Крушение - К. Тейлор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я никогда не переставала верить в него. Я и сейчас в него верю – во все, что он делает. Но я больше не боюсь за него. Я люблю своего мужа, но в то же время я могу отчетливо видеть, каким тщеславным и сомневающимся в себе сделала его нынешняя работа. Лесть прогрызает путь к сердцу, когда тебе хорошо за сорок, ты носишь дорогое кольцо от Тиффани и лысеешь. Лесть заставляет тебя чувствовать себя моложе, активнее и работает на твое благополучие.
Брайан сильно переменился с тех пор, как Шарлотта попала в аварию. Мы оба изменились, просто каждый – по-своему. И вместо того чтобы сплотиться в несчастье, мы разбежались по разным углам. И отчуждение между нами росло день ото дня. Если у Брайана интрижка на стороне, на этот раз я его не прощу.
Я делаю еще шаг в направлении письменного стола мужа, пальцами исследую серебристую рамку для черно-белой фотографии, которая стоит на нем. Это фотография Шарлотты. Мы на ней – на пляже Майорки, идет первый день каникул. Мы еще не переоделись с дороги, просто закатали брюки по колено и бродим в прибое. Одну руку я поднесла к глазам, защищаясь от солнца, а другой держу нашу дочь за тонкое запястье. Она смотрит на меня, глаза широко распахнуты, улыбка играет на лице. Этому фото, наверное, лет десять. Но глядя на него, я все еще чувствую волну тепла и любви, особенно когда вижу выражение на лице Шарлотты. Чистое, ничем не замутненное счастье.
…половая доска в коридоре вдруг издает треск, я отдергиваю руку от фоторамки и вздыхаю. И когда я успела стать таким невротиком, что каждый скрип в двухсотлетнем доме заставляет меня трястись от ужаса?
Снова смотрю на письменный стол мужа. Он сделан из тяжелого красного дерева, три ящика слева, три – справа, посередине еще один, очень тонкий и неглубокий. Дергаю за ручку того, который посередине, и медленно выдвигаю его. Вдалеке снова скрипит половица. Но я не обращаю внимания. Даже когда звук становится все ближе и ближе. В ящике что-то лежит, какой-то исписанный рукой листок бумаги, открытка или письмо, я тянусь, чтобы взять это, острожно тянусь, чтобы не задеть лежащие рядом скрепки и резинки…
– Сью?
Мужской голос звучит прямо за моей спиной.
– Сью, что ты делаешь?
* * *Воскресенье, 4 сентября 1990 годаМы с Джеймсом занимались любовью.
Это произошло в ночь на воскресенье.
Он позвонил мне в полдень и первое, что сказал: «Я едва мог уснуть, все время думал о тебе».
Я прекрасно его понимала, потому что со мной было то же самое. Я точно так же не могла перестать думать о нем. Проснувшись в субботу утром, я вдруг испугалась, что никогда-никогда больше его не увижу. Наверное, в пятницу вечером я сказала что-то совершенно непростительное, и сегодня – в холодном свете дня – он внезапно осознал, что я совсем не та женщина, которая ему нужна.
И я так себя во всем этом убедила, что, когда Джеймс все же позвонил и признался, что не может перестать думать обо мне, я почувствовала себя растерянной.
– Обязательно! – сказала я Джеймсу в ответ на то, что он хочет видеть меня как можно скорее. – Если я прямо сейчас заскочу в душ, потом поеду на метро, то смогу быть в Камдене, скажем, в…
– Вообще-то я думал, что мы можем поужинать сегодня вечером где-нибудь.
И что он теперь обо мне подумает? Когда я говорю, что готова кинуться к нему в любую минуту, словно у меня вообще нет своей жизни и я ее не контролирую?! Слава богам, он хоть не смеялся надо мной, а всего лишь спросил, приходилось ли мне бывать в причудливом ресторане в районе Св. Панкратия. А я даже никогда о таком и не слышала. В то время как Джеймсу этот ресторан рекомендовал его хороший знакомый.
Ну вот, теперь у меня очередная дилемма: что на себя надеть? В итоге пришла к выводу, что лучше всего будет облачиться в маленькое, сотню раз испытанное черное платье. Я опоздала минут на двадцать, придя не в восемь, как договаривались, а в восемь двадцать; идя между столиками, сиявшими хрусталем и лоснящимися великолепными льняными скатертями, приблизилась к безукоризненно одетому метрдотелю, который тут же указал мне на наш с Джеймсом столик. Джеймс встал, приветствуя меня. Он был одет в серый костюм-тройку, на шее повязан лиловый галстук, а на запястьях красовались роскошные серебряные запонки. Я в своем трехлетнем платье и в туфлях с потертыми каблуками сразу же почувствовала себя неряшливой, но Джеймс оглядел меня с ног до головы, и его глаза одобрительно блеснули. Благодря этому я чувствовала себя самой привлекательной женщиной в ресторане.
