Супруга без изъяна, или Тайна красной ленты - Диана Чемберлен

– Да, мне понадобится большая фотография. – Гейб откинулся на спинку кресла, его широкое добродушное лицо помрачнело. – Анни О’Нил. Ты, вероятно, не знал ее. Ты ведь недавно в наших краях.

– Я делал репортаж о ней для журнала «Морской пейзаж».

– Верно! Я и забыл. Тогда ты именно тот, кто мне нужен. – Гейб покачал головой, грустно улыбнулся. – Она была единственной в своем роде, поверь мне. Я должен позвонить жене и рассказать о том, что случилось, но никак не могу заставить себя это сделать. Это будут самые пышные и многолюдные похороны. – Гейб выглянул в окно. Снегопад начал стихать, отдельные снежинки медленно кружились в свете фонаря. – Не представляю, как я скажу об этом детям, – продолжал Форрестер. – Анни тренировала команду Дженни по софтболу и была крестной матерью нашего Джимми. Необыкновенная женщина, с добрым сердцем, но немного эксцентричная. – Гейб поджал тонкие губы и ладонями погладил крышку стола. – Бедняга Алек. Ты знаешь ее мужа? Он работает в ветлечебнице.

Пол покачал головой и сел напротив Гейба, потому что ноги отказывались держать его. Ему пришлось сжать дрожащие руки коленями.

– Как это случилось? – спросил он.

Гейб вздохнул:

– Анни раздавала угощения женщинам и детям в приюте в Мантео, когда этот парень… – Гейб поднял блокнот и прочитал имя и фамилию: – Закари Пойнтер, вошел туда и начал угрожать своей жене. У него был револьвер, и он наставил его на жену. Он кричал, что она посмела увезти от него детей на Рождество, и так далее, и тому подобное. Анни встала между ними, закрывая собой женщину. Она заговорила с Пойнтером, пыталась вразумить его, а этот ублюдок выстрелил. И попал в Анни. Все случилось слишком быстро. – Гейб щелкнул пальцами. – Пойнтер в тюрьме. Надеюсь, его казнят.

Пола пробил озноб, несмотря на теплое пальто. Он постарался сохранить на лице спокойное, бесстрастное выражение.

– Мне пора приниматься за статью, – заявил он, поднимаясь. Уже у двери Пол обернулся: – Кстати, ты будешь говорить с ее семьей?

– Я собирался это сделать. Хочешь сам этим заняться?

– Нет, нет. Я просто хотел сказать, что это должен сделать кто-то один из нас. Незачем им дважды отвечать на одни и те же вопросы. Ладно, оставляю это тебе, договорились?

Ну не мог он разговаривать с Алеком О’Нилом! Пол не был знаком с ним. Да он и не желал знакомиться с мужчиной, с которым спала Анни, хотя и видел ее мужа несколько раз. В последний раз это случилось в мастерской Анни. Когда Алек вошел в комнату, чтобы поговорить с женой, Пол сделал вид, что увлечен разглядыванием витрины. Но на стене висело зеркало, и Пол наблюдал, как Анни и Алек тихо разговаривают, склонив друг к другу головы.

Когда Алек собрался уходить, Анни погладила его по спине, а Алек поцеловал ее в висок. Пол зажмурился, только бы не видеть этой близости. Нет, он не способен разговаривать с Алеком О’Нилом.

Пол заглянул в архив, вытащил из ящика пухлую папку с материалами об Анни. Они были ему хорошо знакомы, он не раз просматривал их, когда готовил статью о ней для местного журнала. Пол отнес папку в свой кабинет, положил на стол и сел, так и не сняв пальто.

Под картонной обложкой хранились десятки статей об Анни О’Нил – художнице, фотографе, президенте местного отделения Лиги защиты животных. Несколько раз журналисты не удержались и назвали ее Святой Анной. Она только улыбалась, когда слышала это прозвище. Самая старая статья, пожелтевшая от времени, была датирована 1975 годом. Заголовок гласил: «Художница пытается спасти от выселения смотрительницу маяка». Ну да, конечно. Тогда Анни впервые прославилась на Внешней косе.

Пол расправил вырезку и быстро пробежал глазами. В 1975 году Служба заповедников решила прибрать к рукам Киссриверский маяк. Руководству пришла в голову мысль использовать половину дома смотрителя в качестве своей штаб-квартиры, а во второй половине устроить некоторое подобие музея для туристов. Анни познакомилась со старой Мэри Пур, которая была в то время смотрительницей маяка. Женщине было за семьдесят, и она прожила в этом доме большую часть своей жизни. Анни считала, что выселение этой женщины было бы величайшей несправедливостью, и она сумела добиться того, что общественность встала на ее сторону. Службе заповедников не оставалось ничего другого, как оставить половину дома в полном распоряжении Мэри Пур.

