Похождения «Подмигивающего призрака» - Валерий Ильичев

– Ну, вот и все, Гриша. Драгоценный камушек у нас с тобою во владении. Теперь осталось только избавиться от моего чахоточного придурка. У тебя все готово?

– Не волнуйся, сделаем все в лучшем виде. Тихо, молчи. Вон твой благоверный уже снаружи окна по стеклу скребется.

– Чего стоишь? Иди, подсоби ему, а то еще грохнется и ногу сломает. И до дома его не доведем.

Цыган шагнул вперед и подставил крепкие плечи под суетливо ищущие опору, болтающиеся по воздуху худые ноги приговоренного ими мужа. Спустившись вниз, запыхавшийся от чрезмерного физического напряжения Вадим отрывисто пояснил:

– Еще лет пять назад я бы только голову в эту чертову форточку просунул. А ныне и целиком весь пролез.

– Ничего, муженек. Теперь мы богатые. На курорт поедем. Там здоровье поправишь.

– А с братом твоим как рассчитаемся?

– Нашел о чем беспокоиться. Он свою долю согласен деньгами дядюшки взять. Ведь так, Гришуня?

– Знамо дело. Свои люди – сочтемся. А сейчас надо отсюда быстрее смываться. Пойдем через палисадник. Там меньше шансов столкнуться со случайными загулявшими прохожими.

До дома добрались благополучно, никого не встретив. Прошли в дальнюю комнату и, задернув шторы, зажгли небольшую свечу. Татьяна сноровисто достала из буфета пузатый графинчик:

– Ну что, мужики, теперь можно и отметить успех. Ради такого случая и я выпью немного. Ты, Вадим, – глава семьи, тебе и говорить, за что пить будем. Вадим поднял наполовину наполненный граненый стаканчик:

– За бриллиант выпьем. Он нам счастье принесет. Да еще за то, что такое сокровище без крови досталось. Дядюшка-то, как ни крути, а сам помер. Царствие ему небесное. Мы ведь его не убивали?

– Да хватит тебе нюни распускать. Давай, пей. Привычно подчинившись властному окрику жены, Вадим залпом опрокинул в себя мутную жидкость самогона и тут же, захрипев, склонился вперед и тяжело повалился на пол. Через минуту его натужное дыхание окончательно прервалось. Все было кончено. Татьяна аккуратно вылила в раковину оставшееся нетронутым содержимое стаканов Цыгана и своего. Затем повернулась к любовнику:

– Отраву ты знатную где-то достал. Вмиг моего благоверного с ног свалило. Да и немудрено: с фронта никчемным инвалидом явился. А раньше до войны кочергу мог согнуть. Хоронить болезного мужика не будем. Тронемся в путь. Авось в Сибирь революционеры не скоро доберутся. Там под Омском мой дед по матушкиной линии обретается.

– Как скажешь, так и поступим. И в Сибири с богатством жить можно.

Осторожно обойдя лежащее на полу мертвое тело мужа, Татьяна с сообщником вышли в соседнюю комнату. Плотно прикрыв дверь, легли на широкую супружескую постель. Любовник начал нетерпеливо ласкать тело женщины. После пережитых волнений, наполненной убийствами и воровством ночи Татьяне совсем не хотелось плотских утех. Но, опасаясь раздражения своего опасного сожителя, преодолела себя и уступила его настойчивому желанию. Но во время физической близости ее не оставляла мысль, что совершаемый ею плотский грех значительно отягчает вину за две человеческие смерти.

Внезапно перед взором возник переливающийся искорками, словно пылающий жаркими огоньками бриллиант. Ей на мгновение показалось: в этих мерцающих огоньках таится скрытая угроза ее будущему благополучию. И, стремясь избавиться от тревоги, она усилием воли отключила сознание и всецело отдалась жарким ласкам пылкого любовника.

ГЛАВА II. Между двух огней

В лесу стояла тишина. Покрытые причудливыми покровами снега вершины деревьев казались нарисованными на холсте, сотканном из плотного серого воздуха. Гришка снял варежку, подул на застывшие от напряжения пальцы и нервно проверил, снят ли на винтовке предохранитель. Лежащая рядом на куче заботливо подселенного соснового «лапника» Татьяна успокаивающе положила руку на плечо Гришке и прошептала:

– Делай, как договорились. Возможно, в очередной раз уйдем от костлявой.

– Не бойся, мы с тобой тоже не лыком шиты. И за пять лет многому научились. Главное, сейчас держись все время сзади меня и прикрывай со спины.

