Юридическая психология. Социальная юриспруденция. 2 том - Екатерина Самойлова

В «Ведении» необходимо дать определение понятию пенитенциарная система и кого можно считать пенитенциарным субъектом.

Опустим дискуссионные моменты проблемы пенитенциарности. В России термин «пенитенциарная система» известен со времени Ивана Грозного. Вероятно, он и ввел в оборот это слово. Владимир Иванович Даль, в «Толковом словаре Великорусского языка» пишет: «Пенитенциарное заключение, одиночное и молчальническое» (см. названное произведение, М., «Русский язык», 1990, стр.29). Ни слова, заметьте, о преступнике или преступности. Если учесть, что среди монашества широко распространено добровольное затворничество с обетом молчания, то, согласно Далю, пенитенциарному заключению подлежат не только преступники. И сейчас встречаются так называемые «узники квартир», лица, перенесшие тяжелую психическую травму, или страдающие различными страхами и фобиями, которые запирают себя в своих квартирах и перестают с кем-либо разговаривать. Великий немецкий поэт Фридрих Гельдерлин, закрывший себя в «Башне», 44 года не выходил из своей квартиры, и ни с кем не разговаривал. Конечно, ни Гельдерлин, ни современные «узники квартир», ни монахи-молчальники не являются субъектами пенитенциарной системы. Поясним здесь, что понятие «субъект», которое происходит от древнегреческого слова, означает человека страдающего.

Не являются пенитенциарными субъектами и лица, находящиеся в заключении, которых подозревают в совершении преступления и берут под стражу на период следствия и суда. Только после вынесения вердикта виновности, человек превращается в пенитенциарного субъекта.

Не могут считаться пенитенциарными субъектами и больные. Будь-то алкоголики, наркоманы, или больные СПИДом. Если, конечно, они не совершали преступления. Но, точно также, пенитенциарными субъектами не могут считаться психические больные, совершившие преступление по болезненным мотивам. Галлюцинации, бред, напряженный аффект, например, дисфория или раптус, слабоумие у данной категории лиц, часто оказываются «мотивом» тяжких преступлений. Тем не менее, так называемые спец. учреждения, в которых лечат психически больных, совершивших преступление, будет ошибкой относить к пенитенциарной структуре. Канувшее в лето принудительное лечение алкоголиков, которых решением суда, по «доносу» на них (явное нарушение медицинской тайны!) врачей, отправляли «лечиться» в так называемые лечебно-профилактические учреждения (ЛТП), входящие в структуру пенитенциарной системы. Нонсенс, долгое время являющийся реальностью нашего общества. «Реабилитация» этой категории больных, также нонсенс. Такие суды, в состав которых входят врачи, очень напоминают спартанские «тройки», решавшие вопросы жизни и смерти больных, инвалидов и престарелых граждан. Имеются в виду герусии. В герусию входили: царь, представитель народа из аристократов, и врач. Решение герусии можно было оспорить в эфорах, коллегии высших должностных лиц, так называемых наблюдателей. Решение советской тройки, направляющих больного человека в ЛТП, оспорить было негде.

Интересно, что В. И. Даль, такой аккуратный в словообразовании, пенитенциарность не связывал со словом пеня.

Итак, пенитенциарная система – это места лишения свободы, тюрьмы, лагеря, колонии. В «Большом энциклопедическом словаре» за 1991 год, к пенитенциарной системе относят также центры задержания подозреваемых в совершении преступления или нарушителей паспортного режима. Это неверно. Например, камера в отделении милиции не является пенитенциарным учреждением. Как неверно и то, что пенитенциарность происходит от латинского слова poenitentia, то есть, раскаяние.

Термин «пенитенциарность» происходит от древнегреческого слова, созвучного русскому «пени».

Этот термин, никогда не был уточнен. Как в Древней Греции, времен царя Ликурга, так и в Древней Византии, времен Юстиниана 1, императора, кодифицировавшего римское право в «Корпусе юрис цивилис» в 528—529 г.г., и даже после юридических реформ на его основе проводимых, чуть ли ни каждые 50 лет в той или иной стране. (Работы Джакомба Ирнерия в Болонье в 1456 г., Куяция в 1567 году, Дона в 1589 г., Готофреда в 1640 году, Петра 1 в 1700). А именно, в нем продолжали уживаться вместе три, прямо противоположных друг другу, смысла: преступление, наказание и раскаяние. Здесь следует напомнить, что «Корпус» Юстиниана сохранял значение не только на всем протяжении истории Византийской Империи, но и в позднейшие времена. Так в некоторых государствах Западной Европы действие «Корпуса» было отменено лишь в начале ХХ века (см.: J. Mortreuil. «Histoire». Paris, 1843, p. XXVII sq.).

