Голос погибшей планеты - Василий Попов

— Спасибо тебе, добрый господин! — проговорила Фати.

— Можно иногда навещать вас с дочерью? — спросил я.

Фати криво усмехнулась:

— Зачем ты спрашиваешь, господин? Ты же знаешь, что вам все можно…

— Я не хочу быть нежеланным гостем, — пояснил я. — Скажи, можно мне приходить к вам?

— Приходи! — как-то безразлично ответила Фати.

Я стал приходить в маленький домик. И радовался тому, что с каждым моим посещением взгляд Фати становился приветливее и теплее. И маленькая Нази привыкала ко мне.

Как-то она взяла из моих рук игрушку, прижалась худеньким тельцем к моему колену и, подняв бронзовое личико, улыбнулась ясно и доверчиво.

В этот вечер, когда я собирался уходить, Фати вдруг закинула мне на плечи тонкие горячие руки и прошептала:

— Может быть… ты… останешься?!

И я остался…

Не знаю, наверное, я очень скверный человек, потому что любил сразу двух женщин. Они были очень, разные: Ва, напоминавшая бурный и чистый горный ручей, своенравный и шумливый, и Фати — тихая, теплая и нежная струйка, ласкающая сердце.

Об этом я подумал уже сейчас, вспоминая прошлое, такое прекрасное и невозвратимое.

А тогда я не думал — я просто жил, просто наслаждался возможностью дышать всей грудью, ощущать свое сильное молодое тело, смотреть на лакированные листья пальм, на золотистые пески пустыни…

Круглые сутки, свистя реактивными двигателями, над пустыней вдоль горного хребта кружили наши бомбардировщики, вооруженные атомными бомбами. Каждые четыре часа одна группа самолетов приземлялась, а другая взлетала и принималась кружить над пустыней, военной базой, городом. Эта вечная нелепая карусель, сжиравшая огромные суммы денег, называлась «непрерывной боевой готовностью».

Раз в несколько дней с дьявольским гулом с нашего космодрома — площадки сплавленного в стеклообразную массу песка взмывали в небо самолеты-ракеты, вооруженные лазерным оружием. Они уносились в космическое пространство для того, чтобы после различных маневров, затрудняющих слежение за ними, подчалить к астероиду, ставшему спутником Желтой планеты. Там, в специально оборудованном герметическом бункере — огромном стеклянном гробу, дежурила очередная смена разведчиков-наблюдателей, круглые сутки следящая за территорией Синей республики.

Когда-то, когда я ходил еще в первые классы начальной школы, на нашей планете было более десятка государств и каждое из них жило по своим обычаям и законам. Самыми крупными и сильными из них были наша Фиолетовая республика и Синяя республика. Нашу страну возглавлял президент, а страну синих — председатель республики. Все государства оказались присоединенными — одни к Фиолетовой, другие к Синен республике.

Командующий нашей базой офицер-космонавт высшего класса Со любил в высокопарных фразах расшифровывать несуществующую мудрость колоссальной глупости, называемой «непрерывной боевой готовностью». На офицерских совещаниях, в нашем клубе за бокалом ледяного коктейля наш «бочонок» произносил громкие речи. И при этом его красное рыхлое лицо принимало совершенно идиотское выражение, а крошечные свиные глазки воинственно поблескивали.

— Мы щит нашей страны, мы ее воздушные часовые, — громыхал наш «пустой бочонок». — Наши стратеги, открывшие состояние непрерывной боевой готовности, сделали гениальное военное открытие. Да, я, старый вояка, не боюсь назвать это открытие гениальным. Над сотней баз день и ночь кружат наши бомбардировщики с атомными бомбами. И если синие когда-нибудь осмелятся нанести по нашим базам ракетный удар, сотни крылатых атомных орлов — с наземных баз и из космоса — устремятся к земле наших врагов и превратят ее в безжизненную пустыню.

«Бочонок» так надоел нам своим громыханием, что насмешливый и языкастый военный инженер Гу как-то спросил его:

— Простите, мой командир! А вы не знаете, сколько денег ежедневно сжигают наши крылатые орлы, летающие над базами?

Конечно, Гу не получил от нашего командующего вразумительного ответа. Но зато, мне кажется, он заслужил немилость начальства, потому что его вскоре перевели на Северную базу, где жить труднее и беспокойнее, чем у нас.

Впрочем, никто из нас, мне думается, не принимал всерьез ни самого нашего командира, ни его «громыхающих речей». Не верили мы и в близкое нападение синих и их союзников. Ведь только дети, еще не начавшие ходить в колледж, могли поверить в глупость о счастье погибать в бою. Может быть, раньше воинственные идиоты и получали удовольствие, протыкая огромными шомполами себе подобного или получая дубинкой удар по собственной пустой голове. Но в наши дни тысячи, миллионы людей в первые же часы войны погибли бы, так и не увидев врага. Да, мы знали это.

Задумывались мы и над тем, зачем мы кружим над желтыми песками чужой, далекой страны? Для чего и для кого мы суем свои носы за горы, в чужой мир, который живет своей жизнью и нас не трогает? Но этому нас учили, это была наша работа. И мы «делали свои деньги», свой «бизнес», все другое нас не касалось.

Такова идиотская ограниченность мышления большинства граждан нашей страны, которые не хотели ничего видеть, кроме своего счета в банке, своей семьи, своего крохотного благополучия.

В этот день я был свободным от дежурства и решил поспать подольше. Но меня очень рано разбудил сигнал видеофона. Я нажал кнопку. На круглом экранчике появилась смазливая рожица «командирской мартышки» — адъютанта командира базы, девчонки, которая страшно гордилась своим званием офицера среднего класса и сожалела, что не может носить синеватой формы военного космонавта.

— Доброе утро, До! — проверещала «мартышка», кокетливо щуря свои колючие глазки. — Вас немедленно вызывает командир базы офицер-космонавт высшего класса Со. Немедленно!

У меня екнуло сердце.

— Когда прибыл из отпуска командир базы? — спросил я.

— Вчера… Поздно ночью. Повторяю: офицеру-космонавту старшего класса До приказано немедленно явиться к командиру базы.

— Сейчас буду, — выдохнул я, выключая видеофон.

Одеваясь, я представлял, какие громы и молнии сейчас обрушатся на меня. Впрочем, меня успокаивало утверждение моей Ва, что для нашего командира она является еще более высоким начальством.

Рассеянно поздоровавшись с гримасничающей «командирской мартышкой», я, одернув на себе мундир, решительно шагнул в кабинет командира базы и начал рапорт:

— Господин офицер-космонавт высшего класса…

— Не надо, сынок! — благодушным баском отозвался Со. Улыбающийся, добродушный, он шел ко мне навстречу, протягивая обе руки. — Ну, здравствуй, сынок! — Он обнял меня и прижал к своему мягкому животу. — Ну и номер вы откололи с моей маленькой Ва! У меня чуть удар не случился… Проходи, садись.