Исчезая с рассветом - Павел Георгиевич Козлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как насчет этого, – самодовольно ухмыльнулся Бард. – За то, что предупредил тебя о пришествии Гончих Фавра.
Деспона опустошенно замолкла.
– Ну же? Неужели ты не сподобишься ни на слово признательности в адрес старого друга?
– Гончие Фавра, – ошарашенно повторила Десс. – Но… Зачем им я?
– Очевидно, у них есть вопросы, – Бард кивнул в сторону телескопа. – Я бы не стал ожидать от них слишком грубой настойчивости, все же люди Фавра не напрасно едят свой хлеб – эти господа не привыкли работать топорно. Однако и на быстрое снисхождение надежды почти что нет – их наверняка заинтересует, почему о грядущем катаклизме первым узнает не Конклав, а твой старый учитель из прошлой и давно позабытой жизни.
– Откуда им стало известно про мое письмо? – Десс отчаянно старалась побороть ком, подступающий к горлу, и не слишком в этом преуспевала.
– Не столь важно, – снисходительно отмахнулся Бард. – Важно то, что они знают. Вот мой совет тебе, Десс. Искренний и дружеский. Если ты хочешь по секрету сообщить кому-нибудь что-то монументальное – не стоит писать письма. Лучше приди и скажи обо все сама, как это делаю я, а еще лучше – закодируй свое сообщение и найди, с кем передать его устно таким образом, чтобы твой адресат обо всем догадался.
Десс не сразу нашлась, что ответить.
– Я думала, что Конклаву давно обо всем известно, – призналась она. – Какой смысл был в том, чтобы идти с этими новостями к ним? Начались бы бюрократические проволочки, они бы сковали мои руки и не дали бы мне и шагу ступить без полного согласования даже самых малозначимых моих действий со всеми мыслимыми и немыслимыми инстанциями… У меня точно не нашлось бы возможности отослать записку мастеру Гилфи. Видят боги, я не хотела его в это впутывать! Я и знать не знала, что он может мне хоть как-то помочь, все получилось на удивление глупо! Хотя, стоит признать, что он – единственный из моих знакомых, кто в любой ситуации умеет посоветовать что-нибудь дельное.
– Кроме меня, – заметил Бард.
– Единственный, – с жаром отрезала Деспона.
Бард усмехнулся.
– Допустим! Но как ты донесешь свою мысль Конклаву? О, я бесконечно уверен, что они с восхищением примут пассаж о бюрократических проволочках!
Деспона судорожно прокручивала в голове содержимое своего письма мастеру Гилфи. Она совершенно точно не упоминала там свое потайное окно. Если Гончие обнаружат окно, ей конец – ее тут же выдворят со Шпиля, и это в лучшем случае. О худшем не хотелось и думать. Но телескоп совершенно точно вызовет у них ряд самых пренеприятных вопросов, и, после всех тщательно зашифрованных, но каким-то образом ставших известными откровений из ее письма, никто точно не спишет факт наличия серьезного астрологического инструмента в ее апартаментах на простую привычную эксцентричность. Они совершенно точно увяжут телескоп со всеми остальными фактами.
Ей так не хотелось возвращаться обратно в Империю! Она и не смела помышлять о побеге – Гончие, единожды взяв ее след, не отпустят ее даже в Настоящем. В старом мире, то есть. Сможет ли Бард ей помочь? Спорно, даже он был не всесилен. Да и захочет ли он? Можно ли было ему доверять?
Кто, кроме него и Гилфи знал о письме и смог бы преуспеть в его расшифровке? И почему письму дали дойти до адресата? Слишком много вопросов.
– Что ты хочешь от меня? – спросила она наконец.
– Помощи.
– Помощи в чем? Что тебе с того, что Шпиль исчезнет? Твое место не здесь. Если бы не я, ты бы никогда не прослышал о Шпиле, никогда бы не испытал его зов.
– Верно, – Бард одобрительно кивнул. – И не сказать, что я бы многое от этого потерял.
– Тогда что я могу для тебя сделать? Не томи! – взмолилась Деспона.
– Помоги мне… вернуть одну тень, – молвил Бард.
Десс прочла в его глазах неподдельную скорбь.
***
– Стало быть, это личное? – поинтересовалась Деспона, пока они с Бардом спускались по широкой винтовой лестнице к подножию башни Дзета.
Бард только усмехнулся.
– Твоя знакомая стала тенью? – не сдавала Десс. – И теперь ты хочешь ее вернуть, так?
Улыбка покинула глаза Барда, и он кивнул.
– Я ее знаю? – уточнила Десс. Она надеялась, что ее голос не дрожал слишком сильно. По крайней мере, с чего бы ему не дрожать в то время, как его обладательница бодро скакала вниз по ступенькам? Это было вполне естественно.
Бард снова покачал головой.
– Возможно, – бросил он.
Десс раздраженно решила не смотреть на него больше. Она не знала, что и думать.
Самым ужасным было то, что она не имела ни малейшего представления о том, как вернуть человека из теневого забвения, но говорить Барду об этом сейчас было бы слишком жестоко. Она могла бы по крайней мере выслушать его историю и не делать поспешных выводов. Всему свое время.
Бард предложил продолжить разговор в парке, и Деспона не стала спорить. Снаружи их ожидало куда больше шансов на то, что каждое слово встретит внимание нежелательной аудитории, однако Десс решила не поднимать эту тему. Если Гончие Фавра и вправду были у нее на хвосте, собственные апартаменты уже не казались ей таким уж безопасными.
Конечно же, Бард соизволил перед самым выходом еще раз привести ее в бешенство.
Когда у самой двери ее рука машинально потянулась за серой замшевой шляпкой, этот несносный менестрель заявил:
– У тебя чудесные рожки.
Боги!
Ремарка была совершенно напрасной. Бестактной. Чудовищной.
Рука Десс замерла в нерешительности, а глаза налились стыдом. Она сама так и не успела толком привыкнуть к этой давно уже не новой, но все так же весьма неожиданной детали своей внешности.
А ведь Бард до того самого момента имел наглость делать вид, что ничего не заметил!
– Проклятье! – прошипела Деспона. – Неужели ты и правда только сейчас обнаружил?
– Признаться, да, – обескураженно оскалился Бард. – Они тебе настолько идут, что сразу их и не приметишь.
– Я не знаю, откуда они! –выпалила девушка.
– Понимаю тебя, тоже неоднократно за собой подмечал! – залился смехом менестрель. – То и дело вскакивает то хвост, то крыло. Причем только то, что справа, – полному комплекту я бы непременно обрадовался.
– Бард! – вскричала она. – Это низко! Я же говорю, я не знаю, откуда они взялись!
Бард совершенно искренне попытался притвориться, что ему больше не смешно, и потерпел сокрушительную неудачу.
