Тихая бухта - Дмитрий Нагишкин

Димка поклялся, что никогда никому не скажет.

Случай с Пундыком и возмутил и испугал лесничего. Он горячо говорил, что нужно разыскать и наказать преступника. Но объездчик отговаривал.

— Бесполезно это, — говорил он. — Не мы тут хозяева. Какой смысл Наяме выдавать этого хулигана? Ему такие люди и нужны — они помогают ему держать своих рабочих в ежовых рукавицах. Он его не выдаст.

— Но ведь Наяма человек культурный, — говорил лесничий. — Он не потерпит разбоя. Я схожу к нему сам и потребую наказать бандита.

Сначала он зашел к сельскому старосте Чекрыге. Староста был высокий рыжебородый человек с какими-то мохнатыми глазами. Это впечатление создавалось необычайно длинными и жёсткими ресницами, за которыми глаза Чекрыги прятались, словно в кустарнике.

Чекрыга выслушал Вихрова стоя, немного наклонившись, в позе, придававшей всей его крепкой, кряжистой фигуре такое выражение, словно он прислушивался к гудению шмеля, летавшего вокруг.

Затем он покачал головой:

— Ай-яй-яй, дело-то какое получается!.. — и неожиданно добавил: — Говорил я Савелию Петровичу, чтобы он с япошками бережнее держался!

— Но позвольте, — удивился Вихров, — при чем тут Пундык? Не он виноват.

— Да чего там… Разве они что-нибудь понимают, косоглазые? Азиаты ведь! С ними нужно, как с малыми ребятами…— певуче сказал Чекрыга и совсем закрыл глаза. — Вам бы, господин лесничий, сходить к господину Наяме! Тот мигом наладит все. Человек с головой.

Вихров отправился на концессию. Встретил его сам Наяма. Радостно скаля косые зубы, он засуетился, как будто не зная, куда усадить дорогого гостя, угостил Вихрова вином, предложил сигары. Потом любезно осведомился о цели прихода. Лесничий рассказал о происшествии с Пундыком. Наяма внимательно выслушал и озабоченно почмокал губами.

Потом хлопнул в ладоши, вызвал к себе слугу-китайца, приказал позвать Накано. Приказчик явился и так же внимательно выслушал Вихрова.

Наконец Наяма заявил:

— Вот, Накано-сан разыщет этого рабочего и сдаст русским властям.

Очень довольный, Вихров распрощался с концессионерами, приняв подарки, навязанные ему любезным, улыбающимся хозяином.

Наяма преподнес Вихрову дорожный кожаный прибор, а для Пундыка передал сшитый из дешевой шерсти костюм.

Вернувшись в поселок, лесничий тотчас же явился к Савелию Петровичу и рассказал ему о своем разговоре с Надмой.

Пундык сказал:

— Виновников не найдут.

От подарков же объездчик наотрез отказался, а когда лесничий стал его уговаривать, то сдвинул свои густые брови и отвернулся к стене.

Вихров ушел.

Через два дня к лесничему явился приказчик Накано и с бесконечными улыбками и поклонами сообщил, что человека, который чуть не убил Пундыка, зовут Саканами, что, к сожалению, его еще не разыскали. Испуганный своим поступком, он куда-то убежал. Накано просил Вихрова не беспокоиться: рано или поздно хулигана поймают… Если, добавил он, преступник не убежал на проходившем вчера пароходе.

К Пундыку Вихров зашел лишь через несколько дней.

— Не поймали еще вашего убийцу, — сказал он объездчику, — но убежать ему не дадут!

Пундык с усмешкой посмотрел на лесничего и ничего не сказал.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Тайна, которую узнал Димка, наполнила его уважением к Савелию Петровичу и к Шурке. Димка завидовал приятелю: не каждый мальчик имеет отца, который взорвал поезд со снарядами.

Шурка же, разболтав тайну, чувствовал себя нехорошо. Теперь он все больше молчал. Молчал и Димка. Но это нисколько не отразилось на их уходе за больным. Стоило Пундыку пошевелиться, как оба мальчика со всех ног бросались к нему, наперебой стараясь выполнить малейшее его желание.

Скоро дело пошло на поправку. Савелий Петрович мог уже садиться в постели. Настал, наконец, день, когда он, пройдясь по комнате, заявил ребятам:

— Ну, хлопчики, шабаш — выздоровел! Теперь можно и в стойбище ехать.

Наутро, чуть свет, Димка поднялся с постели. Отец еще спал. Димка тихонько оделся и вышел на улицу. Он решил починить у своей оморочки распорки, чтобы наилучшим образом быть готовым в путь.

Оморочка лежала на берегу. Димка перевернул ее и присел подле на камень.

С реки тянуло свежестью.

