Пурпурные этюды - Мартин Ронделл

Но это было только начало.

Он вынул пальцы, развел ее ягодицы и осторожно ввел пенис, медленно продвигая его во внутрь, пока тот не вошел целиком, и их промежности не сомкнулись.

Женщина невольно вскричала от боли. Ей было больно и в то же время приятно, чувствуя, как большой, толстый стержень с трудом проникает во внутрь ее тела.

Первый миг он ничего не делал, давая возможность ее телу свыкнуться с новыми ощущениями. Затем он приступил к характерным движениям взад-вперед, постепенно наращивая темп.

Женщина почувствовала, как начало жечь ее зад изнутри. Она зажмурилась и при­­­­кусила нижнюю губу, дабы сдержать крик.

Мужчина схватил ее за волосы и задрал ей голову назад.

– Тебе больно, куколка? – грубо спросил он.

– Да! – отозвалась она.

Жжение усиливалось и разливалось по всему телу.

– Тогда кричи, куколка! – посоветовал он. – Кричи!

И она застонала. А он еще ускорил свои движения.

– Тебе нравится так, детка?

– Да! – закричала она. – Еще!

Мужчина отпустил волосы и, взяв ее за талию, начал качать в такт своим движе­ниям. Обнаженная грудь терлась об грубую, шершавую поверхность стола, прибавляя массу противоречивых ощущений. Набухшие соски задевали бугорки и трещины на по­­верхности, еще сильнее возбуждая ее.

– Быстрее! – потребовала она – Еще быстрее!!!

Он ускорился до предела своих возможностей. Его движения стали резкими, про­межность звонко хлопала ее по ягодицам, а стол жалобно скрипел под ней.

Женщина закричала, уже не сдерживаясь, ибо не могла терпеть больше эту боль, этот огонь внутри себя. Вместе с тем, именно эта боль и этот огонь, давали ей то неопи­суемое наслаждение, которое испытывала сейчас.

Она чувствовала, что вот-вот кончит, наступит оргазм.

И вот, этот момент, наконец, настал. Оба, и мужчина, и женщина, почувствовали, как пульсировал его член у нее внутри, выплевывая вязкую жижу. И хотя жижа была горя­чая, женщине она показалась живительным бальзамом для ее разгоряченного зада.

Оба были на вершине блаженства.

Мужчина, тяжело дыша, снова исчез во мраке, а женщина, ублажено расслабив­­шись, осталась лежать на столе в изнеможении.