Мужчина из мечты - Юлия Снегова

Андрей взглянул на Машу и сразу определил тип женщины за тридцать с голодными глазами. Ему стало как-то не по себе. Он понял — сейчас его будут хотеть. Маша не отрываясь смотрела на него очень светлыми глазами. Андрей уже знал, что сейчас она заговорит с ним о литературе, причем нарочно выберет произведение сложное и недоступное для дилетантов, тем самым подчеркнет их с Андреем избранность.

— Извините, — сказал он ей, — мне надо срочно позвонить.

Андрей стремительно вышел в коридор, а оттуда на улицу. Стать предметом домогательств еще одной женщины было выше его сил. Он наконец устал и надеялся, что теперь заснет.

…Нина чувствовала себя совершенно сломленной. Действуя медленно, как автомат, у которого кончается завод, она выключила телевизор, убрала почти нетронутую еду в холодильник, разделась и забралась в постель. Ее бил озноб. Она свернулась калачиком и натянула одеяло на голову. Нина подтянула колени к подбородку и крепко обняла себя руками, ведь больше обнять ее было некому. Ей хотелось стать еще меньше, превратиться в комок, точку, исчезнуть из этого ужасного, холодного мира.

Постепенно она согрелась и в состоянии тупого отчаяния стала проваливаться в сон. Из этого теплого блаженства ее грубо вытряхнул резкий звук дверного звонка.

«О Господи, кто это? Это он, Андрей! — стремительно пронеслось у нее в голове. — Ему стало стыдно, он решил приехать, попросить прощения, помириться!»

Нина вскочила, завернулась в одеяло и, путаясь в нем, бросилась к двери. Резко распахнув ее, Нина отпрянула. Перед ней стоял, покачиваясь, вдребезги пьяный мужик, одетый в праздничный когда-то, а теперь залитый вином и заляпанный пищей костюм.

— С новым счастьем! — едва ворочая языком, проговорил неожиданный гость и занес было ногу над порогом.

Опомнившись, Нина захлопнула дверь, прежде чем он успел к ней ввалиться. Одеяло выпало из ее обессилевших рук, ноги подкосились, и она села прямо на пол. Слезы полились из глаз. Нина ревела, уткнувшись лицом в одеяло.

«Неужели так будет весь год?» — содрогнулась она, вспомнив известную примету.

Как пройдет этот год, было еще неизвестно, но последний месяц перед отъездом Нина провела довольно печально. Это время напоминало ей затянувшиеся проводы, когда пассажиры заняли свои места, провожающие вышли из вагонов, а поезд все никак не трогается с места. Все стоят в тягостном ожидании, с застывшими на лицах улыбками.

Нина постепенно сворачивала свои дела в Москве, хотя и дел-то никаких особенных у нее не было. В основном она сидела дома, смотрела телевизор, читала. О своем отъезде она решила сообщить не раньше чем за неделю. Ей совсем не хотелось, чтобы ее планы стали предметом бурных обсуждений родни и знакомых.

До отъезда Нине надо было распорядиться насчет квартиры.

«Сдавать не хочется, деньги вроде пока есть, а после жильцов квартира станет чужой. Родных пустишь, потом добровольно не съедут. — Нина помнила семейный скандал, когда решался вопрос, кому достанется эта квартира. Хорошо, что она была любимой внучкой, и бабушка решительно заявила, что оставляет свою площадь именно ей. — Нет, пущу-ка я сюда Митю пожить. Он человек благородный и хоть и пьющий, но аккуратный. Пусть отдохнет от своей кикиморы».

Таким образом, Митька оказался первым, кто узнал о ее скором отъезде. Она торжественно посвятила его в свои планы в кафе, куда сама его пригласила и сама же заказала вино и салат на закуску. Дмитрий сначала растрогался, потом опешил:

— Ты что, спятила?! Ехать черт-те куда, не зная языка…

— Я хорошо говорю по-английски, — заметила Нина.

— Но там-то говорят на иврите, а это такой язык, что на нем даже пишут задом наперед.

— Да не задом наперед, дурак, а справа налево.

— Неважно, дело даже не в языке, а в том, что ты связалась с какой-то подозрительной фирмой, которая набирает девушек, связывает им руки контрактом и везет их работать в сомнительных заведениях. Тебе же не восемнадцать лет, ты что, не понимаешь, что за всем этим кроется?

— Вот именно, мне не восемнадцать лет, и я могу за себя постоять. К тому же у нас сейчас не те времена, когда человека можно без его ведома продать в публичный дом. И везут меня не куда-нибудь в Таиланд, а в приличную страну, там много наших людей. А ты вообще должен радоваться, ведь тебе же квартира остается.

— За квартиру спасибо, ты — настоящий друг! Но все же будь осторожна. Кстати, о наших людях. У меня в Иерусалиме бывший одноклассник живет, Алик Байншток. Я дам тебе его адрес и телефон, чтобы было к кому обратиться в крайнем случае. К тому же отвезешь ему письмо от меня, он будет рад.

Митя начал постепенно перевозить к ней вещи. Он развесил по стенам портреты своих любимых актеров, и Нина, хотя сама предложила ему к ней переехать, еще сильнее почувствовала свою ненужность в этом городе.

Ирку известие об отъезде Нины огорошило не меньше, чем Митю. Нина пригласила ее в Третьяковскую галерею. Она решила напоследок полюбоваться любимыми картинами. И там, прямо напротив картины Федотова «Сватовство майора», посвятила Ирку в свои планы.

— Что?! — воскликнула та так громко, что из соседнего зала прибежала испуганная смотрительница. — Почему ты мне сразу не сказала, еще когда шла пробоваться? Я бы тоже попыталась, вдруг и меня бы взяли, поехали бы вместе.

— Я думала, тебе это не надо, у тебя же теперь Вадим.

— Да что Вадим! Я, может, всю жизнь мечтала о путешествии по экзотическим странам. Как я тебе завидую, это же класс, увидишь древний Восток, пальмы, Красное море… — Ее серые глаза мечтательно заблестели.

— А Митька сказал, что меня продадут в публичный дом.

— Да ну прям, ерунда. А даже если и так, все равно класс, это же экзотика. Потом напишешь бестселлер века — «В гареме у шаха».

— Там нет шахов, там раввины, а у них нет гаремов, но все равно твой подход меня радует.

— А Андрей знает? — насторожилась Ирка.

— Нет. Он зол на меня настолько, что даже говорить со мной не желает.

— Это ты сама его допекла!

— А я и не отрицаю. Вот пусть отходит, если он вообще способен отойти. По-моему, он относится к тем людям, которые не хотят расставаться со своим прошлым.

— Но все равно ему надо сказать, а то как-то нехорошо получается.

Они уже обошли выставочные залы и переместились в курилку, где беседовали, удобно устроившись на мягких кожаных диванах.

— Ничего я ему не скажу. И ты обещай, что ничего ему не скажешь. Слышишь, обещай! — Нина знала о феноменальной Иркиной болтливости, но надеялась, что данное подруге честное слово поможет ей держать язык за зубами.