Богоборцы из НКВД - Олег Смыслов

Этот «новый красивый балет» — и был тот самый, в котором, к изумлению публики, на сцену вышла Ксешинская.

В тот вечер мать ещё раз поняла, как мягок её Ники.

Но следующее утро, 18 мая, стёрло из её памяти и злополучный балет, и торжествующую Матильду. 18 мая стал одним из страшных дней царствования её сына.

По ритуалу после коронации происходит народное гулянье с раздачей бесплатной еды, сладостей, пряников… Место для гулянья было выбрано за чертой города, на Ходынском поле.

Древнее: «хлеба и зрелищ» — Цезарь и народ.

На Ходынском поле стояли палатки, цветастые, со сладостями. И кружки должны были давать — коронационные, с гербами, и всё бесплатно. Но между палатками и собравшейся в ночь с 17-го (17!) толпой находились забытые рвы. Забытые благодаря разгильдяйству властей. Много пришло людей на даровое угощение… Сошлось, сгрудилось не менее полумиллиона, так спрессовались — ядром не пробить. Все ждали, когда начнётся раздача подарков. И тут раздались крики — задыхались люди в толпе. Кто-то решил — лакомства дают! И поднапёрли. Сдвинулась груда тел, и попадали люди в ямы, а по головам, по раздавленным грудным клеткам — толпа…»

В. А. Гиляровский, известный московский журналист и писатель, которого знала буквально вся столица, вспомнит, как в 1896 году, перед самыми коронационными торжествами, к нему приехал М. А. Саблин и от имени редакции попросил давать для газеты описания событий, связанных с торжествами.

«Около двухсот русских и иностранных корреспондентов прибыло к этим дням в Москву, но я был единственный из всех проведший всю ночь в самом пекле катастрофы, среди многотысячной толпы, задыхавшейся и умиравшей на Ходынском поле.

Накануне народного праздника вечером, усталый от дневной корреспондентской работы, я прямо из редакции «Русских ведомостей» решил поехать в скаковой павильон на Ходынку и осмотреть оттуда картину поля, куда с полудня шёл уже народ.

Днём я осматривал Ходынку, где готовился народный праздник. Поле застроено. Всюду эстрады песенников и оркестров, столбы с развешанными призами, начиная от пары сапог и кончая самоваром, ряд бараков с бочками для пива и мёда для дарового угощения, карусели, наскоро выстроенный огромный дощатый театр под управлением знаменитого М. В. Лентовского и актёра Форкатия, и, наконец, главный соблазн — сотни свеженьких деревянных будочек, разбросанных линиями и углами, откуда предполагалась раздача узелков с колбасой, пряниками, орехами, пирогов с мясом и дичью и коронационных кружек.

Хорошенькие эмалевые белые с золотом и гербом, разноцветно разрисованные кружки были выставлены во многих магазинах напоказ. И каждый шёл на Ходынку не столько на праздник, сколько за тем, чтобы добыть такую кружку. Каменный царский павильон, единственное уцелевшее от бывшей на этом месте промышленной выставки здание, расцвеченное материями и флагами, господствовало над местностью. Рядом с ним уже совсем не праздничным жёлтым пятном зиял глубокий ров — место прежних выставок. Ров шириной сажен в тридцать, с обрывистыми берегами, отвесной стеной, где глиняной, где песчаной, с изрытым неровным дном, откуда долгое время брали песок и глину для нужд столицы. В длину этот ров по направлению к Ваганьковскому кладбищу тянулся сажен на сто. Ямы, ямы и ямы, кое-где поросшие травой, кое-где с уцелевшими голыми буграми. А справа к лагерю, над обрывистым берегом рва, почти рядом с краем её, сверкали заманчиво на солнце ряды будочек с подарками».

Выйдя из Чернышевского переулка на Тверскую, Гиляровский взял у Страстного лихача, надел ему на шляпу красный кучерский билет (выданный для проезда всюду), и через несколько минут оказался на скачках. Немного посидев на балконе членского павильона, затем отправился на Ходынку… После того как всё произойдёт, известный журналист запишет: «В девять часов утра я пил в семье чай и слушал рассказы об ужасах на Ходынке:

— Говорят, человек двести народу передавили!

Я молчал.

Свежий и выспавшийся, я надел фрак со всеми регалиями, как надо было по обязанностям официального корреспондента, и в 10 часов утра пошёл в редакцию. Подхожу к Тверской части и вижу брандмейстера. Отдающего приказание пожарным, приехавшим на площадь на трёх фурах, запряжённых парами прекрасных желтопегих лошадей. Брандмейстер обращается ко мне:

— Поглядите, Владимир Алексеевич, последние пары посылаю!

И объяснил, что с Ходынки трупы возят.

