Пассажир из Франкфурта - Агата Кристи

Детей этим утром не похищали и не насиловали — приятный сюрприз. Он приготовил себе тост и выпил кофе.

Позже он вышел из дому, прошел по улице, потом через парк направился к «Уайтхоллу». Он улыбался про себя: жизнь сегодня казалась ему довольно приятной.

Он подумал о Четвинде: дурак из дураков. Приятная внешность, величественная осанка, и такой настороженно-подозрительный при этом. Пожалуй, разговор с Четвиндом доставит ему удовольствие.

В «Уайтхолл» он опоздал на добрых семь минут с единственной целью — продемонстрировать важность своей персоны по сравнению с Четвиндом. Он вошел в кабинет. Четвинд, как всегда, с важным видом сидел за своим столом, заваленным бумагами. Здесь же находилась секретарша.

— Привет, Най, — сказал Четвинд с широкой улыбкой на впечатляюще красивом лице. — Ты рад, что вернулся? Как Малайзия?

— Жарко, — ответил Стэффорд Най.

— Да. Что ж, думаю, там всегда жарко. Ты ведь имеешь в виду погоду, а не политику?

— Ну конечно, исключительно погоду, — заверил его Стэффорд Най, взял предложенную ему сигарету и уселся на стул.

У тебя есть какая-нибудь стоящая информация?

— Нет, пожалуй. Это не то, что ты имеешь в виду.

Я уже представил свой отчет. Как обычно, сплошные разговоры. Как там Лейзенби?

— Да такой же зануда, как всегда. Его уже невозможно исправить.

— Да уж, на это трудно надеяться. Я прежде никогда не работал с Баскомом. Он может быть довольно забавным, когда захочет.

— Правда? Я не очень-то хорошо его знаю. Что ж, наверное, так и есть.

— Ну что ж, я так понимаю, других новостей нет?

— Нет, ничего. Ничего, что могло бы тебя заинтересовать.

— В своем письме ты не сообщил, зачем я тебе понадобился.

О, просто хотелось обсудить пару вопросов, только и всего. Может быть, ты привез какую-нибудь особо важную информацию, которой полезно располагать на случай, если возникнут какие-то вопросы в палате.

— Да, я понимаю.

Ты ведь прилетел самолетом? Я слышал, у тебя были неприятности.

Лицо Стэффорда Ная приняло заранее отрепетированное выражение: легкая печаль с оттенком досады.

— Значит, ты уже слышал обо этом? Глупейшая ситуация.

— Судя по всему, именно так.

— Поразительно, — заметил Стэффорд Най, — как все это попадает в газеты. Я видел сегодня сообщение в разделе последних событий.

— Думаю, тебе было не очень-то приятно?

— Еще бы, выставили меня идиотом, так ведь? Придется смириться. И это в моем-то возрасте!

Так что же все-таки произошло? Я подумал, не сгустили ли они краски в своей статье?

— Я полагаю, они просто выжали из этого случая все, что можно. Ты же знаешь эти поездки, тоска смертная.

В Женеве был туман, пришлось изменить маршрут, и мы два часа проторчали во Франкфурте.

— Там это и случилось?

— Да. В этих аэропортах можно помереть со скуки: самолеты то прилетают, то улетают, радио орет не переставая: рейс триста второй на Гонконг, рейс сто девятый на Ирландию, и то и се, люди приходят, люди уходят. А ты все сидишь и зеваешь.

— Так что же все-таки произошло? — не унимался Четвинд.

— А то, что у меня на столике стоял стакан с пивом «Пилзнер», и я подумал, что надо бы что-нибудь купить почитать, поскольку все, что у меня при себе было, я уже прочел, поэтому я пошел к киоску и купил какую-то паршивую книжонку, не помню какую, кажется, детектив, и еще купил мягкую игрушку для племянницы. Потом я вернулся на прежнее место, допил пиво, открыл книгу и заснул.

— Да, понятно. Ты заснул.

— Что ж, это вполне естественно, не так ли? Я думаю, мой рейс объявили, но я этого не слышал и, как выяснилось, по самым понятным причинам. Да, я способен заснуть в аэропорту в любое время и тем не менее способен услышать объявление, которое меня касается. На этот раз я его не услышал. Когда я проснулся или пришел в себя, это уж как будет тебе угодно толковать, мной уже занимались врачи. По-видимому, кто-то бросил в мой стакан таблетку снотворного или что-то в этом роде, когда я ненадолго отлучился к киоску.

— Не правда ли, довольно незаурядное происшествие?

— Да, со мной такого еще не случалось, — согласился Стэффорд Най, — и, надеюсь, больше не случится.

