Черняев 1985 - Неизвестно

Был у Арбатова. Усидели поллитра. Перемыли всем кости. Его интим с Горбачевым. Тот будто бы не любит Загладина. Не очень верится. Факты? - Осудил его новую женитьбу: Яковлеву сказал об этом. Арбатов доказал мне, что инициатор неполучения Пономаревым второй Звезды - Громыко! Юрка убежден, что Громыко рвется в Генеральные. Генеральный же весьма плох. С Папандреу не смог встретиться. Как он будет выступать перед избирателями? А в апреле - съездовский Пленум! В порядке «затемнения» почти каждый день публикуется либо «его» обращение к народу, либо предисловие к очередному «его» изданию, либо приветствия или ответы на вопросы корреспондентов. Думаю, что он их не читает, даже после публикации.

Арбатов показал записку, которую он направил Г орбачеву. Доказывает, что надо сорвать переговоры в Женеве (Громыко-Шульц) . Не ожидал от него такой наивности. Будто он ведает, какие «государственные» соображения руководят действиями Громыко, который вновь продемонстрировал свои возможности, «наградив» своего первого заместителя Корниенко Героем социалистического труда!!

Да и по существу, нелепо уходить с переговоров, не начав их, когда весь мир увидел в них единственную надежду. Ведь главное сейчас - одерживать «победы» в пропагандистской войне, хотя они и ничего не изменят в реальной политике = в гонке вооружений, катастрофических для всех, а для нас - раньше других.

Читаю «Публичное чтение о Петре Великом» С. Соловьева. Масштабный исторический мыслитель. И поучительно тоже!

19 февраля 85 г.

Сходил в музей Горького в Шехтелевском особняке на улице Качалова. Я там никогда не был, представлял интерьер по фотографиям. Все вместе, Горький плюс Шехтель плюс дух эпохи, производят впечатление, как и то, что музей-то открыт только в 1961 году, после ХХ-ХХ11 съезда КПСС. Да и то сказать - как бы выглядела библиотека Горького в шкафах по всем стенам - 10 000 книг, из которых доброй трети место в спецхране! Ходил по комнатам: прихожая с лестницей, обошедшей все архитектурные хрестоматии мира, столовая с роялем и камином, библиотека с круглым столом и кожаными креслами былых времен, кабинет с китайскими штучками, спальня с мебелью, которая Горькому не понравилась, но просил не беспокоиться (т.е. не менять). Она - богатая, в стиле рококо.

Ходил и не оставляло меня «при всем том» чувство: высоко себя ставил первый пролетарский писатель, как и в Сорренто, не постеснялся получить от пролетарского нищего государства помещение, подстать миллиардеру! Здесь-то и были написаны многочисленные, на 5-6 томов статьи о пролетарском искусстве, о новой культуре, о гниении Запада и т.п. Нет! Что-то есть неистребимо вечное в попреках Маяковского, которого пролетарским признали только после смерти и не на I съезде Союза писателей.

Перебираю «от нечего делать» разные книги: Фитджеральд «Письма, записки, дневники», Эйдельман - о Пушкине-историке, Соловьев, Салтыков- Щедрин «Благонамеренные речи» (совершенная антисоветчина!), «Марксизм 1929­1956» - сборник разных марксологов, Вознесенский. Проза. Винокуров «Она» (сильные стихи, далекие от ортодоксии), сборник современных английских писателей (бытовщина, как мы сказали бы. А может быть, это судьба всякой литературы, в конце концов, когда все будут сыты и когда «мировые проблемы» - любовь, голод, нищета, угнетение и т.п. - будут решены на путях ЭВМ, НТР и секс- революции в мировом масштабе.

А читая книжку Фитджеральда, я вновь поймал себя на мысли, что мне все больше интересно читать о писателях, чем их самих: мыслей больше.

20 февраля 85 г.

Вчера послушал Громыко перед избирателями (в РСФСР), сегодня прочел в «Правде». Он - о Черненко. Все другие говорили о нем по трафарету, даже заподозрил, что соответствующий абзац ( о Генсеке) был утвержден на Политбюро. Этот - оригинален в своем слове о «внутреннем и внешнем величии нынешнего Генсека». Что это?

Пользуется его беспомощностью, ограниченностью, тщеславием, чтобы сохранить себе монополию на внешнюю политику, а, может быть, это даже и завещание - на наследство? Скорее всего так и есть. Арбатов, да и другие не исключают, что Громыко всерьез зарится на первое место. Неужели и такое у нас возможно? А все другие, может быть, настоящие, вновь будут ждать своего часа на выдвижение?

Вчера перебирал свои блокнотики времен войны. Многие страницы просто стерлись - настолько, что можно разобрать лишь несколько не связанных между собой слов. А то, что почему-то осталось разборчивым - противно читать: много я копался в себе вместо того, чтобы просто фиксировать факты, эпизоды, фамилии, названия деревень и т.п.

Политические рассуждения довольно ортодоксальны, - боялся что ли, что в чужие руки попадут? Впрочем, встречаются и замечания, которые были большим риском в сталинские времена. Недаром же я таскал блокнотики в карманах, а не в полевой сумке.

