Опасный выход - Лана Рисова

Так. Значит, я под землей, скорее всего в какой-то пещере. Руки убедились в моей правоте, ощутив шероховатую каменную поверхность. По мере того как чувства приходили в себя, я стала ощущать холод. Ноги были еще более или менее в тепле, все-таки джинсы — великое изобретение человечества, но сверху на мне была только легкая майка. Я пошарила рукой возле рюкзака, потянула на себя рукав от рубашки, обвязанный узлом вокруг лямки, и поблагодарила себя за предусмотрительность. Я взяла ее, чтобы не обгореть на солнце. К моему великому огорчению кожа у меня была такая белая, что сгорала моментально. От окружающего холода плотный хлопок рубашки должен был хоть немного спасти.

Борясь с дурнотой, я таки приняла вертикальное положение и кое-как натянула на себя рубашку.

Сколько, интересно, я была без сознания? Меня уже хватились или как? То-то удивится Наташка: только я была — и уже нет, как сквозь землю провалилась.

Я усмехнулась, паника пока подконтрольна, видимо, мозг еще в шоке от такого удара. Но надо тем не менее подумать. Если я провалилась, значит, наверху где-то есть дыра, через которую сюда должен попадать свет. Как я ни старалась, никакого света не разглядела, либо дела действительно настолько плохи и я потеряла зрение.

Я закрыла глаза, все равно от открытых никакого толку. И тут меня осенило. Фонарь! Я же взяла фонарь! Как походник со стажем, предпочитала, чтобы в незнакомой местности у меня при себе было максимальное количество нужных вещей. Подтянув рюкзак поближе, я расстегнула молнию и запустила туда руку. Бутылка воды, бутерброды, пачка «Ролтона» зачем-то, кипятка-то нет, пенал, ну где же он? Ах вот, пальцы нащупали полукруглую пластиковую рукоятку фонарика. Вытащив его, я на секунду замерла, затаив дыхание.

— Ну, пожалуйста… — и нажала на кнопочку.

Тонкий лучик пронзил тьму холодной иголкой. Боже, спасибо! Со зрением все в порядке. Но по мере того как я водила фонариком из стороны в сторону, в груди поднимался холодок — луч везде упирался во тьму. Я посмотрела на пол. Камень был обычного серого цвета, шершавый, кое-где искрящийся вкраплениями чего-то блестящего. Но, когда я отрывала луч от пола, он со всех сторон упирался в темноту.

Вот теперь-то мне стало по-настоящему нехорошо. Шишка мерно пульсировала, попадая в диссонанс с сердцем, биение которого все ускорялось. Набрав полные легкие воздуха, я шумно выдохнула. В боку кольнуло, похоже, что пострадала не только голова. Часы! Я посветила на запястье. Электронный циферблат показывал 2:25. Так сейчас глубокая ночь! Неудивительно, что я не вижу светового пятна наверху, — на поверхности темно!

Я немного успокоилась. Нужно просто дождаться утра. Скорее всего ребята подумали, что я пошла домой, и решили поискать меня там, убедившись в обратном, они обязательно вернутся с помощью утром.

Надо проверить мобильник. Порывшись в рюкзаке, я достала заветную раскладушку. Конечно, сигнала не было, здесь и на поверхности-то ловило только местами, приходилось долго ходить, чтобы найти сеть, но проверить все-таки стоило. Набрала номер службы спасения — ничего. Потом номер СОС — снова тот же результат, а точнее отсутствие оного; что ж, тут такая толща камня, что ничего просочиться не может. С сожалением я закрыла телефон и положила обратно.

Есть совершенно не хотелось, поэтому, выпив несколько глотков колодезной воды из бутылки от колы, я подвинула поближе этюдник, подсунула под голову рюкзак и свернулась клубком.

Вот тут-то тьма и накинулась на меня со всех сторон. Она забиралась в волосы и под рубашку, пролезала между сжатыми в кулаки пальцами рук, просачивалась сквозь плотно закрытые веки. Я дрожащими руками включила фонарик. Чернь вилась вокруг луча обозленной спиралью, но не могла полностью поглотить его.

Со светом было еще хуже. Мрак казался гуще, в нем мерещились какие-то тени. Так, то включая, то снова выключая фонарь, я провела какое-то время, пока боль и усталость не сморили меня.

Пробуждение было страшным. Мне казалось, что меня куда-то затягивает, в какую-то черную дыру, очень узкую для меня, поэтому все тело как бы растягивается в пространстве-времени, и это очень больно. А смоляные жгуты, присосавшись к каждой клеточке тела, все тянут и тянут по узкому бесконечному тоннелю. Бац, и падение. От удара я проснулась.

Оказалось, что я просто очень сильно вздрогнула во сне. Под щекой ощущалась грубая ткань рюкзака, под боком все тот же камень. И тьма вокруг. Шишка, как только почувствовала, что я проснулась окончательно, начала тикать, напоминая, что необходимо взглянуть на часы. Недовольно поморщившись — обойдусь и без подсказчиков, я все-таки включила фонарь и посмотрела на циферблат. Было восемь тридцать утра. Я с надеждой подняла глаза к потолку. Минута, две, три. Бесполезно, никакого света. Солнце должно было встать, но надо дождаться полудня, когда оно будет высоко, длинный летний луч дотянется и сюда. Меня слегка мутило и хотелось в туалет. Порывшись в боковом кармане рюкзака, я достала половинку рулона туалетной бумаги и Маринкину зажигалку, о которой совершенно забыла. Единственный курящий человек в нашей компании Маринка отдала мне ее вчера утром на хранение, надеясь, что в минуту слабости, когда ей захочется покурить, я буду ее совестью и не допущу такого святотатства на природе.

Я зажгла фонарик и поставила его вертикально лучом вверх. Сама взяла зажигалку и аккуратно двинулась в темноту. Честно говоря, мне было очень страшно. Точнее, мне было ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ страшно. Но просидеть на одном месте незнамо сколько времени и там же устроить себе туалет — это уже совсем не по-человечески. Передвигаясь практически на корточках, аккуратно ощупывая дорогу перед собой, иногда подсвечивая ее зажигалкой, я отползла на несколько метров от своей стоянки. И тут моя нога наткнулась на пустоту впереди. Нетвердой рукой посветив там, я обнаружила небольшое углубление в относительно ровном полу пещеры и спустилась туда, сжимая зубы от страха и почти оглохнув от биения сердца. Сделав свои грязные дела, я, быстро вернулась к лучу, погасила его и, подняв голову, принялась ждать.

Было что-то неправильное в этой темноте, и это что-то не давало мне покоя. Через некоторое время я поняла, в чем дело. Я не различала никаких звуков, кроме тех, что производила сама. Физически ощущая мрак, я не слышала его. Ни шелеста крыльев летучих мышей, ни возни грызунов, ни шипения змей. Последнее, впрочем, меня обрадовало. Но эта страшная тишина начала пугать меня больше темноты, и я, набравшись смелости, крикнула:

— Э-эй!

Ничего, как и следовало ожидать. Тьма впитала крик совсем, весь без остатка, как огромный кусок ваты капельку воды, и не оставила мне даже крошечного эха вдали. Я утешала себя тем, что в горной породе не понимаю ровным счетом ничего и что это какая-то разновидность туфа, которая поглощает звуки и отгоняет живые существа. Мысль была совершенно бредовая, но я почти убедила себя в этом. Вряд ли здесь есть радиация, нас бы точно предупредили, куда ходить не следует.