Туризм - М. Гаррисон

— Бог ты мой, Джек!

— Налей мне, — попросил Джек Серотонин.

Он дошел до середины зала, словно собираясь пить у стойки, но затем передумал и вдруг сел за ближайший столик. Сел, но, похоже, не знал, что делать дальше. Несколько теничек отделились от потолка, чтобы рассмотреть его поближе; он как будто не замечал их. Он тихо повторял удивленным голосом:

— Черт!

Через какое-то время он отдышался и успокоился.

Как только Джек вернулся, толстяк Антуан забыл о своих прежних обидах, пододвинул стул и начал рассказывать Джеку какую-то историю; увлекшись, он так навалился вперед, что кромка столика утонула в складках его тела. Говорил он тихо и быстро, но посторонний слушатель все же мог уловить отдельные слова: вторжение, жесткое излучение, Эд Читаец. Джек и на него смотрел как на пустое место, затем проговорил:

— Заткнись, или я пристрелю тебя прямо здесь.

Инопланетянин посмотрел растерянно по сторонам. Он пробормотал, что, сидя в этом баре, всего лишь дожидается счастливого случая и ждал помощи от Джека. Он едва не плакал.

— Извини, — сказал Джек.

Он опять задумался о чем-то своем и, когда Лив Хула принесла ему ром, похоже, не сразу понял, кто она.

— «Черное сердце», Джек, твой любимый, — сказала она, подсаживаясь к столику.

— Черт, — снова повторил он.

— Где женщина, Джек?

— Не знаю, — ответил он.

— Только не говори, что ты бросил ее там.

— У нее поехала крыша, и она убежала. Она где-то в буферной зоне. Антуан, сходи посмотри, на улице нет никого?

— Мне бы только дали приспособиться здесь, — проговорил инопланетянин.

— Антуан, черт бы тебя побрал!

Антуан сказал:

— Никто не хочет понять этого.

Серотонин собрался еще что-то добавить, но потом как будто совсем забыл об инопланетянине. Он покачал головой и сказал:

— Я впервые видел, чтобы человек так перепугался. Мы еще даже не вошли в дивнопарк по-настоящему. Сегодня там страшновато, но уж не настолько.

Он допил ром и вернул ей стакан. Вместо того чтобы взять стакан, Лив Хула ухватила Джека за рукав. И она держала его руку, пока он не попросил отпустить.

— Что значит «страшновато»?

— Все перемещается с места на место, — рассказал он. — Бывало и похуже, но обычно дальше, в глубине парка.

— Джек, где она?

Он засмеялся. Он часто отделывался таким вот смехом.

— Я повторяю, — сказал он устало. — Она где-то в буферной зоне. Мы только туда и дошли. Я вижу: она помчалась между домами, вижу ее шелковые чулки и эту долбаную желтую шубу, потом ничего не вижу. Она звала, но непонятно откуда, и я махнул рукой. — Он протянул ей стакан: — Лив, налей еще, а то я не знаю, что сделаю сейчас.

Лив Хула сказала:

— Ты не стал искать ее, Джек.

Он посмотрел на нее с недоумением.

— Ты постоял там, где тебе ничего не угрожало, крикнул пару раз, а затем отправился домой.

Инопланетянин пришел в негодование. Он не допустит, чтобы кто-то подозревал Джека!

— Джек не мог так поступить! Ну-ка, Джек, объясни ей. Ты бы никогда не сделал такого. — Он встал со своего стула. — Я выйду, проверю, что там и как, как ты просил. Ты плохо знаешь Джека Серотонина, если можешь думать про него такое, — обратился он к Лив Хуле.

Когда он ушел, Лив Хула вернулась к стойке, налила Джеку еще «Черного сердца», а Джек тем временем тер ладонями лицо как человек, который безумно устал и не представляет себе, как ему жить дальше. Он как будто постарел с тех пор, как ушел из бара. Его лицо стало угрюмым, щеки обвисли, а в голубых глазах проскальзывало виноватое выражение, которое со временем будет постоянно присутствовать в его взгляде.

— Ты представить себе не можешь, что там творится.

— Конечно не могу, — ответила она. — Один Джек Серотонин знает это.

— Улицы накладываются одна на другую, и каждую минуту безо всякой связи одни события меняются на другие. Никакие указатели не подскажут тебе дорогу. Ни одного строения, которое можно выбрать за надежный ориентир во всей этой катавасии. Сойдешь со знакомого маршрута, и тебе конец. И днем и ночью лают заблудившиеся собаки. Все борется, чтобы остаться на плаву.

Но Лив Хула твердо решила, что не даст ему уйти от прямого ответа. Она напомнила ему:

— Ведь ты профессионал, Джек. Они — твои клиенты. Вот, выпей еще, если хочешь. — Она облокотилась на стойку. — Уж тебе-то нельзя терять голову.

Похоже, его позабавили ее доводы. Он выпил ром одним глотком, лицо его снова порозовело, и они менее враждебно посмотрели друг на друга. Однако он еще не все высказал ей.

— Послушай, Лив, — тихо проговорил он через несколько минут. — Какая разница между тем, что ты видел, и тем, что ты есть? Хочешь узнать, как там в дивнопарке? Дело в том, что все эти годы ты пытаешься извлечь что-то лично для себя. А затем, угадай, что происходит? Из тебя начинают что-то извлекать.

Он встал и пошел к двери.

— Что ты там толчешься, Антуан, черт бы тебя побрал! — крикнул он. — Я сказал тебе: проверь обстановку! Я сказал: посмотри, и все.

Инопланетянин прогулялся немного по Прямому проезду, чтобы проветрить голову на свежем предутреннем ветру, и он также проверил, есть ли возможность поглазеть на Ирену в «мясницкой», видно ли мону сквозь щель в забитом досками окне. Теперь он заскочил обратно в бар, широко улыбаясь и поеживаясь от холода.

— Вот вам Антуан, — показал на него Джек. — Он может поведать о дивнопарке. Все, что знает.

— Оставь Антуана в покое.

— Антуан, ты бывал там, когда все вокруг тебя рушится?

— Я ни разу не ходил туда, Джек, — сказал поспешно Антуан. — И я никогда не вру, что бывал там.

— Когда все исчезает, и ты не имеешь ни малейшего представления, что появится взамен. Воздух похож на сырое тесто. И там не запах, там зловоние. На каждом углу к стене прибит сломанный телефон. На всех наклейка: говорите, но ни один не подключен. Они звонят, но никто не поднимает трубку.

Лив Хула посмотрела внимательно на него, потом пожала плечами. А инопланетянину она объяснила:

— Джек всегда так переживает, когда теряет клиента.

— А шли бы вы!.. — сказал Джек Серотонин. — Вы оба шли бы подальше.

Он отшвырнул свой стакан на другой конец стойки и вышел из бара.

После его ухода в баре снова воцарилась тишина. Она стала давящей, так что Лив Хула и инопланетянин, хотя им и хотелось поговорить, оставались наедине со своими мыслями. Ветер с моря улегся по мере того, как на улице светало, и вот уже ни у кого не осталось сомнений, что наступил рассвет. Женщина вымыла и протерла стакан, из которого пил Джек Серотонин, поставила его осторожно на место позади стойки. Затем она поднялась в комнату на втором этаже, где собралась было переодеться, но остановилась на середине комнаты, глядя с нарастающей паникой на не заправленную кровать, на комод для постельного белья и на голые белые стены.