Жизнь как чудо. Путешествие с Волшебным Перышком - Ирина Семина

— Отныне мы вместе жить будем, — объявил мужчина, бывший Дед. — И в сельсовете запишемся. Мы теперича семья, прощу любить и жаловать.

— А ведь как надо? — почесал в затылке дел Какнадов. — Может, так оно и надо? Ведь кто его знает???

— Ну, как надо — мы не знаем, а как хотелось, так и порешили, — сказала женщина. — Одно знаю: не надо человеку себя до срока в старики записывать, валенки да платки нацеплять. Молодость, она не в годах, она в душе.

— Верно говорит, верно, — зашумели деревенские. — У нас сколько народу раньше срока загнулось от этих кацавеек-валенок! Не хотим больше себя заживо хоронить у телевизора! Будем знакомиться!

В общем, сельсовету работы прибавилось: все перезнакомились и жениться начали. Только наши-то — первыми были. И свадебка у них была что надо, всей деревней гуляли!

А еще появились у них в доме серая кошечка Седина и черный кот Бес. Седина у хозяйки в головах спала, а Бес — у хозяина на животе. Стали они котят исправно приносить, а наши молодые их одно-сельчанам раздаривали. Чтобы не забывали — Седина в голову, Бес в ребро, и возраст тут решительно ни при чем!

Лика и Вадим Сергеевич веселились от души.

— Ну надо же! От черта оборонялся! Ха-ха-ха-ха-ха!

— А как она деду Какнадову: «Осиновым поленом отхожу!» Хи-хи-хи-хи!

— Понравилось? — спросило довольное Перышко.

— Очень! — в один голос ответили Лика и Вадим Сергеевич.

— А главную мысль уловили?

— Да тут много Посланий было! — наперебой заговорили любители сказок.

♦ Любви все возрасты покорны.

♦ Никто не знает, как надо на самом деле.

♦ Взаперти да в одиночку — не жизнь!

♦ Молва и кривотолки утихают, если их не боишься!

♦ Молодость не в годах, а в душе!

♦ Лучшее природное лечение — росой да глиной, а круче всего — осиновое полено!

— Все правильно! Только главная мысль тут, на мой взгляд, такая: не может человек без Любви жить! Дуреет он без Любви! А если в жизни Любовь имеется — так и все вокруг яркими красками расцветает. Я вот так полагаю, — добавило Волшебное Перышко.

— Спасибо вам, — солидно откашлялся Вадим Сергеевич. — Знаете, я как-то на свою проблему по-другому посмотрел. Действительно: взрослый мужик я или вечный мальчик? Пора мне самостоятельные решения принимать и новые отношения с мамой строить. Не хочу больше на вышке сидеть, в бинокль смотреть, границы свои сторожить. Буду пробовать!

— А может, с нами? К Сказочнице? — предложила Лика.

— Спасибо. Но нет. Для меня это вроде как бегство будет. А я и так все время от решения убегаю. Стыдно мне будет спасения у Сказочницы просить. Сам должен.

— Удачи вам, Вадим Сергеевич! — пожелала Лика. — У вас все получится. Я в вас верю.

— Благодарю. Это очень важно, когда в тебя кто-то верит. Вы мне теперь как Путеводная Звезда. Если вы смогли — и я смогу.

И Вадим Сергеевич решительно зашагал прочь, в чащу. А Лика с Перышком пошли по тропинке дальше — в свою сказку.

Солнышко припекало, птицы пели, а Лика с Перышком беседовали на ходу.

— Перышко! А что Вадим говорил про Путеводную Звезду? Мне как-то в душу запало!

— Путеводная Звезда — это как компас, как маяк. Показывает путь, не дает человеку сбиться с верного направления.

— Тогда мне тоже нужна Путеводная Звезда! А то сейчас я с тобой, и мне не страшно. А когда самой придется? Определенно, попрошу Сказочницу написать мне такую сказку! А то кто я без Путеводной Звезды? Так, маленькая заблудившаяся девочка. А с ней я точно буду знать, куда идти!

— Ладно. Вот доберемся до Сказочницы — и попросишь все, что пожелаешь!

— Скорее бы уже! Тебе больше повезло. Тебя Воробышек к Сказочнице принес. Раз — и там! Вот если бы мне туда кто-то перенес. Какая-нибудь большая птица! Или если бы я сама могла летать, как ты!

— А ты что, не можешь? — флегматично спросило Перышко.

— Конечно нет! Людям летать не дано. У нас же крыльев нет.

— Есть. Только невидимые. А раньше видимые были. Это когда люди с Ангелами летали.

— Люди летали с Ангелами? Это сказка такая, да? Перышко, миленькое, расскажи!

— Да пожалуйста! Это и правда очень красивая легенда. Я думало, ты знаешь.