Что же касается «пени», В. И. Даль так объясняет это слово: «Выговор, упрек, укор или изъявленье неудовольствия, а также, денежное взыскание, кара карману, штраф» (см. названное произведение, стр. 29—30).

Разные смыслы понятия «пеня», в дальнейшем сохраняются почти во всех западно – европейских языках. Так на французском языке наказание есть Le penitens. Тюрьма, следовательно, La penitentiaire. Но от этого же корня «peni» образуются такие слова, как La penible – усталость, болезненность, ранимость. Другим словом, обозначающим наказание, является Le punir. В английском языке – соответственно The penal и The punish. Эти филологические нюансы важно понимать при определении социально-психологического статуса пенитенциарного субъекта того или иного Государства.

Тем не менее основной смысл пенитенциарной системы во все века и у всех народов предполагается один и тот же. А именно: наказание за преступление путем лишения свободы или жизни, и меры перевоспитания преступника.

Юридическому психологу не обязательно вдаваться во все тонкости юриспруденции. Но все же важно знать, что понятие «наказание» в разные времена и у разных народов, или у одного и того же народа в разные времена, может легко поменять свой смысл прямо на противоположный. Почти как: «Помиловать нельзя казнить». При этом пенитенциарная система остается государственным репрессивным институтом. И конечно тут дело не в произволе власти, а в переоценке ценностей, господствующих в том или ином обществе в конкретно-исторический период. При этом порой, как показывает история, фундаментальная смена ценностных ориентиров в обществе в отношении пенитенциарных субъектов, является следствием волюнтаризма. Ибо не имеет под собой никакой юридической или обще философской концепции. Понятие наказание таким образом никогда не являлось «производным» от понятия преступление.

Не углубляясь в историю юриспруденции, обратим внимание на реалии сегодняшнего времени. Так, отмена смертной казни во всех развитых Европейских странах, мораторий на нее в России, не вытекают ни из каких юридических, или демографических, философских или социальных оснований. Они являются прямой уступкой абстрактно понимаемому принципу поголовной демократизации общества. Точно также, вопреки здоровому общенародному чувству, волюнтаристски, была осуществлена «реабилитация» сексуальных меньшинств. Возьмем к примеру Францию, где разрешение гомосексуальных браков вызвало дружный общественный протест всех слоев населения. Прошло чуть больше полвека, когда известный французский писатель Андре Жид пытался убедить Сталина отменить уголовную статью за гомосексуализм. Он ссылался при этом на все то же здравое общественное чувство французов. Или Андре Жид не знал своих соотечественников, или во Франции за это время произошла радикальная переоценка ценностей. В первую очередь касающаяся социально-психологических понятий.

В современной России на смертную казнь объявляется мораторий во время террористических войн и разгула преступности таких форм жестокости, которых не знала наша страна за весь период своего существования. Таких как: «немотивированные» серийные убийства, массовые явления педофилии и торговли детьми, убийства по причине торговли органами, работорговля, заказные убийства, ставшие чуть ли не «узаконенной формой» отношений в конкурентной борьбе. Будь – то в сфере бизнеса, политики, или отношений собственников. Добавим к этому, в России за всю историю ее существования, даже во времена «сталинских массовых репрессий», не было столько преступников и преступлений на душу населения, как в наше «демократическое» время. Так, в 1999 году в пенитенциарной системе находилось более трех миллионов осужденных. То есть, каждый пятидесятый гражданин России! В настоящее время мы опередили даже Таиланд, страну, где традиционно пенитенциарные структуры периодически заполняются, чуть ли не половиной населения страны. Возникает обоснованное опасение, что в отношении преступности мы догоним и перегоним Таиланд. «По числу лиц, отбывающих наказание в виде лишения свободы, мы, к сожалению, впереди „планеты всей“. Гордиться здесь нечем» (Ю. Чайка. «Выход один – смягчение карательной политики к лицам, совершающим преступления небольшой и средней тяжести». «Закон и право». 2000. №10, стр. 5)