общем. Просто нервный срыв. Главное, оградить ее от волнений.

– Как? Мать в морге.

– Это она уже «переварила».

– Вчера умер и сын. В наркологичке.

– Я бы не советовал пока сообщать ей об этом сейчас. Подождите хотя бы до завтра. Это ваш общий сын?

– До последнего времени я думал, что «да», – бормотнул Зотов в сторону, – Хорошо. Когда я могу ее забрать?

– Похороны ее матери завтра?

– Да.

– А сына?

– Наверное, тоже. Придется все-таки Татьяне сказать. Вы побудьте рядом. Я за нее не ручаюсь.

– Пойдемте, – он кивнул на дверь палаты, в которой лежала Татьяна.

Он смотрел на нее с жалостью. Он не мог настолько контролировать мимику своего лица, чтобы скрыть эту жалость. Татьяна вдруг приподнялась на локтях, но посмотрела при этом на врача.

– Петя где? – спросила она тихо.

– Его больше нет, Таня, – язык у Зотова отказывался ему повиноваться.

– Что ты там бормочешь? Я вижу, что его нет! Я спрашиваю, где он? – она зло зыркнула на Зотова и опять перевела вопросительный взгляд на врача.

– Татьяна Григорьевна. Ваш муж пытается вам сказать, что…

– Ты его избил, да? Ты, Зотов, поднял на него руку! Он тебе никто, он мой сын! Только я имею право его наказывать! Где он? В больнице? Я пойду к нему. А на тебя, Зотов, я подам в суд за избиение ребенка.

Зотов беспомощно отступил к двери. Вошедшая медсестра сделала Татьяне укол.

– Татьяна Григорьевна, ваш сын мертв. Он ввел себе слишком большую дозу наркотика. Его не спасли.

– Зотов, скажи, что это неправда. Лучше скажи!

– Таня, Петя умер. Я сам его отвез в больницу. Но было поздно.

Лучше бы он молчал. Этот взгляд бывшей жены он будет помнить всегда. Все проклятья ада были в этом взгляде. Зотов подумал, что никогда не знал ее до конца. Он отгораживался от нее, выстраивая свое понимание этой женщины. Такое, которое устраивало его. Он вспомнил разом все ее вспышки злости, копившейся месяцами и прорывавшейся всегда в неожиданный момент. Вроде, как и без повода. А он молча уходил от нее в другую комнату, давая успокоится. Или уезжал к леснику Михеичу. Отпарив в баньке свою маету, залив ее водочкой под соленья, он возвращался к ней. И, вроде бы, терпелось. Он вспомнил вдруг это непривычное для простого уха словечко «зомбирует», как определил Михеич отношение жены к нему, Зотову. И так же вдруг дошел до него смысл этого слова. И вздохнул свободнее. Посмотрел на бывшую с жалостью и вышел вон.

Глава 48

– Почему мне сразу никто не сказал? Ладно, они, но ты, моя подруга! – Лена сквозь слезы требовательно смотрела на Арину.

– Ты была в шоке. Тебе могло стать хуже.

– Я ночь проспала спокойно. А мой муж в это время лежал в морге! Как мне теперь дочери в глаза смотреть?

– Господи, ну, о чем ты беспокоишься, Кислова! – Арина намеренно назвала Лену по фамилии. Они так всегда выражали недовольство друг другом, – Варюшка за тебя испугалась, сама умоляла всех ничего тебе до утра не говорить.

– А где она?

– Мы с Зотовым ее к Эмме отвезли переночевать. Правильно? Она, собственно, и сама туда просилась.

– Хорошо, – Лена вдруг расплакалась.

– Ленусь, ты может, выпьешь чего?

– Ага. Яду. Вот ведь напасть какая, Ариша! Кольки нет больше, а я только то и делаю, что все грехи перед ним совершенные, считаю.

– Что уж ты, грешница великая? Это ты поездку в Сочи вспомнила никак?

