Архив Троцкого (Том 3, часть 2) - Юрий Фельштинский

Вообще я полагаю, что какие бы то ни было комбинации с правыми (хотя бы немецкими), выходящие за пределы этого, ничего кроме вреда и компрометации нам принести не могут. Конечно, и у правых есть люди, которые попали не по адресу. Когда человек попадает в оппозицию, он не всегда попадает в надлежащую дверь: попали же к нам Осинск[ий] и Сокольн[иков] в свое время. Таких людей, которые попали к правым по ошибке (из отвращения, скажем, к М[аслову] и Р[ут] Ф[ишер]), мы должны постараться отвоевать, но мы не можем иметь ничего общего с официальной идеологией брандлеризма.

М[аслов] и Р[ут] Ф[ишер] стоят теперь целиком на позиции Зиновьева и поддерживают с ним связь.

Их расчет — грубо говоря — пробраться во что бы то ни стало в партию, выждать и в нужный момент всплыть на поверхность. Да, о перспективах [сотрудничества] У. с Веб[ером]. Оно не только не возможно сейчас, но и не нужно.

Надо дать Веб[ером] подняться на ноги, если он еще способен на это, и посмотреть, что из него выйдет. Тогда и условия объединения можно будет обставить по иному, чем если бы мы заставили их сделать это теперь. Веб[ер] заявляет, что у него нет ни тени разногласий с нами в чем бы то ни было.

Критика проекта программы выйдет в Берлине в середине декабря у Laul[622], т. к. это издательство с соц[иал]-дем[ократической] репутацией, то на первой странице будет короткое заявление от редакции примерно в таком духе, что, хотя издательство не имеет ничего общего с изложенными в книге взглядами, оно издает ее, как теоретически и политически интересный документ.

Финансовые результаты будут мизерны — что-то около 500—600 руб. Расчеты на то, что эти вещи оторвут с руками и хорошо заплатят, не оправдались.

С трудом удалось вообще что-нибудь пристроить.

Бельгия. В-ов[623] находится в тесной связи с Пазом. Через последнего идет все.

Газета выходит на франц[узском] и фламандск[ом] языке. Производит хорошее впечатление.

Что касается прочих стран, то пока сообщить много не могу. В ближайшие дни еду в Прагу, по дороге остановлюсь в Вене. Тогда сообщу и об этих странах.

Так как письмо пишется в спешном порядке, многое, вероятно, упущено. Постараюсь восполнить в последующих письмах. О себе также в другой раз.

Еще несколько слов об интерн[ациональной] конф[еренции][624]. Полагаю, что она преждевременна по изложенным выше соображениям, и думаю, что на этой стадии дело кончится более или менее скандально. Все же, зная общую установку, я не высказался против нее. Созыв, очевидно, будет произведен У. примерно в декабре.

8 ноября, Берлин

Л. Троцкий. О философских тенденциях бюрократизма. [Конец октября]

Мы имеем сейчас у себя благодарные условия для рассмотрения вопроса о философских тенденциях бюрократизма. Разумеется, бюрократия никогда не была самостоятельным классом. В последнем счете, она всегда служила основным классам общества, но лишь в последнем счете и притом на свой лад, т. е. не давая по возможности себя в обиду. Если разные части и прослойки класса ведут нередко ожесточенную борьбу из-за своей доли в доходе и во власти, то тем более это касается бюрократии, которая представляет собою наиболее организованную и централизованную часть гражданского общества и в то же время возвышается над этим последним, даже и над тем классом, которому она служит.

И рабочая бюрократия не составляет изъятия из этого общего определения руководящей, управляющей и в то же самое время привилегированной общественной группировки. Приемы и навыки администрирования, составляющего общественную функцию бюрократии и источник ее преимущества, неизбежно налагают очень властный отпечаток на все ее мышление. Недаром же такие слова, как бюрократизм, формализм, характеризуют не только систему управления, но и определенный тип человеческого мышления. Черты этого типа далеко выходят за пределы канцелярии. Их можно проследить и в философии. Было бы в высшей степени благодарной задачей проследить эту бюрократическую струю в философии, начиная хотя бы с возникновения полицейской монархии, группировавшей вокруг себя интеллектуальные силы страны. Но это самостоятельная тема. Здесь нас интересует частный, но зато глубоко злободневный вопрос: о тенденциях бюрократического перерождения не только партии, профессиональных союзов и государства, но и теоретического мышления. Уже априорно можно сказать, что, поскольку бытие определяется знанием[530], бюрократизм должен делать опустошительные завоевания и в области теории.

