Подводник с U-505 - Ганс Геблер

Когда мы приблизились ко входу в Бискайский залив, погода значительно испортилась. Нашей лодке буквально приходилось пробивать себе путь сквозь огромные разбивающиеся волны. Условия были настолько ужасны, что вахту на мостике пришлось сократить до 30-ти минут - физического предела человеческой выносливости в условиях такой болтанки. Гигантские волны разбивались о мостик, заливая через люк боевой рубки больше воды, чем я когда-либо видел. Временами боевая рубка заполнялась соленой морской водой на несколько футов. А в рубке управления насос едва справлялся с притоком трюмной воды. Выполнение своих обязанностей, когда лодку кидало и швыряло так жестоко, оказалось непростой задачей. Даже тогда, когда мы фактически не были на дежурстве, мы все равно были заняты, вычищая бинокли и смазывая противосамолетное оружие. Бедные торпедные механики изо всех сил старались сохранить свои торпеды сухими, так как новые программируемые модули были вполне способны взорваться от короткого замыкания. Мы все почувствовали облегчение, когда наши батареи достаточно зарядились для того, чтобы мы могли погрузиться.

Как раз во время одного из таких погружений я вновь попал в неприятную историю с одним из офицеров.

В ночь 31-го октября мы шли на глубине 120-ти метров, когда корабельный Доктор появился в рубке управления. Все остальные пытались урвать несколько минут столь необходимого нам сна, и потому Квэк имел все возможности, чтобы позволить себе пофантазировать, представляя себя настоящим подводником.

Он уселся в похожее на мотоциклетное кресло офицера, контролирующего глубину, и начал раздавать приказания операторам по погружению. Лодка начала метаться то вверх то вниз, как дельфин, в то время как Доктор забавлялся у рычагов управления. Команда рубки обменялась взволнованными взглядами, но так как он не подвергал лодку серьезной опасности, мы продолжали подыгрывать его непозволительному фиглярству. Но тут, однако, он приказал мне выпустить 25 литров дифферентного балласта со сжатым воздухом. Я прекрасно знал, что открытие клапана уменьшения давления при давлении воды свыше 130-ти атмосфер произведет громкие жужжащие и пищащие звуки, которые будут слышны на много миль вокруг. Через минуту раздумий я сказал ему, что я не подчинюсь его приказу. Он во второй раз велел мне продуть балласт, и снова я отказался это сделать. Лицо Доктора запылало гневом:

- Когда ваша вахта закончится, доложите оберлейтенанту Мейеру!

- Слушаюсь, господин главный врач!

И через два с половиной часа, по окончании вахты я явился в офицерскую кают-компанию. Доктор был там, преподнося Мейеру свою версию происшедшего. Когда он закончил, я взял под козырек и вошел. Мейер поднялся и жестом велел мне следовать за ним в камбуз. Когда мы исчезли из поля зрения Доктора, Мейер повернулся ко мне и спросил:

- Вы что, с ума сошли? Почему вы отказались выполнить приказ? Я хочу точно знать, что произошло.

Я объяснил, что случилось и почему я сделал то, что сделал. Мейер понизил голос, чтобы Доктор не мог нас слышать и хитрым тоном посоветовал мне в следующий раз, в подобной ситуации, по крайней мере, притвориться, что я выполняю приказ.

- Но господин оберлейтенант, я не хотел ему врать.

- Болван! Вы что, не понимаете, что каждый день моряки попадают на гауптвахту за невыполнение даже менее ответственных приказов. Постарайтесь в следующий раз сказать офицеру то, что он хочет слышать, и продолжайте выполнять свои обязанности так, как вы считаете нужным. И сейчас, ввиду сложившейся ситуации, я вас только предупреждаю. Однако извинитесь перед Доктором, ясно?

- Так точно, господин оберлейтенант.

- Ладно, убирайся отсюда! - рассмеялся Мейер, легонько стукнув меня по затылку, когда я повернулся, чтобы уйти. Мы обменялись конспиративными улыбками, и я вернулся на свою койку.

Пауль Мейер, мне кажется, был именно тем человеком, который и должен был стать командиром. Он знал свою работу, и знал, как управляться с командой. Что до Доктора, то я уверен, что Мейер был с ним гораздо суровее, чем со мной. Одно точно, что Квэк никогда больше не пытался играть в офицера погружения.

Первого ноября мы вошли в Проход Самоубийства Бискайского залива. Наше продвижение к базе было чересчур медленным. Из-за воздушной активности врага больше половины расстояния, покрываемого нами за день, мы проходили под водой. На протяжении нашего первого военного патрулирования под водой мы проходили менее одной десятой части пути. При нашей близости к базе медленное продвижение вперед расстраивало нас еще больше.

А на следующее утро мы вновь подверглись атаке. Продолжалась она не долго, но бомбы взрывались ужасающе близко к нашему корпусу. Все, что в целях безопасности не было закреплено, швыряло по лодке, включая нас и бак для купания между дизелями.

(Замечание. К разговору о закреплении вещей. Было огромным искусством удержать все водонепроницаемые люки и перемычки плотно закрытыми, пока мы, во время атаки, то ныряли, то всплывали опять. Дело в том, что когда лодка под водой, изоляция между люком и переборкой сдавливается от перемены давления воздуха. В результате, когда глубина увеличивается, большие болты на защелках должны быть затянуты соответствующим образом. А при нахождении на поверхности, они должна быть значительно ослаблены, иначе потом их будет трудно открутить. Вначале я сам следил за тем, чтобы перемычки перископа в боевой рубке были отрегулированы как надо. Лазить в темную, покинутую рубку во время глубинной атаки было ужасающим занятием. Но все эти процедуры выполнялись почти инстинктивно, даже при тяжелейших бомбардировках и плохой погоде. Это была одна из тысяч мелких деталей, которые требовали заботы о себе на тех старых подводных лодках, и о которых сегодняшние подводники даже и не задумываются).

На следующее утро, всплыв, мы с удивлением обнаружили, что прошлой ночью мы спасались от атаки с более ближней дистанции, чем мы думали. Большие куски защитного металла, постеленного вокруг рубки, были вырваны. Взрывы так де повредили несколько деревянных планок на палубе. Увиденные собственными глазами разрушения, которые мы потерпели, усилили наше решение действовать. После этого мы позаботились о своей безопасности. Когда, всплыв, мы обнаружили за собой фосфорное свечение, Мейер приказал идти под водой, и как можно медленнее. Так было безопаснее. Люди буквально на цыпочках ходили по палубе, чтобы свести к минимуму любой шум.

В это время моим товарищам окончательно надоело мое изучение английского языка. Чтение вслух не одобрялось вообще: их раздражала сама возможность привлечь внимание врага произнесением английских слов. В результате я вынужден был упражняться в произношении молча, выговаривая слова одними губами.