Гришка подозрительно покосился на неподвижно лежащих у пулемета Дронова и Круглова:

«Их благородия офицеры готовы выполнить любой приказ полубезумного есаула Чистова, вообразившего себя спасителем Отечества. Вместо того, чтобы уйти за кордон в Маньчжурию он по дурости надеется, что весной мужик взбунтуется и к нам в отряд лавиной попрет. Нет, господин есаул, амба настала. Пора нам с Татьяной из отряда бежать. Сегодня во время боя самый подходящий момент. Нас шестеро отрядил есаул в засаду. Пашка и Семен из мужиков и с ними мы договорились уйти в подходящий момент. А вот золотопогонники Дронов и Круглов – патриоты, черт их возьми. С ними каши не сваришь. В случае чего валить придется».

Внезапно невдалеке прозвучал одиночный выстрел, и тут же по лесу разнеслись звуки беспорядочной пальбы то на мгновение затухающей, то вновь оглушительно многократно возрастающей и сливающейся в единый треск. Гришка замер в ожидании.

Стрельба постепенно начала приближаться. Напряжение возрастало. Наконец из лесочка на противоположном берегу реки появились фигуры стремительно отступающего отряда Чистова. Их оставалось двенадцать. Не особенно торопя коней, они, по задуманному плану поскакали вдоль берега, стремясь подставить преследующих их красноармейцев под кинжальный огонь затаившихся в засаде пулеметчиков. Гришка застыл в напряжении:

«Сейчас все зависит от сил краснопузых. Если их много, то обнаруживать себя нельзя. По зимнику в глубоких сугробах от погони далеко не уйдешь. Надо будет ликвидировать офицеров и в компании с братьями убираться подальше к границе. А там с бриллиантом, хранящимся на груди у Татьяны, не пропадем. Куплю лавчонку и буду торговать помаленьку».

Радужные раздумья Гришки прервало появление из леса преследующих чистовцев конников. Насчитав более тридцати врагов, Гришка повернулся и поднял вверх руку, давая знак сообщникам. Пашка и Семен уже и без него поняли расклад сил и стали незаметно подбираться поближе к изготовившимся к стрельбе офицерам. Еще несколько мгновений – и красные конники войдут в выгодную зону обстрела. И тут почти одновременно братья, ловко орудуя ножами, навсегда прекратили борьбу двух белых офицеров за восстановление прежней, милой их сердцу власти.

Несколько мгновений Гришка наблюдал, как Пашка с Семеном торопливо снимают с убитых ордена и выгребают из карманов портсигары, деньги, снимают с пальцев обручальные кольца. Затем его внимание переключилось на вспыхнувшую вновь стрельбу и крики отчаянно рубящихся обреченных ими на гибель людей. Скоро стало ясно, что через несколько минут все завершится. Последним в живых остался израненный есаул Чистов. Он привстал на стременах и громко, на весь лес возопил:

– Сволочи! Иуды! Будьте вы прокляты!

И, не желая быть плененным, выстрелил себе из нагана в висок. Этот крик отчаяния красноармейцы отнесли к себе. И только Гришка с Татьяной да братья-убийцы знали, кому адресовалось горячее проклятие преданного своими бойцами есаула.

Обыскав убитых и забрав себе награбленные за годы партизанства ценности и оружие, красноармейцы скрылись в лесу. Среди предавших своих товарищей бойцов наступило неловкое молчание. Наконец тишину нарушил Гришка:

– Вот что, парни. Нам дальше не по пути. Сани с лошадью у нас одни. Мы с Татьяной их возьмем. А вам достанутся два коня, и верхом бегите, куда хотите. Тут в лесу вам каждая заимка знакома и тропы к ним изучены. Авось не пропадете. Ну а мы с женой люди городские. Давай разбежимся по-хорошему.

Пашка в ответ лишь смачно сплюнул, а жадный и болтливый Семка ехидно заметил:

– Ну что же, мы с братом не супротив. Только дело надо делать по разуму.

– Это ты о чем?

– Да все о том же. Мы вот у офицеров кое-какое имущество взяли. А вы даже претензий не предъявляете. Значит, есть у вас, на что в городе жить. Вот и поделимся по справедливости. Или вы супротив?

Гришка удобнее переложил в руку винтовку:

– Нам с вами делить нечего.

– Ладно, Гриня. Мы пошутили. Оставь винтарь в покое. Поехали, Пашка, а то ныне быстро темь сгущается.

Гришка внимательно следил, как братья отвязывают коней и, взяв под уздцы, ведут вниз к реке. Свернув за густой ельник, они скрылись из виду. Облегченно вздохнув, Гришка развернул сани в сторону находящегося неподалеку тракта.

«Избавимся от оружия и выдадим себя за погорельцев, едущих к родственникам жены – староверам. Авось пронесет».

Он уже хотел вслед за женой сесть в сани, как Татьяна внезапно оттолкнула его в сторону и выстрелила навскидку в сторону густого кустарника. Повинуясь звериному инстинкту самосохранения, Гришка рывком сбросил свое сухощавое тело из саней и, откатившись в сторону, открыл огонь по ели, из-за которой вели за ним охоту братья. В пылу скоротечной перестрелки он успел подумать: