Тайна похищенного пса - Поль-Жак Бонзон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
КРЫША ТКАЧЕЙ
Из-за больной руки мне пришлось два дня не ходить в школу. Я стеснялся этой огромной повязки, вылезающей из-под левого рукава. Что сказать товарищам, если они спросят? Не хотелось признаваться, что меня укусила собака: это выглядело слишком глупо.
Но я ошибся, думая, что ко мне станут приставать с вопросами. Когда я вошел во двор, почти все ребята обратили внимание на мою руку, но никто ничего не сказал, только учитель заявил спокойным голосом:
— Вот еще один бестолковый — ударил себя молотком по руке, вместо того чтобы по-человечески забить гвоздь. Хорошо еще, что это левая рука — по крайней мере сможешь писать.
И я пошел к своему теплому месту у батареи, которое казалось мне сейчас таким холодным! Неужели так будет всегда? О, как же я ненавидел этот сырой, мрачный и недружелюбный город! Он закрывался от меня, как дикие растения от прикосновения — мне попадались такие в Реянетте.
Но тут я заметил, что сосед с большим любопытством поглядывает на мою повязку.
Учитель объяснял задачу, а когда мы открыли тетради, Корже спросил:
— Как это случилось? Ты действительно задел руку молотком?
Я хотел сказать «да», но что-то меня остановило. И в конце концов, почему я должен стесняться?
— Нет, не молотком. Меня укусила собака.
Тогда Корже, который до этого еле смотрел в мою сторону, вдруг резко повернулся ко мне.
— Собака? А что ты ей сделал?
— Ничего, я просто хотел до нее дотронуться.
Я не думал, что она злая.
Корже ничего не добавил. Впрочем, в этот момент учитель посмотрел в нашу сторону. До конца урока мы сидели молча. Однако после перемены Корже продолжил прерванный разговор:
— Ты что же, не любишь собак?
Вопрос показался мне странным, особенно от мальчика, которого я совершенно не интересовал.
Почему ты об этом спрашиваешь?
Потому что собаки не кусают тех, кто их любит, об этом все знают.
Я не ответил, так как Корже, забывшись, говорил почти вслух и учитель снова посмотрел на нас. Через некоторое время я продолжил:
— Правильно, но эта охраняла машину, вот почему.
Мой сосед удовлетворился ответом и, вздохнув с облегчением, спросил:
А что это была за собака?
Немецкая овчарка. Я хотел ее погладить — она так была похожа на мою, которая осталась в Реянетте…
Где-где?
В Реянетте, это деревня недалеко от Авиньона.
У тебя была овчарка?
Ее зовут Кафи. Я так люблю эту собаку! Но наша консьержка не разрешает держать в доме животных, и Кафи пришлось оставить в деревне.
Больше я ничего не сказал, потому что учитель открыл книгу и начал диктовать.
Какое счастье! Корже все-таки со мной заговорил! Я уже чувствовал себя не совсем чужим, и сегодняшний день не показался мне таким длинным, как предыдущие. После уроков, когда я молча собирал портфель, Корже наклонился ко мне и прошептал:
— Подожди меня у выхода…
Чудеса! Неужели он хочет поболтать? Я быстро застегнул портфель и вышел. В коридорах поднялась обычная кутерьма; Корже исчез, захваченный общим водоворотом. Я ждал его на улице у выхода; ребята беседовали между собой, а потом расходились… Может, он забыл?
Наконец Корже отделился от той компании, с которой я хотел познакомиться в первый день.
— Пошли! — сказал он.
Мы шли молча. Он насвистывал, а я не мог понять, что ему от меня надо.
Значит, ты любишь собак? — спросил он наконец.
Да.
Я тоже. У меня раньше была собака, четыре или пять лет назад… не такая большая, как у тебя— такие едят слишком много, — а маленькая собачка, но умная… Я ее научил разным штукам — стоять на задних лапах, прыгать через обруч… Но она погибла… так глупо получилось… ее раздавило мешком с углем, который свалился с грузовика на повороте с улицы Пилат. Я ее так долго оплакивал… и даже сейчас плачу, когда вспоминаю…
Рассказывая, он все дальше и дальше уводил меня от дома по узким незнакомым улицам. Я решил выяснить:
А куда мы идем?
Ты не знаешь Крышу Ткачей?
Нет…
Это маленькая площадь, скорее площадка. С нее потрясающий вид на город. Говорят, что раньше, когда ткачам не разрешалось курить в мастерских, они время от времени приходили сюда, раскуривали трубку и смотрели на город. С тех пор эта площадка и называется «Крыша Ткачей».
Я смотрел на Корже; в течение недели он не сказал со мной и двух слов, а сейчас говорил не умолкая, и его равнодушное лицо стало улыбчивым и приветливым.