Когда-то все это, наверно, стоит разобрать. Мемуаров из них, видно, не получится. Но рассказ о себе самом может и выйти.

Многое меняется. Однако, охранительная суть политики освобождается только от крайних, репрессивных форм. Суть остается.

Прочел «Вторую встречу». Это книга Лакшина. Там о Твардовском, как о великом, как о классике. И в самом деле, даже Шауро и Ко возражать не будут, как и против того, что это утвердилось в народном сознании. Однако, Твардовский в свое 60-летие получил всего лишь Орден Трудового Красного знамени. И хоронили его почти как Пушкина - чуть ли не втихоря, чтоб не возбуждать эмоций. А вот заурядному сочинителю и жополизу Маркову дали дважды Героя, не заботясь о нравственных последствиях, т.е. о том, как на это посмотрит народ. А он либо безмолвствует, либо нахально смеется в рукав.

У Лакшина есть очерк о Марке Щеглове, вспыхнувшем в нашей литературной критике в момент Эренбурговой «оттепели», еще до ХХ съезда. И я вспомнил: было не то какое-то партсобрание, не то производственное совещание в Отделе науки в ЦК. Возглавлял его тогда А.М. Румянцев, будущий шеф журнала «Проблемы мира и социализма». Замом у него был такой Тарасов, огромный, стоеросовый, с красивым тупым лицом. Говорил он булькая, будто что-то жидкое болталось у него во рту. Доклад его был о культуре. Запомнил я только чувство отвращения от того, что я нахожусь в этой компании душителей оттепели: как он нес Марка Щеглова, со свежей еще тогда космополитической охотнорядской яростью!

Прочел новые главы «Сандро из Чегема» Фазиля Искандера, тамиздатовское. Ощущение неприятное, в отличие от старых глав дяди Сандро: думаю, это от антисоветского кукиша в кармане, да еще в заграничных штанах.Только что прочитал интервью Натты «Стампе». Откровенно и все до конца - об МКД, о «реальном социализме» и проч. И в связи с этим думаю о нашей предстоящей Программе на ХХУП съезде. Раздел о коммунистическом движении. Написан Загладиным, дважды одобрен секретарями ЦК, уже много поправлен в Волынском -2. Но суть остается. Она - прежняя, даже такая, какой была до ХХ съезда. Меняется только словесность, да и то не во всем: мы, например, настаиваем на термине «пролетарский интернационализм», хотя в 1976 году на Берлинской конференции согласились заменить его «интернационалистской солидарностью» (и первое время в печати пользовались этим термином). Главное другое. Натта апеллирует к реальностям и в этом смысле отвергает «провокацию» интервьюера, - за кем вы (ИКП), мол, идете теперь - за Лениным или возвращаетесь к Каутскому?

Со времен Андропова и при Черненко мы тоже за реализм. Однако, не хотим признать, что коммунистического движения в нашем, хрестоматийном понимании нет и не будет. А отсюда все остальное, а именно: мягкий, сдержанный язык в отношении коммунистического движения, проблем сотрудничества и сплоченности в расчете на то, что удастся умаслить, не провоцировать разрывов, добиться какого-то молчаливого шоёиз’а у1уепё1 со всеми - и с ИКП, и с китайцами, своего рода «коммунистического экуменизма», как выразился интервьюер из «Стампы», употребив привычное католику выражение.

А для чего? По-видимому, для того, чтобы сохранить видимость существования мифа (МКД) - а мы, КПСС, во главе-де! Для идеологической всемирной державы это нужно. Но, сохраняя миф, мы поддерживаем существование

- жалкое, дохлое, беспомощное - многомиллионных братских партий, которые за нашей спиной и под прикрытием международного авторитета (и пугала) - МКД будут и дальше прозябать.

А если бы мы «распустили» МКД, им пришлось бы зашевелиться. Конечно, многие сразу бы накрылись. Но другие, в которых еще теплится какая-то энергия, и там, где условия (классовой борьбы) благоприятны, возродились бы. Может быть!.. И с точки зрения «мировой революции» получился бы выигрыш. Однако, мы мыслим категориями идеологической великой державы, а не категориями мирового революционного движения.

Впрочем, кто это «мы»? Против кого я грешу? Я уверен, что тот же Горбачев, Соломенцев, Воротников, да и сам Черненко отвергли бы такой подход, если бы мы, т.е. международный отдел ЦК, его предложили и обосновали. Уверен? Нет, не уверен. Наоборот. Сначала Андропов, потом Горбачев потребовали от нас откровенного, неприкрашенного, «без алиллуйщины», как выразился Горбачев, анализа состояния МКД. Пономарев замотал это задание и в тот и в этот раз. Он добился от меня опять лакировочной записки в ЦК, в которой едва проступает настоящая реальность. Но и такую записку хотел было положить под сукно. Не вышло: Общий отдел настоял, чтоб записка была, - бюрократический контроль требовал «закрытия» вопроса. Однако. Горбачев не захотел такую записку ставить на обсуждение. Он понял, что от Пономарева толку не будет, как он и предполагал, делясь своими впечатлениями с помощником Черненко Вольским еще летом.