Главное, при этом чувствуешь себя полным идиотом, не говоря уже о похмелье. Там был врач и какая-то девица, медсестра, что ли. Во всяком случае, на здоровье это не отразилось. Украли мой бумажник с неким количеством денег да паспорт. Конечно, все это было неприятно. К счастью, наличных было немного, а туристские чеки я держал во внутреннем кармане. Когда теряешь паспорт, неизбежно возникает волокита, но у меня были с собой письма и все такое, так что мою личность установили без труда. Все утряслось довольно быстро, и я попал на свой рейс.

— И все-таки это очень неприятно, — неодобрительно заметил Четвинд, — я имею в виду, для человека в твоем положении.

— Да, — согласился Стэффорд Най. — Это выставляет меня не в лучшем свете, так ведь? То есть я выгляжу не столь блестяще, как предполагает мое… э… положение. — Эта мысль, казалось, его позабавила.

— Ты не выяснял, такое часто происходит?

— Не думаю, что это в порядке вещей, хотя может быть и так. Я полагаю, какой-нибудь любитель украсть все, что плохо лежит, мог заметить спящего и залезть к нему в карман, а если он профессионал в своем деле, то и завладеть кошельком или бумажником, смотря как повезет.

— Потерять паспорт довольно неприятно.

— Да уж. Теперь мне предстоит хлопотать о получении другого и, наверное, придется представлять кучу объяснений. Короче говоря, все это ужасная нелепость.

И кроме всего прочего, Четвинд, это ведь выставляет меня в весьма невыгодном свете.

— Ну что ты, ты ведь не виноват, дружище, ты не виноват. Такое могло случиться с кем угодно.

— Очень мило с твоей стороны, — согласно улыбаясь, произнес Стэффорд Най. — Хороший урок я получил, правда?

— Ты ведь не думаешь, что кто-то хотел заполучить именно твой паспорт?

— Вряд ли, — ответил Стэффорд Най. — Кому бы мог понадобиться мой паспорт? Разве что кто-то хотел меня разыграть, но это маловероятно. Или же кому-то понравилась моя фотография в паспорте, а это еще менее вероятно.

— Ты никакого знакомого не встретил там… где, говоришь, был, во Франкфурте?

— Нет, нет, совершенно никого.

— И ни с кем не разговаривал?

— Да нет, вроде бы ни с кем, разве что сказал пару слов славной толстушке, которая пыталась развеселить своего малыша. По-моему, они были из Вигана и летели в Австралию. А больше я никого не помню.

— Ты уверен?

— Еще какая-то женщина спрашивала, что ей нужно делать, чтобы изучать археологию в Египте. Я сказал, что ничего об этом не знаю, и посоветовал обратиться в Британский музей. А еще я перемолвился парой слов с мужчиной, по-моему противником вивисекции: он очень горячо об этом говорил.

— Всегда кажется, — заметил Четвинд, — что за такими делами должно что-то скрываться.

— За какими делами?

— Ну, за такими, как то, что произошло с тобой.

— Не вижу, что могло бы за этим скрываться, — возразил сэр Стэффорд. — Газетчики, надо полагать, могли бы состряпать какую-нибудь историю, они на это мастера. И все же история глупейшая. Ради бога, давай оставим это. Наверное, теперь, когда об этом написали в газетах, мои друзья начнут приставать ко мне с расспросами.

Ты лучше скажи, как поживает старина Лейланд? Чем он сейчас занимается? До меня доходили какие-то слухи о нем. Лейланд всегда слишком много болтает.

Минут десять мужчины дружески беседовали о делах, затем сэр Стэффорд поднялся.

— У меня много дел сегодня, — объяснил он, — нужно купить подарки родственникам. Беда в том, что, если едешь в Малайзию, все родственники ждут от тебя экзотических сувениров. Пойду-ка я в «Либерти», у них там неплохой набор восточных товаров.

Он бодро вышел, кивнув в коридоре на ходу двоим знакомым. После его ухода Четвинд позвонил по телефону секретарше:

— Попросите ко мне полковника Манроу.

Полковник Манроу вошел, а с ним высокий мужчина средних лет.

— Вы знакомы с Хоршемом? Он из службы безопасности.

— По-моему, мы встречались, — ответил Четвинд.

— Най только что от вас вышел, не так ли? — спросил полковник Манроу. — Есть что-нибудь в его рассказе про Франкфурт? Я имею в виду, что-нибудь, достойное внимания?

— Мне кажется, нет, — сказал Четвинд. — Он немного расстроен: думает, что выставил себя дураком, и конечно же так оно и есть.

Человек по фамилии Хоршем кивнул:

— Он так это воспринимает?

— Ну, он пытается представить эту историю в пристойном свете, — произнес Четвинд.

— И все-таки на самом деле он ведь вовсе не дурак, не так ли?

Четвинд пожал плечами:

— Всякое бывает.

— Я знаю, — сказал полковник Манроу, — да, да, я знаю. И тем не менее, видите ли, мне всегда казалось, что Най несколько непредсказуем. Что в некотором роде, так сказать, его суждения здравыми не назовешь.