Княжеские владения на Руси в X — первой половине XIII в. - Олег Рапов

Наибольшее число сведений о княжеском землевладении в домонгольской Руси содержится в русских летописях. Причем летописи довольно подробно рассказывают о получении в держание отдельных городов, волостей и областей Рюриковичами, об их территориальных потерях. Во много раз меньше записей в летописях о княжеском домениальном хозяйстве. Нами были использованы все опубликованные древнейшие русские летописи. Кроме того, по мере надобности мы привлекали и более поздние летописные источники, в которых имелись данные о княжеском землевладении, отсутствующие в древних списках. В ходе работы мы стремились, когда это было возможно, сопоставлять параллельные сведения, почерпнутые из различных источников, подвергать их исторической критике.

Нами были использованы также отдельные памятники русского права («Русская Правда», различные уставные и дарственные грамоты древнерусских князей). Все эти документы — важнейшие источники по вопросам, связанным с княжеским и боярским землевладением.

Отрывочные сведения о княжеской земельной собственности на Руси встречаются и в некоторых источниках иностранного происхождения, например в скандинавских сагах, польских хрониках и других произведениях средневековых историков. Эти данные трудно проверить, и поэтому мы подходим к ним с чрезвычайной осторожностью.

Сведения о славянах VI–IX вв. почерпнуты нами в основном из трудов византийских, — арабских и западноевропейских историков, географов, политических деятелей и путешественников. Эти авторы были неплохо осведомлены о вторжениях славян в пределы Византийской империи, Хазарского каганата и иных стран. Они видели славянские военные отряды, кочевавшие в пограничных районах, встречались с русскими купцами, приезжавшими торговать на Волгу.

Однако быт славянских селений они представляли себе плохо. Чтобы выяснить степень объективности сведений этих авторов, мы старались по возможности проверять их данные по другим источникам, как письменным, так и археологическим.

Мы довольно широко привлекали в качестве источника «Историю Российскую» В. Н. Татищева. Вот уже 200 лет вокруг этого труда ведутся ожесточенные споры. Не располагая некоторыми известными В. Н. Татищеву летописными источниками, отдельные историки пытались обвинить автора в вымыслах и научной недобросовестности{51}.

Однако многие ученые выступили в печати в защиту В. Н. Татищева. Среди них особо следует выделить С. М. Соловьева{52}, И. П. Сенигова{53}, А. В. Арциховского{54}, Б. А. Рыбакова{55}, М. Н. Тихомирова{56}, А. Г. Кузьмина{57}.

Нам представляется, что историки, обвиняющие В. Н. Татищева в вымыслах и приписках, не правы. Довод о том, что исследователь сознательно фальсифицировал исторические документы «в угоду своим общественно-политическим взглядам», кажется крайне сомнительным и слабо аргументированным, ибо многие из «приписок» В. Н. Татищева с этих позиций объяснить просто невозможно.

Используя известия «Истории Российской», мы учитывали то обстоятельство, что у В. Н. Татищева, точно так же, как и в любой другой работе, могли оказаться ошибки и описки. Поэтому мы старались в сомнительных случаях подвергнуть приводимые им факты логическому и историческому анализу.

Сведения источников о княжеском землевладении не дают возможности восстановить картину княжеской земельной собственности в домонгольской Руси во всем ее многообразии, так как русские летописцы стремились описать главным образом политические события, происходившие на Руси. О княжеских земельных владениях они говорят в отрывочной форме, только в тесной связи с политической историей.

Следует сказать несколько слов относительно терминологии, применяемой летописцами, означающей различные формы, характер и способы вступления князей во владение областями, волостями и городами.

Довольно часто летописцы употребляют такую формулировку: «держать землю» (княжение, область, волость, какой-либо город). Термину «держать» в данном случае соответствуют синонимы «владеть», «иметь»{58}. Когда летописец пишет, что князь Яропюлк Изяславич «держал» Владимиро-Волынскую область, это означает, что он являлся верховным собственником земли этой области и одновременно верховным сюзереном по отношению к более мелким держателям, которые имели земельные владения на Волыни.

