Дорога к рабству - Фридрих Август фон Хайек

Как раз такую задачу и ставит перед собой эта книга. Я надеюсь, что хотя бы в более спокойной атмосфере сегодняшнего дня она будет воспринята не как призыв к сопротивлению всякому улучшению и эксперименту, а как настоятельное предупреждение, что любые изменения в наших установлениях должны пройти определенную проверку (как это описано в центральных главах книги, посвященных правозаконности), прежде чем мы примем курс, сойти с которого окажется очень непросто.

Тот факт, что исходно книга была написана с расчетом только на британскую аудиторию, вряд ли делает ее малопонятной для американского читателя. Но в ее фразеологии есть один момент, который я хотел бы прояснить сразу же, чтобы избегнуть каких-либо недоразумений в дальнейшем. В моей книге термин «либеральный» используется в своем первоначальном смысле, в традиции употребления, сложившейся в Англии в XIX веке и сохранившейся там и поныне. В Америке словом «либерализм» сегодня часто называют нечто диаметрально противоположное. Оно стало частью камуфляжа американских левых движений (чему немало способствует бестолковость многих людей, действительно верящих в свободу) и стало означать поддержку любой формы государственного контроля. Меня до сих пор поражает, почему те американцы, которые искренне верят в либеральные ценности, позволили левым присвоить этот практически незаменимый термин, но даже помогли им сделать это, начав использовать его как бранное слово. Об этом особенно стоит пожалеть, если мы вспомним, что многие настоящие либералы начали из-за этого называть себя консерваторами.

Конечно, в борьбе со сторонниками всесильного государства либералы должны иногда объединяться с консерваторами, а в некоторых ситуациях, как, например, в современной Великобритании, у них просто нет других способов эффективно добиваться осуществления своих идеалов. Тем не менее подлинный либерализм отличается от консерватизма, и смешивать эти два направления не стоит. Хотя консерватизм – это необходимый элемент любого стабильного общества, он не является социальной программой; по своим патерналистским и националистическим тенденциям, по своему преклонению перед сильной властью консерватизм гораздо ближе к социализму, чем к подлинному либерализму. Консерваторы с их традиционализмом, антиинтеллектуализмом, а подчас и мистицизмом никогда, кроме разве редких периодов разочарования, не обращаются к молодежи и ко всем тем, кто считает, что для того, чтобы мир стал лучше, нужны какие-то перемены. Консервативное движение по самой своей природе вынуждено отстаивать утвержденные привилегии и опираться на государственную власть, их защищающую. Однако сущность либеральной позиции заключается в отрицании любой привилегии, если привилегия понимается в своем собственном и в своем первоначальном смысле – как право, которое государство защищает и предоставляет одним, не предоставляя его на тех же условиях другим.

Наверное, следует сказать несколько слов в оправдание того, что по истечении двенадцати лет моя книга выходит без каких-либо изменений. Я несколько раз пытался ее отредактировать, поскольку есть целый ряд тезисов, которые я хотел бы разъяснить подробнее, или сформулировать более осторожно, или усилить при помощи иллюстрирующих примеров и доказательств. Но все попытки редактуры лишь показали, что мне больше не удастся написать столь же короткую книгу, покрывающую столь же масштабное проблемное поле; а мне кажется, что каких бы достоинств не было у этой книги, главное ее достоинство – ее относительная краткость. Поэтому я вынужден был прийти к заключению, что для того, чтобы развить тот или иной аспект аргументации, я должен предпринимать отдельные исследования. И я начал делать это в разных статьях, где более подробно обсуждаются некоторые философские и экономические проблемы, лишь вскользь затронутые в настоящей книге[6]. Вопросу о происхождении критикуемых здесь идей и их взаимосвязи с некоторыми другими могущественными и влиятельными интеллектуальными движениями эпохи специально посвящена моя книга «Контрреволюция науки»[7]. И я давно уже хочу дополнить слишком короткую центральную главу «Дороги к рабству» специальным исследованием отношения между равенством и правосудием[8].

Есть, однако, еще одна тема, относительно которой читатель вправе был бы потребовать разъяснений, но которую также не смогу развить адекватно, не написав новую книгу. Меньше чем через год после публикации «Дороги к рабству» к власти в Великобритании пришло социалистическое правительство, продержавшееся шесть лет. И я попытаюсь хотя бы кратко ответить на вопрос о том, в какой мере этот опыт подтвердил или опроверг мои опасения. Этот опыт прежде всего усилил мое беспокойство, а кроме того, продемонстрировал тем, кого не убеждают никакие абстрактные аргументы, реальность затруднений, о которых я писал. Действительно, вскоре после того, как лейбористы пришли к власти, многие вопросы, отметенные моими американскими критиками как не имеющие никакого отношения к реальности, встали на повестку дня в британских политических дискуссиях. Вскоре даже в официальных документах был поставлен вопрос об опасности тоталитаризма, вызванной политикой экономического планирования. Трудно найти более яркую иллюстрацию того, как внутренняя логика такой политики заставила социалистическое правительство невольно принять чуждые ему формы принуждения, чем следующий пассаж из «Экономического обзора за 1947 год» (Economic Survey for 1947), представленного премьер-министром парламенту в феврале указанного года, и то, что за этим последовало:

Есть существенная разница между тоталитарным и демократическим планированием. При тоталитарном планировании все индивидуальные стремления и предпочтения подчинены требованиям государства. Для этой цели используются различные методы насилия над отдельной личностью, лишающие ее свободы выбора. В демократической стране такие методы допустимы только в экстремальных условиях большой войны. Так, британский народ уполномочил свое военное правительство управлять трудовыми процессами. Но в обычное время народ демократической страны не откажется от свободы выбора в пользу правительства. Поэтому демократическое правительство должно вести экономическое планирование таким образом, чтобы в максимальной степени сохранить за отдельными гражданами свободу выбора.

Самое интересное в процитированной декларации о похвальных намерениях – то, что всего через полгода то же самое правительство сочло необходимым в мирное время вернуть в свод законов трудовую повинность. Значение этого вряд ли уменьшается от того, что в действительности сила так и не была применена, поскольку, если известно, что власти имеют право использовать административное принуждение, мало кто будет дожидаться осуществления этого права. Но довольно непросто понять, как правительство могло упорствовать в своих заблуждениях, утверждая в том же самом документе, что теперь «государство должно сказать, каково наилучшее использование ресурсов в национальных интересах» и «дать нации экономическое задание: оно должно сказать, что именно обладает наибольшей важностью и какими должны быть цели политики».

Конечно, шестилетнее социалистическое правление в Англии не произвело ничего подобного тоталитарному государству. Но те, кто заявляют, что этим фактом опровергается главный тезис «Дороги к