Я вскочил на фуру без пальто, во фраке, в цилиндре, и помчался. Фуры громыхали по каменной мостовой. Народу полна Тверская.

Против фабрики Сиу, за заставой, повстречались две пожарные фуры, полные покойников. Из-под брезентов торчат руки, ноги и болтается ужасная голова.

Никогда не забыть это покрытое розовой пеной лицо с высунутым языком! Навстречу ехали такие же фуры.

По направлению к Москве плетётся публика с узелками и кружками в руках: подарки получили!

У бегущих туда на лицах любопытство и тревога, у ползущих оттуда — ужас или безразличие.

Я соскочил с фуры: не пускают. Всемогущий корреспондентский билет даёт право прохода. Я иду первым делом к наружной линии будок, которые на берегу рва, я их видел издали утром из-под насыпи. Две снесены, у одной сорвана крыша. А кругом — трупы… трупы…

Описывать выражение лиц, описывать подробности не буду. Трупов сотни. Лежат рядами, их берут пожарные и сваливают в фуры.

Ров, этот ужасный ров, эти страшные волчьи ямы полны трупами. Здесь главное место гибели. Многие из людей задохлись, ещё стоя в толпе, и упали уже мёртвыми под ноги бежавших сзади, другие погибли ещё с признаками жизни под ногами сотен людей, погибли раздавленными; были такие, которых душили в драке, около будочек, из-за узелков кружек. Лежали передо мной женщины с вырванными косами, со скальпированной головой.

Многие сотни! А сколько ещё было таких, кто не в силах был идти и умер по пути домой. Ведь после трупы находили на полях, в лесах, около дорог, за двадцать пять вёрст от Москвы, а сколько умерло в больницах и дома!»

В своём дневнике Николай II подавлено запишет: «18 мая 1896 года. До сих пор всё шло как по маслу, а сегодня случился великий грех: толпа, ночевавшая на Ходынском поле в ожидании начала раздачи обеда и кружек, напёрла на постройки, и тут произошла страшная давка, причём ужасно прибавить — потоптано около 1300 человек. Я об этом узнал в десять с половиной… Отвратительное впечатление осталось от этого известия. В 12 с половиной завтракали, а затем отправились на Ходынку, на присутствование на этом «печальном народном празднике»…

Смотрели на павильоны, на толпу, окружавшую эстраду, музыка всё время играла гимн и «Славься»…»

И действительно: «Праздник над трупами начался! — свидетельствует Гиляровский. — В дальних будках ещё раздавались подарки. Программа выполнялась: на эстраде пели хоры песенников и гремели оркестры.

У колодца я услыхал неудержимый смех. Вынутые трупы лежали передо мной, два в извозчичьих халатах, и одна хорошо одетая женщина с изуродованным лицом была на самом верху — лицо ногами измято. Сначала из колодца достали четверых мёртвых, пятый был худощавый человек; оказался портной с Грачёвки.

— Живой этот! — кричит казак, бережно поднимая его кверху из колодца. Поднятый шевелил руками и ногами, шубою) вздохнул несколько раз, открыл глаза и прохрипел:

— Мне бы пивца, смерть пить хотца!

И все расхохотались.

Когда мне это рассказывали, тоже хохотали».

Так и принял Россию новый и последний русский император, в которой, по данным впервые проведённой переписи в январе 1897 года, проживало всего 125 миллионов человек. Только для 84 миллионов русский язык был родным, а грамотными считались не более 21 процента (в том числе 34 % имели возраст 10–19 лет).

Как известно, власть Николая II была дискредитирована в том числе скандалами, связанными с влиянием Григория Распутина и его «ставленников».

Но прежде он предстал перед очами самого… Случилось это в ноябре 1905 года. Именно тогда Николай II запишет в дневнике: «1-го ноября. Вторник. Холодный ветреный день. От берега замёрзло до конца нашего канала и ровно полосой в обе стороны. Был очень занят всё утро. Завтракали: кн. Орлов и Ресин (деж.). Погулял. В 4 часа поехали на Сергиевку. Пили чай с Милицией и Станой. Познакомились с человеком Божиим — Григорием из Тобольской губ. Вечером укладывался, много занимался и провёл вечер с Алике».

Его путь к царской семье был своеобразным, полным приключений и случайностей…

В 21 год Распутин женился. От брака с Прасковьей Дубровиной он стал отцом троих детей. Известно, что в молодости он очень много болел и после паломничества в Верхотурский монастырь обратился к религии.

В 24 года Распутин странствовал по святым местам России, побывав на горе Афон в Греции и в Иерусалиме. В этот период (1893) он встречался и обзаводился знакомствами с представителями духовенства, монахами и странниками. Более того, в странствиях он научился практически безошибочно распознавать людей.