Статья сопровождалась фотографией Анни, при одном взгляде на которую у Пола больно сдавило грудь. Он долго смотрел на снимок, потом зажмурился. Несчастный случай. Будь ты проклята, Оливия!

Редактор «Береговой газеты» не раз выговаривал Полу за то, что тот был «излишне эмоционален» в своих статьях. Точно такие же упреки он слышал, когда работал в «Вашингтон пост». Как ему избежать этого, когда он станет писать последнюю статью об Анни? «Ты сумеешь романтизировать даже эпидемию гриппа, – как-то сказал ему редактор «Вашингтон пост». – Когда переступаешь порог редакции, забудь, что ты поэт».

В течение следующего часа Пол набросал план статьи об Анни и составил список тех, у кого стоило взять интервью. Разумеется, он включил туда Тома Нестора и директора приюта для женщин, пострадавших от домашнего насилия, потом добавил туда еще несколько имен. У него было достаточно времени. «Береговая газета» выходила всего три раза в неделю. Очередной выпуск должен был поступить к читателям только через два дня.

Пол вышел из здания и снова уселся в машину. Ему показалось, что чемодан хмуро смотрит на него с заднего сиденья и словно спрашивает: «Hу что, куда отправимся теперь?» Он знал, где сможет найти комнату, но это могло подождать.

Пол снова выехал на скоростное шоссе, направился на север и через пару миль свернул на стоянку недалеко от Джоки-Ридж. Выбравшись из машины, он медленно пошел по песку к высоким дюнам. Пока он сидел в редакции, снег прекратился, и теперь небо очистилось и украсилось сияющими звездами. Очень быстро дюны обступили его со всех сторон, словно волшебный лунный пейзаж, и Пол наслаждался одиночеством и тишиной. Его тяжелое дыхание было единственным звуком, нарушавшим молчание ночи, пока он карабкался на высокий, усыпанный снегом песчаный холм. Запотели очки, и он снял их, чтобы без помех добраться до вершины.

У него заныли мышцы ног от непривычной нагрузки, но он уже стоял на вершине. Надев очки, Пол повернулся к северу. Холодный резкий ветер ударил ему в лицо, щеки царапали песчинки. Он засунул озябшие руки поглубже в карманы и отрешился от всего. Его взгляд был прикован к горизонту. Он ждал.

Да, вот оно. Свет, и снова темнота. Пол медленно считал про себя. Один, один-ноль, два, один-ноль, три, один-ноль, четыре, один-ноль. И снова свет. Киссриверский маяк стоял на месте. Пол следил за сменой света и тьмы, приноравливаясь к медленному, томительному ритму. Чистый ясный луч прорезал ночь над водой. Анни сказала ему во время интервью, что не видит смысла в прозрачном стекле: «Это все равно что жить и не любить». Она рассказала ему о своей фантазии. Ей хотелось поставить витражи на фонарь маяка.

«Это будут женщины в длинных, летящих платьях, розовых, сиреневых, льдисто-голубых».

В своей статье Пол не упомянул об этом. Многое из того, что говорила Анни, он сохранил только для себя.

Порыв ледяного ветра забрался к нему под пальто, глаза заслезились.

Он опустился на холодный песок, уронил голову на руки и наконец разрешил себе заплакать. Он горевал о том, что потерял, и о том, чего никогда не имел.

3

Июнь 1991 года

Любимым воспоминанием Алека О’Нила об Анни было самое первое. Он стоял на том же самом месте, на берегу океана, и ночь была такой же безлунной, воздух казался черным и липким как вар. Высоко над ним маяк бросал в темноту луч света каждые четыре с половиной секунды. Мрак между вспышками света казался вечностью.

Во время очередной вспышки он увидел, что по берегу к нему идет молодая женщина. Сначала Алеку показалось, что она лишь плод его воображения. Когда стоишь один на берегу и ждешь, как маяк в очередной раз разрушит тьму, что-то происходит с головой. Но нет, женщина оказалась реальной. Потом он разглядел ее длинные рыжие волосы, желтый рюкзак, переброшенный через правое плечо. Она была на год-два моложе его, лет двадцати или около того. Подойдя к нему ближе, она заговорила, а он стоял зачарованный. Ее хрипловатый голос сразу понравился ему.

Она сказала, что ее зовут Анни Чейз и она путешествует автостопом из Массачусетса во Флориду, держась ближе к берегу. Она хотела прикоснуться к океану в каждом штате. Ей хотелось почувствовать, как вода становится все теплее, по мере того, как она движется на юг. Алек был заинтригован и молчал, не находя слов для ответа. В очередной вспышке света он увидел, как она раскладывает на песке полосатое мексиканское одеяло.

– Я несколько дней не занималась любовью, – неожиданно сказала Анни, беря его за руку в темноте.