Сказка двадцатая

ЛЮДИ-ПТИЦЫ

асскажу я вам, ребятушки, старую сказку. Я ее еще от своей бабушки слышала, а она — от своей. Видно, сказка из такой глубины веков к нам пришла, что сейчас и не вспомнишь…

Слыхали вы когда-нибудь, что в древние времена все люди были птицами? Да-да, и вы тоже! Кто сказал «от обезьяны»? Ну про это сказки пусть вам дедушка Дарвин рассказывает, мне это неведомо, я уж про птиц…

Так вот: были мы, стало быть, птицами… Тогда у нас были крылья, и могли мы и за дальние моря летать, и к солнцу подниматься. Слышали, говорят: «Человек рожден для счастья, как птица для полета?» Вот, это древняя память в нас живет, в словах проявляется…

Хорошо тогда было жить, привольно! Захотел есть — опустился на землю, зернышек поклевал, водицы родниковой испил — и довольно тебе, можно снова в полет. Захотел с Ангелами поговорить — взмыл свечой в небо, поднялся над облаками — а там легко и солнечно, и душа поет! Ангельский язык все знали, потому как люди-птицы с Ангелами были в прямом родстве.

Да и жили мы тогда между землей и небом — на деревьях гнезда вили. И птенцы наши между землей и небом вырастали. Когда приходило время, родители учили детишек сначала не ходить, а летать — как говорится, на крыло ставили. «Родительское гнездо» — слышали такое? Опять же — не забыли люди…

Память, она такая — то, что в голове, быстро стирается-забывается, а то, что в крови — нет-нет да и вылезет. «Лебединая верность», «соловьем заливается», «галдят, как птичий базар», «мудрый, как филин» — все оттуда, из тех времен.

Господь создал людей-птиц так, что не были они ни к чему привязаны, всего им на земле хватало, везде они себе и кров, и пишу находили. Холодно стало — так в стаю, и в теплые края, на зимовку. Тесно стало — так крылья границ не знают, лети, куда глаза глядят, мир большой! Все птицы разные, да равные, ни зависти между ними нет, ни соперничества.

И вот однажды случилась такая история: появилась среди них чужая птица. Откуда она взялась — то мне неведомо, но по всему — прилетела из другой сказки, а то и из другого мира. Потому что была она черной — и оперением, и мыслями, и душой. Доселе таких на земле не водилось. Пролетела Черная Птица над землей, роняя перья. Где она черное перо обронит, там раздоры сеет, или сомнения, или злоба черная прорастает. Никто тогда не знал, что завали эту птицу Зависть. Да и откуда им знать, если доселе никакой зависти на Земле не водилось? А уж тем более что черные перья зависти надо немедленно выпалывать и сжигать, пока не проросли? Да, ребятушки, никто не знал и не ведал… И приключилось страшное дело!

Вдруг люди-птицы стали задумываться: у кого гнездо выше, а у кого ниже, кому вода из родника досталась, а кому из речки, у кого птенцы раньше из гнезда вылетели, у кого позже. Сравнивать стали, стремиться соседей обойти.

Тут кто-то придумал запасы делать — стал в гнездо еду впрок таскать. Раньше-то ведь как? Поел сколько надо — и лети себе налегке, надо будет — еще поешь. А тут Черная Зависть внушила многим, что все когда-нибудь кончается, а потом наступают черные времена. И если впрок не отложить, то придет время — и спохватишься, ан запаса-то и нет! Ну, стали на черный день про запас откладывать, а запас на самом деле и карман тянет, и гнездо — вот уж чье-то под тяжестью и рухнуло на землю, потом еще одно и еще. Тогда птицы придумали гнезда на земле устраивать — ниже ее не упадешь, земля всех держит. Да и зернышек-ягодок еще больше можно запасти…

Тут какой-то сороке надо было по делам отлететь. А она рябины в гнездо много натаскала. Оставлять жалко: а вдруг какой завистник повытаскает? Ну сорока нанизала рябину на тонкий прутик, как сумела, да на шею себе и повесила.

Вот летит она — а лететь тяжело, ожерелье к земле тянет, крылья устают, приходится то и дело садиться отдыхать. А Птица-Зависть уже тут как тут: одну в сердце клюнула, другую… Стали все чаше и другие запасы при себе носить, кто на шею повесит, кто на голову. Постепенно и взлетать уже не могли — стали все чаше по земле передвигаться. Зато стали себя украшать бусами и ожерельями, и чем тяжелее, тем лучше: все видят, богатая, стало быть, птица…

Ну, по земле ходить — оно, конечно, ноги развивает, зато крыльям нагрузки нет, они и стали потихоньку высыхать и в размерах уменьшаться, за ненадобностью. Скоро в руки превратились, потому что ими удобно запасы на ниточки нанизывать. Ну и пошло-поехало… Первое время еще в небо поднимались, полетать в синеве, а потом недосуг стало — богатства надо копить, гнездо охранять, конкурентов устранять.