Сказка цвета ультрамарин (СИ) - Красовская Марианна

Неудивительно, что в ответ Марина просто и решительно зависла. Не в силах шагнуть, забывая как дышать. С ней это случалось — еще в детства она терялась именно так. С самого первого своего волнения. В их с сестрой жизни все роли были расписаны четко: Лиза была вундеркинд. В два года читала, к первому классу знала наизусть все учебники, что были ей интересны. Серьезная, умная. Марина же была у них «творческой личностью». Могла подхватить любой мотив, даже не научившись толком разговаривать, четко настукивала на пианино простые мелодии. Рисовала — бесконечно, на всем. Не то чтобы старшая была бесталанна, а младшая глупа. Просто они не мешали друг другу. Лиза рисовала хорошо и много, но не видела в этом себя. А Марина потом отлично училась в школе, обладая отличной памятью и острым умом, но себя не ценила. Сравнивала с сестрой и понимала, что до нее ей — как до звезд. Неплохо, конечно, быть лучшей в классе, но когда ты живешь в одной комнате с той, чья фотография каждый день глядит Марину со стенки на входе в родимую школу под надписью: «Мы ими гордимся»… В общем, Лиза, конечно, целиком и полностью оправдывала чаяния предков, а Марина — лишь ее слабое подобие.

Собой Марина гордиться не пыталась, скорее наоборот, смущалась, когда ее хвалили. Не верила, сомневалась.

Когда в первый раз, еще в детском саду, она вышла одна перед хором солисткой в одном из концертов, вдруг запаниковала. Ничего непривычного, она репетировала сто раз. Но вот сегодня в зале стояли маленькие желтые стульчики, на которых сидели совершенно чужие дети. В первом ряду был очень серьезный мальчик, такой взрослый, наверное, из подготовительной группы. И он смотрел так, как будто не верил. «Эта малявка с огромным бантом будет здесь петь?» — говорило лицо этого очкарика. И маленькая Марина вдруг перепугалась. Да так, что перестала дышать. Какие там песни? Он смотрел — а она умирала на сцене. Гибло все ее детство, убиваемое этим вот взглядом — укоризненным, сомневающимся. Мир вокруг вдруг качнулся, и крошка Маринка вдруг упала в самый настоящий, «девичий» обморок. Первый в своей жизни. С тех пор в каждом незнакомом ей пристальном взгляде нет-нет, а всплывал тот мальчишка в круглых очках и с усмешкой. И Марина теряла дыхание.

Георг подошел сам — не то не заметив ее растерянности, не то просто не обратив внимания. Произнес пару дежурных приветственных фраз таким низким, пронизывающим, почти гудящим голосом, выведшим ее из оцепенения. Шагнул вперед, через плечо глядя на нее и ожидая, что она пойдет следом. Она и пошла, конечно, отчаянно труся. Марина была совершенно не готова к обязанностям «экскорта». Она даже не предполагала, что ей нужно делать. Зачем она вообще здесь? Ах, ну конечно, она же сама сказала ему при подписании контракта, что учится на художника! Вот почему он сегодня здесь. Сам Георг Беккерман на выставке Рене Лалика в Метрополе. Совершенно логичный визит в рамках контракта. Все очень просто. Главное — не сломать каблук окончательно и не свалиться перед камерами.

Но очень скоро эта мысль совершенно выпорхнула из ее головы. Что могла сказать себе Марина, глядя на невероятные шедевры? О, бедные художники-ювелиры! Как им вообще работать, как творить — после Лалика? Все лучшее уже сделано, все шедевры созданы. Абсолютная гениальность работ не давала ювелирам ни малейшего шанса придумать что-то даже близкое к этой красоте. Неподражаемо! Захватывает дух, поражает воображение! При этом Марину даже не столько завораживал блеск камней и металлов, сколько эскизы. Они — начало чуда, его источник, зародыш. По каждому наброску можно понять, как прихотливо изгибается мысль творца. От эскизов Марина получала практически физическое наслаждение. Она всегда любила глазами, теперь — просто млела от удовольствия.

