Голубятня на желтой поляне: Роман-трилогия - Владислав Крапивин

— Простите, пожалуйста, я исправлюсь.

— Бессовестный, — опять сказала Данка.

— Мы не опоздаем? — чересчур озабоченно спросил Тик.

Яр взглянул на часы.

— Двадцать минут до звонка. Пошли! Мы ведь хотели еще мороженого купить.

— В цирке за мороженым сейчас очередища, — возразила Данка. — А здесь, в саду, недалеко киоск есть. Вы идите и подождите меня у скамейки, я сбегаю. Алька, дай деньги.

Насупленный Алька вытряс из кармана монетки.

Тик переглянулся с Данкой.

— Я с тобой сбегаю! Тебе не унести столько порций. Сразу… пять…

— Я с вами, — сумрачно сказал Алька.

— Ты хромой.

Данка и Тик умчались. Алька секунду подумал и кинулся за ними…

Яр и Чита сели в сквере на прежнее место. Чита сию же минуту уткнулся в книгу. Яра это даже слегка разозлило. Но он постарался прогнать досаду и неясную тревогу. Вдохнул в себя лето и стал смотреть, как втягивается в цирковые двери пестрая ребячья толпа.

Яра легонько тронули за плечо. Сзади стоял хмурый Алька. Он шагнул назад и поманил Яра за собой.

Они быстро отошли.

— Что, Алька? — с испугом спросил Яр.

Это был какой-то другой Алька. Без всякой смешинки в серо-зеленых своих глазах, будто похудевший и подросший.

— Что, Алька? Что случилось?

Тот шагнул к Яру вплотную, прочно взялся за его рубашку, уткнул ему под ребра запрокинутый подбородок. И, глядя снизу вверх, тихо спросил:

— Ты очень обиделся?

Яра накрыло теплой волной.

— Ну что ты, Алька, — одними губами сказал он.

— Нет, правду скажи.

И Яр сказал правду:

— Самую капельку. Но сейчас уже нисколько не обижаюсь. Честное слово.

Алька переглотнул. Еще острее уткнулся подбородком.

— Пожалуйста… Ну, пожалуйста-пожалуйста, извини меня. Ладно?

Яр улыбнулся, пятерней взъерошил Алькины нестриженые волосы. Несколько секунд Алька смотрел с жалобной тревогой. Потом тоже заулыбался, превращаясь в прежнего Альку. Яр подхватил его, невесомого, вскинул на вытянутых руках, закружил над собой. Алька радостно заверещал, дрыгая ногами и теряя сандалеты.

Подбежали Данка и Тик. Подошел Чита.

— Я тоже так хочу, — сказал Тик.

Яр усадил босого Альку в траву, взметнул вверх Тика. Тик не стал верещать, упруго выгнулся, раскинул в стороны ноги, развел прямые руки (в каждой — стаканчик с мороженым).

— У нас такое упражнение называлось «мельница», — вращая Тика над головой, сказал Яр.

— А у нас — «штурвал»! — крикнул Тик.

И правда, его тонкие ноги и руки мелькали, как спицы в рулевом колесе парусного корабля из старинного фильма про пиратов.

Яр приземлил Тика и спросил у Данки:

— Тебя повертеть?

— Нет, я уже большая, — вздохнула она.

Предлагать «верчение» серьезному Чите Яр не решился. Но тот сказал ревниво:

— А меня?

— Ты, наверно, и там читать будешь?

— Не-а, — отозвался Чита с дурашливой, почти Алькиной интонацией. И отдал Альке очки (тот сразу их нацепил).

А Яр уже не первый раз подумал вот о чем: обычно, если человек снимает очки, взгляд его делается беспомощным, а у Читы — у Вадика — глаза становились твердыми, как у стрелка из лука.

— Летим, — сказал Чита.

…А через пять минут они сидели в цирке. Лизали остатки тающего мороженого. Смотрели, как над желтой ареной зажигаются фонари. У выхода выстроились униформисты в красных с золотом мундирах. Пахло опилками, конюшней, сухим лаком скамеек. Голоса и смех уносились под купол, где блестели никелем трапеции. Стоял такой знакомый «цирковой» гул. Все было как раньше…

Когда раньше? Где?

«Этого не может быть!» — опять резанула Яра холодная мысль. Но тут же улетела. «Ну и пусть! — мысленно крикнул ей вслед Яр. — Это есть!»

Оркестранты на балконе гудели и пиликали вразнобой — пробовали свои скрипки и тромбоны. И вдруг замолчали. Вспыхнули еще фонари, яркие до синевы. Над оркестром на темном панно забегали, запереливались круглые цветные огни.

Яр подумал, что это похоже на щит корабельного компьютера. Конечно, когда корабль меняет режим. А если крейсер висит в субпространстве, то огни горят неподвижно…

Глава первая

ГОСТЬ

1

Огни горели неподвижно. Могли они и совсем не гореть. Свечение лампочек на пульте было лишь традицией. По крайней мере, когда крейсер зависал в субпространстве перед дальним прыжком. Вахта в это время тоже была не нужна. Если кто-то и дежурил, то опять же отдавая дань традиции или бессоннице.

Капитан Виктор Сайский бессонницей не страдал, а традиций не одобрял, так как они уставом СКДР не оговаривались. Но с другой стороны, они не были и нарушением. Поэтому Сайский лишь досадливо помолчал, когда Ярослав сообщил, что не пойдет спать и останется у пульта.

Ярослав был старше всех в экипаже, старше даже астронавигатора Олега Борисовича Кошки, хотя тот уже выглядел пенсионером. У Сайского могли возникнуть подозрения, что разведчик Ярослав Родин просто не доверяет автоматике крейсера, а заодно и капитану, который эту автоматику сам отлаживал и проверял. До последней ячейки! Но высказывать подозрения и вступать в спор капитан не мог. Помолчав, он только спросил:

— Ну… а что же вы собираетесь делать в течение сорока часов? Если не секрет.

— Не секрет, — без улыбки сказал Ярослав. — Буду сидеть. Вспоминать…

Он говорил правду. Часы молчания, когда крейсер повисал вне привычных измерений и понятий, когда он по земным представлениям просто не существовал и ничего, абсолютно ничего не могло случиться, Ярослав любил. Любил тишину и домашнее тиканье пружинного будильника «Янтарь». Будильник неторопливо отмерял локальное время.

Ярослав сидел и вспоминал. Собственно, это было главное, что оставалось у него. От поиска Яр ничего не ждал. Скорее всего, опять будут пустые ненужные планеты: каменистые глыбы, сожженные жестким излучением, или жидкие шары в оболочках метановых и аммиачных атмосфер. Они годятся для диссертаций, а для жизни бесполезны.

А если и будет жизнь — вроде микробов и горного мха на Виктории или тех безобидных песчаных тварей на АЦ-1, — ну и что?

Вероятность найти цивилизацию, с которой можно общаться, равна ноль целых, ноль, ноль, ноль, ноль… Найти остатки такой цивилизации легче. По крайней мере, на Леде нашли. И тысячи умов кинулись разгадывать: кто были существа, построившие посреди каменистой равнины громадный арочный мост? Что означают мозаичные фигуры на