Полет на Кеплер - Виктория Овеян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это как смотреть через три разных стеклышка: сквозь первое видишь мир красным, сквозь второе — желтым, сквозь третье — синим. Но стоит их скомбинировать, стоит посмотреть сразу через два или даже три, и мир окрашивается в невообразимые, немыслимые ранее цвета, которые нельзя было бы получить, держа в руке лишь одно.
— Посмотрим, как мне поможет скрипка при встрече с пришельцами.
Василий улыбнулся.
— Не сомневаюсь, что им понравится твоя игра.
Два дня пролетели незаметно. Большую часть времени они проводили перед иллюминатором. Какая-то неведомая сила притягивала их к креслам и заставляла наслаждаться мелькающими перед ними небесными телами, которые с каждом часом становились все более четкими. Сила, что манила людей за собой, одаривая их жаждой к новому.
Сейчас они были облачены в скафандры и пристегнуты. Через стекло виднелся шар, покрытый зеленовато-голубым океаном. В некоторых местах проблескивала почти незаметная белая дымка — похоже, облака.
Конечно, каждый из них думал о том, что они там встретят. Оба грезили этой мыслью с самого назначения в экипаж. Но сейчас, когда кульминация их миссии была так близка, в голову закрадывался страх. Страх неопределенности. Страх перед тем, что они не знают, с чем им предстоит столкнуться. Страх перед неизвестным.
Василий был главным пилотом, а Рейган помогал контролировать работу приборов. Корабль вышел на орбиту планеты. Траектория не значительно расходилась с расчетами. Нужно было провести некоторые наблюдения с высоты и найти подходящее место для приземления.
Внешне казалось, что они всецело были сосредоточены на технической части миссии. Василий и Рейган, точно роботы, отрепетированными тысячи раз движениями заставляли корабль делать то, чего они от него хотели. Так, как положено прилежным астронавтам. Но мыслями, разумом, сознанием — тем человеческим, что отчетливо блестело в их глазах — они были совсем в другом месте, известном только им самим.
* * *Сегодня, 21 июня 3702 года, Вернера Ноймана уже в который раз абсолютно бесстыже разбудили в шестом часу утра.
— Тысячи обитателей Марса живут в неподходящей для них, ещё не измененной атмосфере. — чип на виске Ноймана замигал, и перед ним возникла картинка, такая же, как на старых устройствах, ранее называемых, кажется, телевизорами. Мужчина вскочил с кровати и начал ощупывать голову в поисках кнопки выключения. — Вы можете помочь им уже сегодня! Пожертвуйте…
Послышался глухой щелчок.
— Не нужно было экономить на чипе. — раздражённо произнес Вернер. — Бесит реклама! Честным людям поспать не дают.
Вернер почти всегда выглядел рассеянно: часто ничего вокруг себя не замечал, еще чаще не хотел замечать. Проклинал синтетическую еду и тот факт, что нельзя готовить самому. Нет, конечно, можно было, но это стоило баснословных средств, которых у него, очевидно, не было.
Он встал, собрался, после чего вышел из своей комнатушки через автоматическую дверь, которая вела в горизонтальный лифт, с двух сторон ограниченный стеклянными стенами. Вернер встал на платформу и сразу же услышал в своей голове сообщение о том, что гравитационное подключение прошло успешно. Теперь он был надёжно прикреплен к этой странной плоской штуковине, которая должна была доставить его в исследовательский центр.
Платформа начала движение, но стоящий на ней Вернер даже не шелохнулся. Вместо этого он протяжно зевнул и осмотрелся по сторонам. По правую и левую руку от него простирался город. Чем-то он был похож на тот футуристичный образ, который строили в воображении своем люди, снимающие в прошлых веках фильмы о будущем. Но было и несколько отличий.
Ночью город не переливался всеми оттенками света где только можно и нельзя, ведь в этом просто не было смысла. У большей части людей были чипы, которые в том числе одаривали их глаза прекрасной возможностью видеть в темноте.
Кроме того, строения вовсе не были оформлены в бело-голубых тонах. Солнечные лучи отражаются от светлой поверхности, тем самым мешая поглощать их и перерабатывать в энергию. Ученые смогли модифицировать электрику так, что каждое здание было своего рода огромной солнечной батареей. Поэтому их преимущественно окрашивали в черный. То была инициатива и разработка экологов, коих осталось не так много после осознания людьми возможности в случае чего переселиться на Марс и далее.
Но кое-что люди прошлого, конечно, угадали — зелени было много. Растения обвивали исполинские башни, разрезающие небеса; где-то росли на крышах, превращая невзрачные здания в произведения искусства. То были отчаянные попытки сохранить хотя бы долю процента нормальной, не модифицированной растительности, которые главы государств судорожно предпринимали в середине четвертого тысячелетия. Хотя всем было очевидно: то, что люди видели на улицах — лишь отголоски мнимо нетронутой флоры.
Наконец Нойман добрался до места назначения. На входе ему даже не пришлось прикладывать палец к двери или ждать, пока отсканируют его лицо: все проверки уже давно совершались автоматически. В исследовательском центре «Рукав Ориона» работало порядка тридцати человек, что было несказанно мало для ведения какого-либо крупного проекта. Но и всех подряд сюда пускать было нельзя.
Здесь учёные разрабатывали устойчивые к сверхвысоким температурам материалы нового поколения, проектировали модели кораблей, которые могли бы перевозить десятки тысяч тонн груза, занимались важными расчетами. Притом доступ к целям исследования и его результатам был далеко не у всех. Деятельность «Рукава Ориона» была преднамеренно закрыта завесой тайны от неудобных свидетелей.
В последние дни работа шла особенно интенсивно: практически все цели исследовательской кампании были выполнены. В обеденный перерыв Вернер направился в комнату отдыха, чем-то походящую на кафетерий, где он часто встречался со своим другом. Так произошло и сегодня. Выпив по чашечке синтезированного яблочного сока, они с Эрихом, по обыкновению, быстро разговорились.
— Наш постоялец снова себя заморозил. — сказал Эрих. — Это уже в третий раз! Ну, как мне рассказывали…
Эрих Ривьер был работником главного в городе криогенного центра, чем чрезмерно гордился, ведь ему было-то всего двадцать три года. Картавил, что делало для него произношение слов по типу «гидротрансформатор» непосильной задачей и ужаснейшей пыткой, а также выдавало в нем потомственного француза.
— Причину хоть назвал? — отвлеченно спросил Вернер.