Наиболее подходящей для бюрократии системой является теория факторов. Возникает она, разумеется, на более широкой основе — общественного разделения труда и, в частности, отделения умственного труда от физического. Только на этих путях человек выходит из первобытного хаотического монизма. Но законченная система факторов, превращающая человеческое общество, а за ним и весь мир в продукт взаимодействия, так сказать, междуведомственных сношений, различных факторов или административных сил, из которых каждому поручена своя особая область ведения (или заведования) — такая система могла быть возведена в перл создания только при наличии возвышающейся над обществом бюрократической иерархии с ее министерствами и департаментами. Бюрократическая система, как свидетельствует опыт, всегда нуждается в персональном управлении. Первоначально бюрократия развивается под монархией, имея свою исторически унаследованную точку опоры — сверху. Но и в республиканских странах бюрократизм не раз порождал или воспроизводил цезаризм, бонапартизм, личную диктатуру фашизма, как только соотношение основных классов открывало для бюрократии возможность высшей силы и увенчания.

Теория самодовлеющих факторов в обществе, как и в природе, в конце концов, так же нуждается в единоличном увенчании, как и олигархия властных министров. Но если практически неотразим вопрос о том, кто же будет направлять и согласовывать деятельность более или менее безответственных министров бюрократии, если на деле не будет сверхминистра и сверхбюрократа, то теоретически такой же вопрос возникает по отношению к теории факторов в обществе, как и в природе. Кто же поставил эти факторы на их место и снабдил их необходимой компетенцией? Словом, если бюрократизм нуждается в царе и в диктаторе, хотя бы и плохоньком, то теоретический плюрализм факторов нуждается в боге, хотя бы и в самом легковесном. Французские роялисты не без остроумия обвиняют бюрократическую систему третьей республики[531] в том, что у нее «дыра наверху». Условия сложились так, что буржуазная Франция, управляемая бюрократией под прикрытием парламентаризма, вынуждена жить уже более полувека с «дырой наверху». То же самое наблюдается и в философии, особенно общественно-исторической. Она далеко не всегда находит у себя мужество заткнуть «верхнюю дыру» сверхфактором божества, предоставляя миру управляться методами просвещенной олигархии.

В сущности, теория факторов не обходится без божества, она только раздробляет его всемогущество между несколькими более или менее равноправными владыками: экономикой, политикой, правом, моралью, наукой, религией, эстетикой и пр. Каждый из этих факторов имеет своих субагентов, число которых увеличивается или уменьшается в зависимости от удобств административного управления, то бишь теоретического познания. Сила власти во всяком случае исходит сверху вниз, от факторов к фактам. В этом идеалистичность всей системы. Факторы, которые являются по сути дела ничем иным, как суммарным названием для группы однородных фактов, наделяются особой, имманентной, т. е. внутренне присущей им силой для управления подведомственными им фактами. Совершенно так же, как бюрократ, даже и республиканский, обладает необходимой благодатью, хотя бы и секуляризованной, для управления делами своего ведомства. Доведенная до конца теория факторов есть особая и очень распространенная разновидность имманентного идеализма.

Дробление природы на факторы было той необходимой ступенью, по которой человеческое сознание поднималось из первобытного хаоса. Но вопрос о взаимодействии факторов, об их компетенции и об их происхождении только и ставит по-настоящему основные теоретические проблемы. Тут приходится либо подниматься вверх к акту творения и творцу, либо спускаться вниз к земной коре, продуктом которой является человек, к природе, к материи. Материализм не просто отбрасывает факторы, как диалектика не отбрасывает логику. Материализм пользуется факторами как системой классификации явлений, которые, как бы ни была утонченна духовная их природа, исторически всегда исходят от производственных основ общества, а естественно-исторически — от материальных основ природы.

Надо вернуться к средневековью, чтобы найти аналогичные примеры, т. е. зарождение целых идейных течений на основании ложно понятых или ошибочно переписанных нескольких строк текста. Так раскольники[532] давали себя сжигать за описки в евангелии.