А лицо Георга с каждой минутой все больше вытягивалось от удивления. Он не сводил с нее задумчивого взгляда. Русская красавица носилась по полутемным залам, в которых освещены ярко были только работы художника, как валькирия: с румяным от восторга лицом, растрепавшаяся, прихрамывавшая. Обычная, настоящая Марина. Без роли. Она не играла. Не пыталась казаться кем-то другим. Как правило, спутницы Георга вели себя совсем по-другому: степенно, важно, даже жеманно. Всем им был важен статус, они строго контролировали каждый свой шаг, каждый взгляд, каждый жест. Подобное он видел впервые.

3. Георг

Который час он задавал себе простой вопрос: «Что все это было?». За сегодняшний день Георг сделал столько необдуманных поступков, что хватило бы на год вперед. И казалось был — лимит исчерпан, хватит, довольно. А его все несло, будто бы эта девочка заразила Георга странным вирусом. С первого взгляда на нее, с первой самой минуты он понял, что жизнь понесло в поворот. Настоящие опытные моряки умеют ловить ветер в парус. Покорять стихию, убыстряя свой ход, обгоняя. Да, свежий ветер подул. Он ощущал этот самый азарт и волнение. И давно бы уже полетел вперед на всех парусах, только вот девушка-ветер была совершенно необычной. Она его не хотела совершенно, ни в одном из прилагаемых смыслов. Ей он был не нужен. И с таким странным погодным явлением великий и ужасный алмазный король столкнулся впервые. Нет. Не стоит себе лгать — в этом мире была еще женщина, которой он тоже был не нужен. Его жена Анна.

Нет, время не лечит. Глядя на возбужденно летающую по выставочным залам Марину, Георг не мог отделаться от мысли о жене. Анна была невероятно азартна, погружалась в свои увлечения, напрочь забывая о мире вокруг. О нем забывая. Он так и не смог принять ее жизнь, в котором ему с каждым днем отводилось все меньше и меньше места. Или он просто ревновал? Отчаянная альпинистка, она и сейчас покоряла свои скалодромы. В свои сорок пять. Маленькая, изящная будто фарфоровая статуэтка, ловкая, как белка. Вечно смеющаяся, очень светлая. В ней не было не было ни капли сходства с «этой ненормальной русской», и меж тем они были похожи. Женщины, которым он не нужен.

Что ж, он попробует снова, не сделает прошлых ошибок. Еще не поздно начинать жизнь сначала.

Поймав Марину за руку (она очень странно реагировала на простые прикосновения, вздрагивая всем телом и замирая, будто замерзала), он молча потянул ее к закрытой двери:

— Эта часть экспозиции закрыта для публики. Только для нас. Уверяю вас, тут есть, на что посмотреть.

Лично ему было всего интереснее наблюдать за девушкой. Ювелирные шедевры давно не волновали их знатока. А вот женщины… Абсолютное большинство женщин этого мира трепетали от вида сокровищ.

Несметных. Стоимость бриллиантовых украшений, лежавших в нескольких специальных витринах, могла сравниться с бюджетом вполне благополучного европейского государства. Сверкающие искры алмазов и сияние граней, красота и аура богатства. Что скажет Марина? А молодая русская женщина, равнодушно скользнув взглядом по всему этому великолепию, вдруг округлила глаза и рванула к последней витрине со… стеклом. Там были действительно удивительные экземпляры: резьба по опалу и хрусталю, литое стекло в технике «тающий воск». Несколько потрясающей красоты колец и удивительный флакон для благовоний.

— Это работы, сделанные по эскизам любимой дочери Рене — Сюзи Лалик. Все в единственном экземпляре. Их стоимость на аукционах сейчас вполне сравнима с тем, что вы тут видите. Мои поздравления, у вас прекрасный вкус, — Франческа, ведущий эксперт по прикладным искусствам «Метрополя» любезно согласилась их сопровождать в закрытую часть выставки.

— Спасибо! — Марина повернулась к Георгу, восторженно распахнув глаза. — Удивительно, просто волшебно!..

В этот момент она сама была была ослепительно-красива. В полутьме закрытого зала на лицо русской красавицы падали блики от витрин, словно подсвечивая льдистость голубых глаз и великолепие светлой шевелюры волос. Сама величавая Фригг* так же прекрасна и так же к нему холодна. Удивленно приоткрытые губы, словно высеченные из мрамора шея и плечи. Марина казалась одним из представленных здесь шедевров. О, как ему хотелось ее заполучить! Как коллекционеру произведений искусства, как мужчине, как охотнику.