Кларенс - Брет Гарт

Все тем же бесстрастным голосом он приказал кучеру ехать домой. Обратный путь показался ему бесконечным, хотя он ни разу не пошевелился. Но когда он подъехал к своему дому и взглянул на часы, то увидел, что отсутствовал всего полчаса. Всего полчаса! Войдя в дом, он рассеянно подошел к зеркалу в передней, точно ожидал найти в себе какую-то видимую внешнюю перемену. Затем, отослав слуг спать, пошел в свою комнату, переоделся, натянул высокие сапоги и накинул на плечи серапе; потом постоял минуту, вынул из ящика пару небольших пистолетов «Дерринджер», сунул их в карманы и осторожно спустился по лестнице. В первый раз он почувствовал, что не доверяет собственным слугам. Свет был погашен. Кларенс бесшумно отворил парадную дверь и вышел на улицу.

Он быстро прошел несколько кварталов до извозчичьего двора, с владельцем которого был знаком. Сначала он спросил о лошади по кличке «Краснокожий», затем о ее хозяине. К счастью, и та и другой оказались на месте. Хозяин не стал задавать вопросов состоятельному клиенту. Лошадь — испанскую полукровку, сильную и норовистую, — быстро оседлали.

Когда Кларенс вскочил в седло, хозяин в порыве общительности заметил:

— Я видел вас сегодня в театре, сэр.

— Вот как? — ответил Кларенс, спокойно разбирая поводья.

— Ловко это вышло у артистки с флагом-то, — продолжал хозяин, осторожно пытаясь вызвать Кларенса на разговор. Затем, усомнившись, должно быть, в политических симпатиях клиента, добавил с принужденной улыбкой: — Я так думаю, все это партийная возня; по-настоящему ничего опасного нет.

Кларенс рванул вперед, но эти слова продолжали звучать у него в ушах. Он разгадал причину нерешительности хозяина: вероятно, тот тоже слыхал, что Кларенс Брант по слабости характера сочувствует убеждениям своей жены, и потому не осмелился говорить откровенно. Понял он и трусливое предположение, что «ничего опасного нет». Ведь это же его собственная ложная теория. Он думал, что возбуждение, царившее в обществе, — это только временная вспышка разногласий между партиями, которая вскоре затихнет. Даже сейчас он чувствовал, что сомневается не столько в непоколебимости Союза, сколько в прочности своего домашнего очага. Не преданность патриота, а негодование взбешенного мужа подгоняли его вперед.

Он знал, что если к пяти часам доберется до Вудвиля, то сможет переправиться с пристани через залив на пароме и попасть на карету в Фэр-Плейнс, откуда можно верхом доехать до ранчо. Из Сан-Франциско туда карета не ходит, поэтому у него было больше шансов застать заговорщиков на месте. Выехав из предместий города, он пришпорил Краснокожего и ринулся сквозь дождь и мрак по большой дороге. Путь был ему хорошо знаком. Сперва ему было приятно мчаться вперед, чувствуя, как дождь и ветер хлещут по его поникшей голове и по плечам, ощущать в себе грубую, звериную силу и способность сопротивления; стремительно проноситься через разлившиеся ручьи и мчаться дальше по окраинам топких, болотистых лугов, давая разрядку натянутым нервам. Наконец он сдержал непокорного Краснокожего и перевел его на крупный, размеренный шаг. Потом поднял голову, выпрямился в седле и задумался. Но напрасно! У него не было ясного плана, все будет зависеть от обстоятельств: мысль, что надо предупредить действия заговорщиков, сообщив властям или призвав их на помощь, мелькнула у него в сознании и тотчас исчезла. Осталось только инстинктивное желание — увидеть своими глазами ту правду, о которой твердил ему разум. Заря уже пробивалась сквозь гонимые ветром тяжелые тучи, когда он добрался до Вудвильской переправы, весь забрызганный дорожной грязью и лошадиной пеной, а конь его был в мыле от шеи до крупа. Он даже не отдавал себе отчета в том, как яростно стремится к цели, пока не почувствовал, как у него упало сердце, когда парома на переправе не оказалось.

На миг ему изменило обычное присутствие духа — он только безучастным взглядом смотрел на свинцовые воды залива, ни о чем не думая, не видя никакого выхода. Но в следующее мгновение он увидел, что паром возвращается. Неужели потеряна последняя возможность? Он торопливо взглянул на часы и убедился, что доскакал быстрее, чем надеялся: время еще есть. Он нетерпеливо махнул перевозчику; паром — полубаркас с двумя гребцами — полз томительно медленно. Наконец гребцы спрыгнули на берег.

— Могли бы приехать пораньше, вместе с другим пассажиром. Мы не собираемся мотаться для вас туда-сюда.

Но Кларенс уже овладел собой.

— Двадцать долларов за лишнюю пару весел, — сказал он спокойно, — и пятьдесят, если я поспею на карету.

Перевозчик пристально взглянул на Кларенса.

— Беги и кликни Джека и Сэма, — сказал он другому лодочнику, потом, не торопясь, оглядел забрызганную грязью одежду Кларенса и заметил:

— Вчера вечером на переправу, видно, опоздала целая куча пассажиров. Вы уже второй, кому не терпится поскорее переправиться на ту сторону.

В другое время такое совпадение могло бы привлечь внимание Кларенса. Но теперь он лишь кратко ответил:

— Если мы не отчалим через десять минут, вы увидите, что я не буду вторым пассажиром, и наша сделка расторгнута.

Но тут из хижины рядом с пристанью вышли двое и с сонным видом побрели к парому. Кларенс схватил еще одну пару весел, стоявших у стены хижины, и бросил их на корму.

— Я сам не прочь поразмяться, — объяснил он.

Перевозчик со смешанным чувством удивления и одобрения взглянул на утомленное лицо и решительные глаза Кларенса. Чуть помедлив с поднятыми веслами и не отрывая глаз от пассажира, он неторопливо произнес:

— Не мое это дело, молодой человек, но я думаю, вы поняли, что я сказал: только сейчас я перевез туда другого.

— Понял, — с нетерпением ответил Кларенс.

— И все-таки хотите ехать?

— Конечно! — холодно глядя на него, подтвердил Кларенс и взялся за весла.

Перевозчик пожал плечами, налег на весла, и лодка устремилась вперед. Двое других гребли усердно и быстро, крепкие, как сталь, ясеневые лопасти взлетали над водой, и тяжелая лодка продвигалась рывками; скоро они миновали извилистое прибрежное течение и вышли на спокойную туманную гладь залива. Не говоря ни слова, Кларенс, углубившись в свои мысли, налегал на весла, перевозчик и его команда тоже гребли молча, тяжело дыша; несколько потревоженных уток с шелестом взлетели над водой и снова сели. Через полчаса они причалили. Еще немного, и было бы поздно. Кларенс напряженно всматривался, не появится ли из-за мыса почтовая карета; перевозчик столь же внимательно разглядывал пустынную улицу все еще спящего поселка.

— Нигде его не видно, — сказал перевозчик, бросив не то удивленный, не то любопытный взгляд на своего одинокого пассажира.