Наконец мы оказались на небольшой горке. Ее вершина представляла собой площадку, огороженную невысоким заборчиком.
— Это здесь, — сказал Корже. — Смотри! Стемнело. У наших ног простирался огромный,
сверкающий огнями город. Мой товарищ показал, где протекают Рона и Сона, они казались темными пространствами между рядами фонарей; он все говорил и говорил, показывая рукой вдаль, но все эти названия были мне незнакомы.
— Правда, красиво?.. Получше, чем те места, откуда ты приехал!
Я продолжал смотреть, удивляясь той радости, с которой Корже открывал мне свой город. Может, он за этим меня сюда привел? Увы! Я не мог разделить его восторга. Вид с вершины холма, возвышавшегося над рекой, там, в Реянетте, с его серебристыми оливковыми деревьями и черными кипарисами, казался мне в тысячу раз прекраснее, чем этот бесконечный пейзаж с крышами и трубами, и даже вечернее освещение, на мой взгляд, не оживляло его. Но я не хотел огорчать своего нового товарища и согласился:
— Да, город огромный, гораздо больше нашей деревни.
Корже уселся на ограду, свесив ноги, я последовал £го примеру. Он снова заговорил о разных улицах, указывая рукой на скопления фонарей. Вдруг мой товарищ опустил голову и замолчал. Наконец он тихо сказал:
Я часто прихожу сюда не только из-за того, что здесь красиво; тут люди выгуливают своих собак — это напоминает мне о моей собачке… А как зовут твоего пса?
Кафи.
Какое странное имя!
Это в честь старого араба, который мне его подарил.
А куда ты дел собаку, когда уезжал? Отдал кому-нибудь?
Нет, не отдал… просто попросил подержать… она всегда будет моей.
Корже нахмурил брови, взялся за подбородок и надолго затих, потом вдруг как-то резко спросил меня:
Ты бы хотел снова быть вместе со своим Кафи?
Я ведь тебе уже сказал — наша консьержка не желает видеть в доме собак! И вообще, у нас слишком мало места…
Корже снова почесал подбородок. Я видел, что он что-то лихорадочно обдумывает, но не мог догадаться, что же именно.
А если бы мы нашли возможность, — сказал он, — ну, какое-нибудь подходящее место для пса? Я тоже люблю собак. Ты бы его привез, мы бы заботились о нем вместе, и тогда он ста/1 бы немножко и моим…
Но где ж его держать? Это большущий пес, ему нужно много места и еды.
Насчет места не беспокойся, я знаю один потрясающий заброшенный подвал… пойдем посмотрим, это совсем рядом.
Корже спрыгнул с ограды. Мы спустились вниз по улочке и подошли к старому зданию.
— Это здесь. В доме давно никто не живет, в нем находится склад, но подвал не используют — боятся сырости, хотя там совершенно сухо, вот увидишь.
Дверей у подвала не было, и мы беспрепятственно вошли.
Конечно, ночью ты ничего толком не разглядишь, но места здесь достаточно… Можешь принюхаться — никакого запаха плесени.
А чем кормить?
Мы все этим займемся… Я хочу сказать, вся компания.
Какая компания?
Ну да, ты же не знаешь… В нашем районе есть десяток хороших ребят, мы всегда друг друга выручаем. Нас называют «компания Гро-Каю». Ты, наверное, не слыхал про Гро-Каю?
Я уже видел на бульваре Круа-Русс эту лионскую достопримечательность. Гро-Каю — огромный булыжник, попавший сюда, вероятно, тысячелетия назад с альпийских ледников.
— Да, — продолжал Корже, — нас так назвали, потому что мы всегда встречаемся по четвергам у этого камня, чтобы поиграть в мяч или покататься на роликовых коньках… Между прочим, мячи коньки мы купили сами, в складчину, это ведь дорогие вещи. С нами твой пес ни в чем не будет нуждаться.
Ты правда так думаешь?
Я в этом уверен… Слушай, если хочешь — я завтра со всеми поговорю.
Идея была великолепной, но кое-что меня смущало. Во-первых, я побаивался этой компании, оттолкнувшей меня в первый день, а во-вторых — Кафи всегда был только моим и мне совершенно не хотелось ни с кем его делить. Кажется, Корже все понял и не настаивал.
— Эта мысль пришла мне в голову сегодня утром, — сказал он. — Ведь было бы так здорово иметь Собаку, правда, Тиду?
Корже впервые назвал меня по имени. Я вздрогнул и внимательно посмотрел на него. Его глаза сияли, ведь он, как и я, любил животных. Мы могли бы стать друзьями. Мне трудно было ему отказать… и себе тоже. Я был бы так счастлив вновь обрести моего славного Кафи!