Русские научные экспедиции в Трапезунд (1916, 1917 гг.) - Анна Георгиевна Цыпкина

Ф. И. Успенский считал наиболее близкой к миссии Православного палестинского общества, в задачу которого входило и налаживание общего языка между народами[758]), не желавшего осложнять отношения с местным населением, С. Р. Минцлов не любил и не понимал политическую осторожность академика: «Раз идет вопрос о науке – все остальное должно отметаться без разговоров»[759]. И как он «ни уговаривал Ф. И. Успенского предпринять настоящие, полные раскопки в храме, <тот> не согласился, ссылаясь на недостаток времени и рабочих рук», и археологам пришлось «перейти к обследованию алтарной части». Сожалея о несделанном, С. Р. Минцлов приходит к выводу, что именно «раскопки этого места – площади, – вокруг собора Богородицы Златоглавой и, наконец, всего внутреннего пространства величавых развалин дворца Комненов, должны занять первую очередь в плане работ археологического исследования Трапезонда»[760].

Впрочем, к раскопкам сени рядом с Собором Богородицы Златоглавой все-таки вернулись пару месяцев спустя. Запись С. Р. Минцлова от 24 сентября 1916 г. гласит: «По общему настоянию, А. В. фон Шварц приказал сломать около собора турецкие домишки, и арена для будущих археологических разысканий свободна. Среди расчищенного места, против алтаря, одиноко стоит теперь древняя сень; на капителях четырех колонн ее видны орнаменты и, если вглядеться, заметно, что среди них имелись кресты, частью сбитые молотками завоевателей. <…> Могилу вскрыли; она оказалась выложенной плитами белого мрамора, сверху лежал костяк турецкого погребения; под ним, на большой глубине оказался скелет более древний; кости последнего находились в беспорядке, свидетельствовавшем, что эту могилу обшаривали чьи-то руки»[761].

В скромной колонке «По городу» газеты «Трапезондский военный листок» от 6 ноября 1916 г. сообщается о «замощении улицы на месте сломанных ветхих лачуг, окружавших древний собор Богородицы Златоглавой», где «во времена Трапезондской империи площадь служила кладбищем для императоров и знати города; уцелевшая близ восточной стены храма сень на четырех колоннах служила усыпальницей кому-то из сильных мира сего. Кто был похоронен в облицованной белым мрамором могиле под нею – неизвестно, но существует предположение, что в ней покоился прах императора Трапезонда Алексея III»[762]. Позднее, в № 30 от 4 декабря 1916 г., С. Р. Минцлов даст более полное описание могилы: «Сломка домов, сдавивших часовню, повела к неожиданному открытию: часовня оказалась древнюю сенью на четырех колоннах византийской эпохи. <…> Под деревянным надгробием открылась, облицованная белыми мраморными плитами, могила; на небольшой глубине в ней лежал мужской скелет. Осмотр костей и, главным образом, черепа разрешил легенду о юном пастухе: такова участь археологии, призванной заменять фантастические вымыслы действительностью! <…> Скелет помещался не на дне могилы и потому раскопки ея стали вестись дальше; на глубине, приблизительно еще в полусажени открылся второй скелет, лежавший ногами на восток. Кости его были переворошены; видимо, чьи-то руки рылись между ними и тщательно выбирали находившиеся при них драгоценности. В ногах скелета валялся полуразбитый глиняный кувшин, обычной турецкой формы; надо думать, что грабитель, покопавшись в могиле, вымыл в ней руки и затем бросил кувшин, или же забыл его в яме. Кроме кувшина никаких других находок при скелете не отыскалось. Кости, благодаря просачиванью воды из водопроводных труб, были почти черного цвета и несколько перетлели; хорошо сохранился только череп длинноголового типа, весьма похожий на тот, что был найден в алтаре св. Евгения. И также, как в том случае, возник вопрос: кто лежал в беломраморном склепе под сенью у храма Богородицы? Летописи свидетельствуют, что где-то в тех местах лег на вечный покой император Трапезонда – Алексей Ш»[763].

§ 3.5. Мощи Св. Евгения

Будучи единственным археологом по образованию среди коллег Ф. И. Успенского, С. Р. Минцлов радел о проведении раскопок в городе. Вполне возможно, что именно по его предложению, сносятся лачуги и вокруг мечети, бывшей Богородицы Златоглавой, «теснящие ее и сень над гробницей мусульманского святого»[764]. Изначально Ф. И. Успенский на это не соглашался, но в качестве утешения в июне 1916 г. предложил С. Р. Минцлову искать мощи Св. Евгения в одноименной церкви: с его точки зрения, турки должны были видеть, что русские, вошедшие в Трапезунд, «святыни их уважают, ни михрабов, ничего не трогали»[765]. Раскопки в храме Св. Евгения Ф. И. Успенский начал, уступив многим просьбам С. Р. Минцлова, и то потому (согласно Минцлову), что церковь «на отлете, за городом, там нас никто не увидит»[766]. «Эх, не там, где надо, мы возимся!» – сожалеет С. Р. Минцлов[767], желавший более масштабных археологических исследований. Почему Успенский боялся быть замеченным? Вероятно, в том числе чтобы не давать повода простому населению думать, будто бы ищет какой-то материальный клад, как и по сей день думают многие про археологов.

В «Трапезондской военном листке» С. Р. Минцлов оставит положительное воспоминание о раскопках в церкви Св. Евгения (см. о церкви Приложение Е) – описание открытого чудесного каменного пола: «По снятии досок, под ними оказалась разноцветная мозаика, византийских времен. Ближайшая к алтарю часть ее сохранилась недурно, в алтаре же и во входной половине под досками обнаружилась одна земля. Судя по полу, собор пережил на своем веку четыре эпохи: первую, период расцвета и богатства, когда его устраивали руки художника; вторую – когда храм начал беднеть и попечители его могли производить починки чудесного пола только заплатами, из местного мрамора; в третьем периоде культ св. Евгения, видимо, настолько упал, что заплаты на художественном полу находили возможным накладывать из самых простых, известковых плит. В четвертом периоде изуродованные остатки древнего великолепия на четыре с половиною столетия скрылись от глаз людей под досками и циновками мусульман»[768].

В СПбФ АРАН также хранится письмо С. Р. Минцлова Ф. И. Успенскому с отчетом о проделанных археологических работах[769], скорее всего, как раз в бывшей церкви Св. Евгения: «У северной стены ничего не оказывается: работу довели до грунта. В левом приделе как раз на самой середине, под царскими вратами, лежала на глубине Уд аршина квадратная песчаная плитка и над ней, в углублении в …[770] размером лежало несколько истлевших косточек, кусочки стекла и прилагаемые предметы. Кости были прикрыты доской, следы которой ясно сохранились на плите. Закрывать до Вашего осмотра я не хотел; время еще оставалось и потому против алтаря, снаружи, я хотел прорыть траншейку, но сразу же наткнулся на щебень, вынесенный, очевидно, из храма и однородный с тем, что мы находили в нем; под щебнем, на глубине всего полуаршина лежал скелет, весь