– Это ерунда. Там, с этим жиголо, и не было ничего такого. Поцелуйчики украдкой, да купание нагишом в море. Я же знаю, что Колька мне изменял. И знаю, с кем.

– Что же молчала?

– Да видела я, что любит только меня. И глаза закрывала. Только червоточинка маленькая имелась. Вот в Сочи на приключения и потянуло. А в принципе, вспомнить нечего.

– А грех-то великий? Ты что, о другом? – догадалась Арина.

– Помнишь Буклеева?

– Как такого забудешь?! Мне Судняк из-за него чуть челюсть не вывихнул!

– Да, Ванька обхаживать умеет! Вот и я повелась. Знала, что в отместку тебе он за мной ухлестывать стал, и все равно повелась. Только ты так ничего и не узнала, как он ни старался. Он думал, я тебе сразу доложусь. А я промолчала.

– А зачем ты с ним?

– Колька тогда совсем сдурел. Это я сейчас понимаю, что и сама виновата. Кроме, как «отойди, козел» он от меня ничего в последнее время и не слышал. Достал со своими кобелиными случками!

– Лен, ты что такое говоришь!

– Правду, Галанина. Только правду. Господи, знала бы я, что ему так мало осталось! Он, я только сейчас поняла, просто жить торопился. Словно, предчувствовал что. А я его отталкивала. А потом с Буклеевым…, – Лена опять заплакала, – И прощения теперь попросить не у кого!

– Лен, нам пора. Держи, одевайся, – Арина протянула ей пакет с одеждой.

– Куда мне сейчас? Нужно похоронами заниматься, да? А где Ирина? – Лена вдруг забеспокоилась.

– Она жива. Ей вчера операцию сделали. Здесь, в реанимации лежит. Туда не пускают, я с Машей разговаривала, она в коридоре на кушетке рядом с отделением ночь провела. А похоронами есть, кому заниматься.

– Зотов, да?

– Нет, Лен. На него столько свалилось! Вчера теща умерла. И жена в больнице. Мне Алексей только и сказал, что там сын во всем виноват, что-то с наркотиками связано, – Арина вынула из сумки вибрирующий телефон, – Да, Леша. Я все поняла. Я пока с Леной. Хорошо, будем созваниваться.

– Ты что побледнела?

– Вчера вечером умер сын Алексея. Случайно или нет, ввел себе слишком большую дозу наркотика. Господи, ну за что Лешке все это? Неужели же он грешен только тем, что полюбил? Или же грех то, что жил без любви тридцать лет? Знаешь, его жена ему призналась, что Петр не его сын. Он сын погибшего Курлина. Ну, того – фотографа.

Лена только покачала головой, пытаясь осмыслить услышанное. «Роман пиши – жизни не хватит», – подумалось ей.

Глава 49

За веселостью и легкостью он пытался скрыть тревогу. Он слишком хорошо знал свою мать, чтобы поверить в то, что упоминание ею в разговоре каких-то, оставленных отцом квадратных метров, это все, что она хотела сказать. Но он не считал себя вправе лезть к ней в душу. Мать сильно волновалась, он терпеливо ждал, пока она решиться сказать то, что хотела, но она промолчала. Сейчас, глядя на закрытую дверь ее спальни, он уговаривал себя подождать еще немного. Может быть, она просто спит. Хотя уже одиннадцать часов.

Вчера она приехала домой, когда он, наевшись пельменей (больше ничего в холодильнике не было, что уже было непривычно), сидел в своей комнате и готовился к семинару. Он решил, что сейчас допишет страничку и выйдет к ней. Страничек написалось несколько, и, когда он осторожно постучался к ней в спальню, она не ответила. Полоска света от ночника пробивалась сквозь застекленную вставку над дверью, и у Саши, уже в который раз, мелькнула мысль, что мама не иначе как под наркозом приобрела эту квартиру. Он считал, что привести ее в порядок, сделав хотя бы косметический ремонт, встанет в круглую сумму. Которой, как он понимал, у них сейчас нет.