– Не могу перестать пялиться на тебя во все глаза, – сказал Джеймс после того, как метрдотель помог мне сесть, принес нам меню и удалился. – Ты всегда хороша собой, но сегодня ты просто… – он встряхнул головой и глубоко вздохнул, – сегодня ты просто до ужаса сексуальна!
Когда его взгляд коснулся моего декольте, я почувствовала, как краска приливает к моим щекам.
– Спасибо.
– Правда, Сьюзан, я думаю, ты не совсем понимаешь, какой эффект производишь на меня, да и на любого мужчину в зале…
По мне так это было немного чересчур, но когда я посмотрела на двух мужчин, у которых, видимо, была назначена деловая встреча, они оба недвусмысленно мне кивнули.
– Итак, – Джеймс дотянулся через стол до моей руки, пока я опустошала первый бокал вина. – Чего бы ты хотела?
Взглянув на меню, я выбрала:
– Гребешки, пожалуй. По крайней мере, звучит хорошо.
Он кивнул и сплел свои пальцы с моими, массируя их плавным движением.
– Но я не совсем о… еде.
Я изо всех сил старалась уйти от ответа на этот вопрос, направляя беседу в нейтральное русло, но Джеймс накрыл рукой мой бокал с вином и посмотрел на меня одним из его совершенно особенных взглядов.
– Я весь день не могу выбросить тебя из головы, – сказал он.
– И я тоже.
– Ты не понимаешь… – он сжал мою руку крепче и понизил голос почти до шепота. – Я провел с тобой всего лишь один вечер и теперь не могу совладать со своими разумом и телом, которые равно жаждут тебя.
Я робко кивнула, слишком стесняясь признать, что сама множество раз представляла, как Джеймс лежит обнаженный рядом со мной.
– Меня все это просто убивает… жарит на медленном огне… – продолжил он. – Сидеть напротив тебя, не имея возможности ласкать тебя, целовать, – его голос понизился до хрипоты, – трахать тебя…
Но я не отвела глаз, не отвернулась. Вместо этого провела своей ладонью по его ладони, слегка надавливая на косточки пальцев, и медленно проговорила:
– Наверху можно снять комнату…
– Да, – Джеймс широко улыбнулся, – но теперь, когда я уверен, что ты меня сильно хочешь, я заставлю тебя томиться…
Я было запротестовала, но он твердо покачал головой, все еще храня улыбку на лице, налил мне вина.
– Давай сделаем заказ? – сказал он. – Гребешки, наверное, и правда отменные.
Но в таком «деловом» стиле мы пообщались совсем недолго: как только нам подали заказ, воздух над нашим столиком уже плавился от желания, растворенного в нем. Вообще-то я не из тех, кто, придя в ресторан с молодым человеком, начинает говорить о сексе, но Джеймс продолжал самым откровенным образом массировать мои пальцы, а я терлась своей ступней, облаченной в чулок, о его лодыжку, и мы пили уже вторую бутылку вина, так что когда Джеймс спросил, занималась ли я когда-нибудь сексом под открытым небом, я так расхрабрилась, что изъявила желание заняться этим в палатке, на заднем дворе после вечеринки, на пляже или просто отсосать ему в туалете. Джеймс слушал, и его глаза загорались воодушевленно, потом он прервал меня, поинтересовавшись, пробовала ли я когда-нибудь БДСМ или ролевые игры. Его интересовало прежде всего, есть ли у меня любимая роль и поза. Я ухмыльнулась и сказала, что мы с Натаном экспериментировали с шелковыми лентами и наручниками.
– Ну а ты сам? – спросила я Джеймса после того, как официант расставил перед нами горячие блюда. – Ты сам-то пробовал БДСМ?
– Немного, – Джеймс приподнял бровь, – по сравнению с тобой я неофит.
Он улыбался, говоря это, но в его голосе послышался оттенок осуждения. И это меня задело. Джеймс заметил перемену в моем настроении.
– О, Сьюзи, – он сжал мою руку, – Сьюзи-Сью, ты сердишься? Я ведь только шучу, и все. Посмотри на меня, пожалуйста.
Я посмотрела на него сквозь полуопущенные ресницы и рассмеялась, увидев, что Джеймс надулся, как ребенок. Он, думаю, старался передразнить мое выражение лица.
– Я очень плохо себя вел, – проговорил Джеймс, проведя пальцами по ребру моей ладони, – я делал ужасные вещи, и вместе с тем… – его глаза вдруг зажглись надеждой, – не столь ужасные, какие собираюсь сделать с тобой…