Улисс (часть 1, 2) - Джеймс Джойс

Он обернулся к Стивену и сказал:

- Серьезно, Дедал. Я совсем на мели. Беги в свою школьную шарашку да принеси оттуда малость деньжонок. Сегодня бардам положено пить и пировать. Ирландия ожидает, что в этот день каждый выполнит свой долг.

- Что до меня, - заметил Хейнс, поднимаясь, - то я должен сегодня посетить вашу национальную библиотеку.

- Сперва поплавать, - заявил Бык Маллиган.

Он обернулся к Стивену и самым учтивым тоном спросил:

- Не сегодня ли, Клинк, день твоего ежемесячного омовения?

И пояснил, обращаясь к Хейнсу:

- Оный нечистый бард имеет правило мыться один раз в месяц.

- Всю Ирландию омывает Гольфстрим, - промолвил Стивен, поливая хлеб струйкой меда.

Хейнс отозвался из угла, легким узлом повязывая шейный платок под открытым воротом спортивной рубашки:

- Я буду собирать ваши изречения, если вы позволите.

Обращено ко мне. Они моются, банятся, оттираются. Жагала сраму. Совесть. А пятно все на месте.

- Это отлично сказано, что треснувшее зеркало служанки - символ ирландского искусства.

Бык Маллиган, толкнув Стивена ногой под столом, задушевно пообещал:

- Погодите, Хейнс, вот вы еще послушаете его о Гамлете.

- Нет, я в самом деле намерен, - продолжал Хейнс, обращаясь к Стивену. - Я как раз думал на эту тему, когда пришло это ветхое создание.

- А я что-нибудь заработаю на этом? - спросил Стивен.

Хейнс рассмеялся и сказал, снимая мягкую серую шляпу с крюка, на котором была подвешена койка:

- Чего не знаю, того не знаю.

Неторопливо он направился к двери. Бык Маллиган перегнулся к Стивену и грубо, с нажимом прошипел:

- Не можешь без своих штучек. Для чего ты это ему?

- А что? - возразил Стивен. - Задача - раздобыть денег. У кого? У него или у молочницы. По-моему, орел или решка.

- Я про тебя ему уши прожужжал, - не отставал Бык Маллиган, - а тут извольте, ты со своим вшивым злопамятством да замогильными иезуитскими шуточками.

- У меня нет особой надежды, - заметил Стивен, - как на него, так и на нее.

Бык Маллиган трагически вздохнул и положил руку Стивену на плечо.

- Лишь на меня, Клинк, - произнес он.

И совсем другим голосом добавил:

- Честно признаться, я и сам считаю, ты прав. На хрена они, кроме этого, сдались. Чего ты их не морочишь, как я? Пошли они все к ляду. Надо выбираться из этого бардака.

Он встал, важно распустил пояс и совлек с себя свой халат, произнося отрешенным тоном:

- И был Маллиган разоблачен от одежд его.

Содержимое карманов он выложил на стол со словами:

- Вот тебе твой соплюшник.

И, надевая жесткий воротничок и строптивый галстук, стыдил их и укорял, а с ними и запутавшуюся часовую цепочку. Руки его, нырнув в чемодан, шарили там, покуда он требовал себе чистый носовой платок. Жагала сраму. Клянусь богом, мы же обязаны поддерживать репутацию. Желаю бордовые перчатки и зеленые башмаки. Противоречие. Я противоречу себе? Ну что же, значит, я противоречу себе. Ветреник Малахия. Его говорливые руки метнули мягкий черный снаряд.

- И вот твоя шляпа, в стиле Латинского Квартала.

Стивен поймал ее и надел на голову. Хейнс окликнул их от дверей:

- Друзья, вы двигаетесь?

- Я готов, - отозвался Бык Маллиган, идя к двери. - Пошли, Клинк. Кажется, ты уже все доел после нас.

Отрешенный и важный, проследовал он к порогу, не без прискорбия сообщая:

- И, пойдя вон, плюхнулся с горки.

Стивен, взяв ясеневую тросточку, стоявшую у стены, тронулся за ним следом. Выйдя на лестницу, он притянул неподатливую стальную дверь и запер ее. Гигантский ключ сунул во внутренний карман.

У подножия лестницы Бык Маллиган спросил:

- А ты ключ взял?

- Да, он у меня, - отвечал Стивен, перегоняя их.

Он шел вперед. За спиной у себя он слышал, как Бык Маллиган сбивает тяжелым купальным полотенцем верхушки папоротников или трав.

- Кланяйтесь, сэр. Да как вы смеете, сэр.

Хейнс спросил:

- А вы платите аренду за башню?

- Двенадцать фунтов, - ответил Бык Маллиган.

- Военному министру, - добавил Стивен через плечо.

Они приостановились, покуда Хейнс разглядывал башню. Потом он заметил:

- Зимой унылое зрелище, надо думать. Как она называется, Мартелло?

- Их выстроили по указанию Билли Питта, - сказал Бык Маллиган, - когда с моря угрожали французы. Но наша - это омфал.

- И какие же у вас идеи о Гамлете? - спросил у Стивена Хейнс.