Из-за далеких гор побежали по небу алые полосы, словно птицы, одна за другой. Порозовели вершины сопок. Пушистым облаком оделась река. Она еще не проснулась. Под пеленой белой дымки поверхность ее была зеркально спокойной. Ни одна волна не пробежала еще по ней.

У Димки слипались глаза. Но он пересиливал себя.

Дымка над рекой постепенно растаяла. Тихий ветерок вывернулся откуда-то из-за поворота реки, с верховьев. Вода покрылась рябью. Заиграли на ней блики первых лучей солнца, искрясь и бросая отблески на листву прибрежных деревьев. Наконец огромным раскаленным шаром выкатилось из-за гор солнце. Разбуженная его яркими лучами, ни с того ни с сего тявкнула со сна собака лайка, спавшая на берегу, вскочила, потянулась, вытянув лапы по направлению к мальчику, и звучно зевнула.

Димка, по мальчишечьей примете, подумал: «К деньгам тянется!»

И хотя эта примета чаще всего оказывалась неверной, он повеселел. Собака подошла к реке, высунула длинный красный язык, полакала воды и остановилась, не зная, чем заняться. Посмотрела на Димку, потом вверх по реке и вдруг залаяла. Димка тоже посмотрел в ту сторону.

С верховьев быстро шла оморочка.

Димка поднес ладонь к глазам. Яркий свет солнца мешал ему рассмотреть, кто едет. Но оморочка быстро приближалась и скоро остановилась около Димки.

В ней сидел странный человек.

Короткий халат его был весь расшит шелковым шитьем. Красивый узор вился на плечах, воротнике, груди, на манжетах. Голову покрывал полотняный убор. Его увенчивала также расшитая малюсенькая шапочка с беличьим хвостом.

Лицо у человека было смуглое, с маленькими черными глазками. Не будь этих живых, острых, все замечающих, чуть прищуренных глаз — лицо человека казалось бы высеченным из камня. Широкие скулы, короткий нос с раздувающимися ноздрями, большой покатый лоб, крупные зубы, крепкий большой рот и решительный подбородок сообщали этому лицу выражение силы и какой-то задумчивости.

Димка, точно завороженный, смотрел на человека, не веря своим глазам. «Индеец!» — мелькнула у него мысль.

Розовые блики от воды играли на лице этого странного человека. Он вдруг улыбнулся, заметив изумление, написанное на лице мальчика.

— Эй, спичка есть-нету? — спросил человек.

Димка так растерялся, что промолчал.

Тот опять спросил:

— Тебе что, язык нету, а?

Он сильным ударом весла выгнал оморочку на берег, вылез, перевернул ее. Затем взвалил на плечи свой мешок и пошел по берегу. Собака зарычала. Но, должно быть учуяв что-то вкусное в мешке незнакомца, завиляла вдруг хвостом и пошла за ним следом.

Человек направился в поселок. Ступал он по земле легко. На ногах у него были красивые унты из оленьей кожи, на расшитом косточками поясе висели кисет и нож. Длинная трубка была заткнута за пояс.

Никогда в жизни Димке не приходилось видеть так нарядно одетого мужчину. Димка невольно посмотрел вверх по реке, откуда приплыл человек. Значит, там живут эти удивительные люди!

Между тем приехавший подошел к дому Пундыков и громко постучал в окно.

— Эй, Пундыка! Софрон приехал! Открывай дверь! — закричал он.

На лице Димки выразилось крайнее изумление.

Софрон! Значит, это тот самый ороч, к которому собирался ехать Савелий Петрович?

В доме Пундыка хлопнула дверь, и Софрон исчез, славно его и не было вовсе. Собака села возле двери и стала терпеливо ждать, неизвестно на что надеясь. А Димка, огорченный, поплелся домой. Он никак не мог простить себе, что упустил такой случай познакомиться со знаменитым охотником Софроном.

Вдруг из дома Пундыков выскочил Шурка. Протирая глаза, он бросился к Димке:

— Слышь, Бисанка приехал! Приходи — посмотришь.

— А я уже его видел.

— Да ну?

— Вот тебе и «ну»! Мы с ним разговаривали. Он у меня попросил прикурить.

— А ты что?

— Я — ничего… Я… Ты ведь знаешь, я не курю…

— Идем к нам!

— А как его зовут? Ты, кажется, «Бисанка» сказал?

— Бисанка — фамилия, а зовут Софрон.

— Ну, что это за имя — Софрон! Лучше бы его звали иначе: Ястребиный Коготь или Горный Рыкающий Тигр!

— Ему и Софроном хорошо называться, — рассудительно заметил Шурка. — Он лучший охотник из орочей. Белку на лету дробинкой в глаз бьет.

Против этого Димка не мог ничего возразить. Собственно, Шурке он возразил лишь потому, что оробел перед Софроном. А ему и самому ороч нравился. Беличий хвост на его шапке вполне заменял орлиные перья индейцев и придавал ему необычайно воинственный вид.