Часто летописцы употребляли также формулировки: «сел на стол», «сел на княжение», «пришел княжить» и т. д. Все они означают получение или захват князем верховной власти, а вместе с ней и верховной собственности на землю в той или иной области или волости.

Княжеские владения летописцы обозначали терминами «дедина», «отчина», «дом», «жизнь».

Под «дединой» и «отчиной» они подразумевали родовые наследственные владения князей. Фактически «отчина» (вотчина) — это территория, на которую распространялась политическая власть определенного князя.

Употребляя термины «дом» и «жизнь», летописцы имели в виду домениальные владения, находившиеся в личном пользовании феодала.

Обычно княжеская отчина состояла из дома (домена) — земельных владений, на которых князь вел свое собственное хозяйство, соседних с доменом территорий, занимаемых непосредственными производителями, обрабатывавшими как свои наделы, так и господские поля, а также земель, отданных князем в держание своим вассалам.

Большинство христианских имен князей приводится по книге В. Л. Янина{59}.

В данной работе имеется большое количество дат. Мы старались выверять хронологию по книге Н. Г. Бережкова{60}. К сожалению, далеко не все даты можпо проверить по этому труду. Поэтому возможны ошибки в датах в пределах 1–3 лет.

Наше исследование ограничивается концом 30-х — началом 40-х годов XIII в. — временем, когда Русь подверглась нашествию монголов. Данный рубеж нами выбран потому, что монгольское нашествие привело ко многим качественным изменениям внутри страны.

Глава 1

Образование государства Русь и возникновение великокняжеской собственности на землю

Иследования советских ученых показали, что VI–IX вв. для восточного славянства были временем перехода от строя военной демократии к феодальному строю{1}. В генезисе русского феодализма немалую роль сыграли князья и их дружины.

Термин «князь» возник в глубокой древности. Им первоначально обозначали военного предводителя рода или племени. В эпоху родового строя родо-племенные объединения управлялись советами старейшин, а для ведения военных действий на родовых собраниях выбирали военачальника. В период перехода от бесклассового общества к классовому военачальники приобретали особое значение.

Ф. Энгельс писал: «Уже у американских краснокожих мы видели, как рядом с родовым строем создаются частные объединения для ведения войны на свой страх и риск… Военный вождь, приобретший славу, собирал вокруг себя отряд жаждавших добычи молодых людей, обязанных ему личной верностью, как и он им. Он содержал и награждал их, устанавливал известную иерархию между ними; для малых походов они служили ему отрядом телохранителей и всегда готовым к выступлению войском, для более крупных — готовым офицерским корпусом»{2}.

Ф. Энгельс отмечал, что эти военные объединения — дружины, созданные родо-племенными военачальниками, таили в себе «зародыш упадка старинной народной свободы…»{3}. Особенно возросла роль военных предводителей после того, как отдельная семья стала хозяйственной единицей общества. В результате увеличения плотности населения произошли серьезные изменения в общественной структуре. Повсюду стали возникать союзы родственных племен. Война, грабительские походы приобрели первостепенное значение{4}.

Многочисленные источники (и в первую очередь византийские) свидетельствуют о том, что славянское общество перестроилось на военный лад не позднее VI в. н. э. Прокопий Кесарийский, Менандр Протиктор, Иоанн Эфесский, Исидор Севильский, Иордан, Феофилакт Симокатта и другие историки, писатели, политические и церковные деятели сообщают о нападениях славян на Византию и иные европейские страны с целью грабежа территорий и захвата пленных{5}. По свидетельству современников, эти нападения приобрели не только массовый, но и постоянный характер. Прокопий из Кесарии записал в «Тайной истории», что со времени вступления на трон императора Юстиниана славяне почти ежегодно совершали набеги на византийские земли: «Я думаю, — отмстил оп, — что при каждом набеге было убито и взято в плен 200 000 человек, так что страна повсюду стала подобной скифской пустыне»{6}.