- О нет! - воскликнул страдальчески Бык Маллиган. - Я этого не выдержу, я вам не Фома Аквинат, измысливший пятьдесят пять причин. Дайте мне сперва принять пару кружек.

Он обернулся к Стивену, аккуратно одергивая лимонный жилет:

- Тебе ж самому для такого надо не меньше трех, правда, Клинк?

- Это уж столько ждет, - ответил тот равнодушно, - может и еще подождать.

- Вы разжигаете мое любопытство, - любезно заметил Хейнс. - Тут какой-нибудь парадокс?

- Фу! - сказал Маллиган. - Мы уже переросли Уайльда и парадоксы. Все очень просто. Он с помощью алгебры доказывает, что внук Гамлета - дедушка Шекспира, а сам он призрак собственного отца.

- Как-как? - переспросил Хейнс, показывая было на Стивена. - Вот он сам?

Бык Маллиган накинул полотенце на шею наподобие столы патера и, корчась от смеха, шепнул на ухо Стивену:

- О, тень Клинка-старшего! Иафет в поисках отца!

- Мы по утрам усталые, - сказал Стивен Хейнсу. - А это довольно долго рассказывать.

Бык Маллиган, снова зашагавший вперед, воздел руки к небу.

- Только священная кружка способна развязать Дедалу язык, - объявил он.

- Я хочу сказать, - Хейнс принялся объяснять Стивену на ходу, - эта башня и эти скалы мне чем-то напоминают Эльсинор. "Выступ утеса грозного, нависшего над морем", не так ли?

Бык Маллиган на миг неожиданно обернулся к Стивену, но ничего не сказал. В этот сверкнувший безмолвный миг Стивен словно увидел свой облик, в пыльном дешевом трауре, рядом с их яркими одеяниями.

- Это удивительная история, - сказал Хейнс, опять останавливая их.

Глаза, светлые, как море под свежим ветром, еще светлей, твердые и сторожкие. Правитель морей, он смотрел на юг, через пустынный залив, где лишь маячил смутно на горизонте дымный плюмаж далекого пакетбота да парусник лавировал у банки Маглине.

- Я где-то читал богословское истолкование, - произнес он в задумчивости. - Идея Отца и Сына. Сын, стремящийся к воссоединению с Отцом.

Бык Маллиган немедля изобразил ликующую физиономию с ухмылкою до ушей. Он поглядел на них, блаженно разинув красивый рот, и глаза его, в которых он тут же пригасил всякую мысль, моргали с полоумным весельем. Он помотал туда-сюда болтающейся башкой болванчика, тряся полями круглой панамы, и запел дурашливым, бездумно веселым голосом:

Я юноша странный, каких поискать,

Отец мой был птицей, еврейкою - мать.

С Иосифом-плотником жить я не стал.

Бродяжничал и на Голгофу попал.

Он предостерегающе поднял палец:

А кто говорит, я не бог, тем плутам

Винца, что творю из воды, я не дам.

Пусть пьют они воду, и тайна ясна,

Как снова я воду творю из вина.

Быстрым прощальным жестом он подергал за Стивенову тросточку и устремился вперед, к самому краю утеса, хлопая себя по бокам, как будто плавниками или крыльями, готовящимися взлететь, и продолжая свое пение:

Прощай же и речи мои запиши,

О том, что воскрес я, везде расскажи.

Мне плоть не помеха, коль скоро я бог,

Лечу я на небо... Прощай же, дружок!

Выделывая антраша, он подвигался на их глазах к сорокафутовому провалу, махая крылоподобными руками, легко подскакивая, и шляпа ветреника колыхалась на свежем ветру, доносившем до них его отрывистые птичьи крики.

Хейнс, который посмеивался весьма сдержанно, идя рядом со Стивеном, заметил:

- Мне кажется, тут не стоит смеяться. Он сильно богохульствует. Впрочем, я лично не из верующих. С другой стороны, его веселье как-то придает всему безобидность, не правда ли? Как это у него называется? Иосиф-плотник?

- Баллада об Иисусе-шутнике, - буркнул Стивен.

- Так вы это раньше слышали? - спросил Хейнс.

- Каждый день три раза, после еды, - последовал сухой ответ.

- Но вы сами-то не из верующих? - продолжал расспрашивать Хейнс. - Я хочу сказать: верующих в узком смысле слова. Творение из ничего, чудеса, Бог как личность.

- Мне думается, у этого слова всего один смысл, - сказал Стивен.

Остановясь, Хейнс вынул серебряный портсигар с мерцающим зеленым камнем. Нажав на пружину крышки большим пальцем, он раскрыл его и протянул Стивену.

- Спасибо, - отозвался тот, беря сигарету.

Хейнс взял другую себе и снова защелкнул крышку. Спрятав обратно портсигар, он вынул из жилетного кармана никелированную трутницу, тем же манером раскрыл ее, прикурил и, заслонив язычок пламени ладонью, подставил Стивену.

- Да, конечно, - проговорил он, когда они пошли дальше. - Вы либо веруете, либо нет, верно? Лично я не мог бы переварить идею личного Бога. Надеюсь, вы ее не придерживаетесь?