Белла - Джилли Купер

— Что вам заказать? — спросил Руперт.

— Что угодно кроме селедки.

Он засмеялся.

— А почему не селедку?

— Когда я была ребенком, мать заставляла меня ее есть. Однажды меня заперли в столовой на двенадцать часов.

Руперт был поражен.

— Мне никогда не приходилось есть что не по вкусу.

— Тут хорошее место, — сказала Белла.

— Это прибежище моего отца. Он говорит, что это единственное место в Лондоне, где никогда не встретишь знакомых.

— Руперт, дорогой! — у их стола застыла красивая женщина с широко поставленными темно-синими глазами.

— Лавиния, — он встал и поцеловал ее, — как было на Ямайке?

— Чудесно. Не знаю даже, зачем я только домой вернулась.

— Ты не знакома с Беллой Паркинсон?

— Нет, не знакома. Как поживаете? — она осторожно посмотрела на Беллу. — Я, конечно, читала о вашей игре. Макбет, кажется? Мне надо посмотреть вас на сцене.

Она повернулась к Руперту и спросила как-то слишком небрежно:

— Как Ласло?

— В Буэнос-Айресе.

— Вот почему он не позвонил, — проговорила она с облегчением. — Когда он возвращается?

— Где-то на следующей неделе.

— Ну, передай ему от меня привет и скажи, чтобы позвонил мне, пока у меня не сошел загар.

Она отчалила, чтобы присоединиться к своему эскорту в другом конце зала.

— Красивая, — вздохнула Белла, любуясь ее ногами в элегантной обуви. — Она кто?

— Подружка Ласло.

— А он кто?

— Мой кузен, — Руперт понизил голос. — Кажется, Ласло пожаловался, что у нее слишком маленькая кровать, так она пошла в Хэрродс[4] и купила кровать втрое больше по размеру.

— Она от него без ума. Он привлекательный?

— Для женщин да. Я знаю его слишком хорошо. Мы вместе работаем.

— Где?

— Банковское дело. У нас банк в Сити. Но в основном наш бизнес связан с Южной Америкой. Мой отец председатель компании, но дела ведет Ласло.

— Вы сами немного похожи на латиноамериканца.

— Мой отец из Южной Америки. А мать, увы, чистая англичанка. В следующую пятницу она, к моему великому несчастью, возвращается. Хоть бы кто-нибудь угнал ее самолет. Она занимается слепыми, глухими, голодающими и всякой другой благотворительностью, в какую только может сунуть свой нос. Увы, в сердце у нее нет ни капли доброты. Вся жизнь ее посвящена сидению в разных комиссиях и моему отцу. — Он посмотрел на Беллу. — А у вас какие были родители?

У Беллы вспотели ладони. Она быстро сказала:

— Отец был библиотекарем. Но он умер, когда я была еще младенцем, и матери пришлось пойти на работу школьной учительницей. Мы всегда были страшно бедными.

Бедными, но порядочными. Она так часто рассказывала эту фальшивую историю, что сама почти поверила в нее.

Им подали первое блюдо — средиземноморские креветки и большая чашка майонеза. Белла слегка застонала от предвкушения.

Позднее, когда она почти управилась с уткой и неожиданно подняла глаза, Белла увидела, что Руперт смотрит на нее, так и не притронувшись к еде.

— Белла.

— Да.

— Ты не поужинаешь со мной завтра?

— С удовольствием, — ответила она без малейшего промедления. Единственное, что могло бы испортить для нее этот вечер, — это если бы он решил, что она немного скучновата.

После ужина они поехали к ней, чтобы немного выпить. Белла раздвинула занавески на окне гостиной, чтобы продемонстрировать Руперту вид. Перед ними светилась половина Лондона.

— Правда, великолепно? — сказала Белла с воодушевлением.

— Ничто в сравнении с тобой. У тебя самые красивые в мире волосы, — он взял одну прядь, — прямо как у Рапунсел.

— Кто это?

— Принцесса в башне, которая опустила волосы, и принц взобрался по ним наверх, чтобы спасти ее. Разве в детстве ты не читала сказок?

— Моя мать не одобряла сказки, — уныло ответила она.

Чуть нахмурившись, Руперт привлек ее к себе.

— Чем больше я узнаю про твое детство, тем меньше оно мне нравится.

Потом он стал очень крепко ее целовать. Через минуту он повалил ее на диван и начал возиться с молнией на платье.

— Не надо, — сказала она, напрягаясь.

— Почему? — прошептал он ей на ухо. — Господи, Белла, как я тебя хочу.

Белла глубоко вздохнула и расплакалась. Одним из ее лучших актерских достижений была способность по желанию пускать слезу. Стоило ей только представить себе несчастных псов в собачьем приемнике Баттерси, упорно ждущих хозяев, которые никогда не придут, и слезы начинали катиться у нее по щекам.

— Пожалуйста, не надо, — всхлипнула она.

Руперт теперь стоял перед ней на коленях.

— О, дорогая, прости. Пожалуйста, не плачь. Мне не следовало торопить события. Я вел себя по-свински.

Она посмотрела на него сквозь слезы.

— Теперь ты, наверное, не захочешь меня больше видеть?

Он тоскливо покачал головой.

— Я бы этого не смог, даже если бы попытался. Я слишком глубоко завяз.

После его ухода она посмотрела на себя в зеркало и медленно произнесла:

— Белла, какая же ты сука! Какая у тебя в голове каша!

Ей было нужно, чтобы мужчины ее хотели, но как только доходило до дела, она шла на попятную, боясь, что они узнают правду.

Глава третья

Назавтра к вечеру Руперт явился груженный подарками.

— Я решил, что у тебя не было настоящего детства, так что начнем его заново.

В коробках были огромный игрушечный медведь, голландская кукла, калейдоскоп, дощечка, выложенная разноцветными мраморными плитками, полное собрание сочинений Беатрикс Поттер и «Ветер в ивняке»[5].

У Беллы комок подкатил к горлу.

— О, дорогой, тебе не следовало тратить на меня все свои деньги.

— Послушай, моя радость, — сказал он, взяв ее голову в ладони, — тебе надо усвоить одну вещь. В положении Энрикесов есть много неудобств, но недостаток средств к их числу не относится. Этого добра у нас хватает. Мой отец стоит большого состояния, а с тех пор как Ласло занялся банком, все мы стали еще дороже. Мой личный доход больше двадцати пяти тысяч фунтов.

У Беллы отвисла челюсть.

— Вот что в тебе так замечательно, Белла. Любая другая знала бы про миллионы Энрикесов. Я никогда не заботился о деньгах, а когда в прошлом месяце мне исполнился двадцать один год, я получил в наследство…

— Двадцать один? — быстро спросила Белла. — Ты же говорил, что тебе двадцать семь.

Ему стало стыдно.

— Разве? Я подумал, тебе будет со мной неинтересно, если ты узнаешь мой возраст.

— Но мне-то уже двадцать три, — запричитала Белла. — Значит, я совращаю малолетнего.

— Да что ты, — он прижался к ней. — А кроме того, я без ума от женщин старше меня.