Проклятье монолита - Лайон де Камп

К тому времени я, надеюсь, буду далеко отсюда. Если они схватят меня,

— что ж, человеку суждено когда-то умереть, и я верю, что встречу смерть с достоинством и приличиями, достойными моего ранга и культуры. Я уверен, что моя голова станет настоящим украшением в хижине дикарей Джага.

Так что прощайте, мой милый варвар. Вы простите этому человеку то, что он повернулся к вам спиной в ваши последние мгновения. Потому что ваша кончина вызывает у меня некоторое сожаление и мне не следовало бы наслаждаться этим зрелищем. Если бы вам посчастливилось получить кхитайское воспитание, из вас вышел бы замечательный слуга — скажем, телохранитель для меня. Но дела обстоят так, как они обстоят.

Отвесив в насмешку прощальный поклон, кхитаец удалился в сторону подножия холма. Конана интересовало, собирается ли герцог оставить его пойманным у столба пока он не погибнет от голода и жажды. Если его люди заметят его отсутствие до рассвета, они могут начать поиски. Но тогда, поскольку он выбрался из лагеря, не сказав об этом никому ни слова, они не будут знать поднимать ли тревогу в связи с его отсутствием. Если бы он мог дать им знать, они бы прочесали местность в поисках и быстро бы разобрались с этим маленьким герцогом-изменником. Но как дать им знать?

Снова он бросил всю свою исполинскую мощь против силы, которая держала его прижатым к столбу, но так и не освободился. Он мог двигать ногами и руками и даже немного поворачивать голову в одну или другую сторону. Но его туловище было крепко схвачено железной кольчугой, в которую оно было облачено.

Луна стала светить ярче. Конан увидел, что у его ног и со всех сторон вокруг основания памятника валялись леденящие душу останки других жертв. Человеческие кости и зубы были свалены в кучу как старый мусор; он, должно быть, топтался по ним, когда таинственная сила тянула его к столбу.

При более ярком освещении Конан к своему беспокойству увидел, что эти останки были кое-где обесцвечены. Присмотревшись, он увидел, что кости как будто были изъедены в некоторых местах, как если бы какая-то едкая жидкость растворила их гладкую поверхность, обнажив внутреннюю губчатую структуру.

Он поворачивал голову из стороны в сторону в поисках какого-либо средства для спасения. Похоже, что слова красноречивого кхитайца были правдой, но внезапно он разглядел в причудливых пятнах на каменном столбе кусочки железа, прижатые невидимой силой. Слева от себя он увидел лом, лопату и проржавевшую чашу шлема, а с другой стороне к камню был прижат изъеденный временем кинжал. Он еще раз бросил свою мощь против неощутимой силы…

Снизу донесся жуткий звук свирели — насмешливая, сводящая с ума мелодия. Напрягши глаза, Конан увидел в переменчивом лунном свете, что Фенг после всего не ушел. Напротив, герцог сидел на склоне холма, у самого его подножия. Он вытащил странную флейту из своих огромных одеяний и играл на ней.

Сквозь пронзительный звук свирели ушей Конана достиг другой, слабый, мягкий звук. Казалось, что он идет сверху. Мышцы на бычьей шее Конана вздулись, когда он поднял голову, чтобы посмотреть наверх; при этом движении острие туранского шлема заскрежетало по камню. И тогда кровь застыла у него в жилах.

Туман, который скрывал вершину пилона, исчез. Свет восходящей луны падал и проходил сквозь что-то бесформенное, неприлично усевшееся на вершине колонны. Оно напоминало огромный кусок дрожащего полупрозрачного желе — и было живым. Жизнь — бьющаяся, раздувающаяся — пульсировала внутри него. Лунный свет влажно поблескивал на его поверхности от ударов, напоминающих биение огромного живого сердца.

4

Оцепенев от ужаса, Конан увидел, как обитатель верхушки монолита выпустил в его направлении струйку желе, ощупывающую столб. Покрытое слизью щупальце скользнуло по гладкой поверхности камня. Конан начал догадываться о происхождении бесцветных пятен на поверхности монолита.

Ветер поменял направление и порыв воздуха сверху донес до ноздрей Конана тошнотворное зловоние. Теперь он знал почему кости у основания столба имели такой странный изъеденный вид. С ужасом, почти лишившим его мужества, он понял, что это желеподобное создание выделяло пищеварительную жидкость, с помощью которой оно поглощало свою добычу. Ему стало интересно, сколько людей за прошедшие столетия стояло на этом месте привязанными беспомощно к столбу в ожидании обжигающих ласк отвратительного чудовища, сейчас спускающегося к нему.

Возможно странная игра Фенга вызывала его на пиршество, или запах живой плоти. Как бы то ни было, оно начало медленный, дюйм за дюймом, спуск по столбу к лицу Конана. Медленно скользя к нему, влажное желе посасывало и пускало слюни.

Отчаяние придало новые силы его схваченным, уставшим мускулам. Он начал метаться из стороны в сторону, пытаясь из последних сил преодолеть хватку таинственной силы. К своему удивлению, он обнаружил, что одним из рывков он переместился вокруг колонны.

Значит, то, что держит его, не лишает его всех движений! Это дало ему пищу для размышлений, хотя он знал, что не сможет таким образом долго уклоняться от этого живого желе.

Что-то кольнуло его в бок кольчуги. Посмотрев вниз, он увидел разъеденный ржавчиной кинжал, на который раньше едва обратил внимание. Своим движением вокруг столба он развернул рукоятку оружия к ребрам.

Верхняя часть руки по-прежнему была прикована к камню рукавом кольчуги, но предплечье и ладонь были свободны. Сможет ли он согнуть руку так чтобы дотянуться до кинжала?

Он с напряжением начал продвигать руку вдоль камня. Рукав кольчуги медленно скрежетал по поверхности; пот струйкой стекал на глаза. Постепенно его напряженная рука продвигалась к рукоятке кинжала. Издевательская мелодия флейты Фенга доводила его до бешенства, а дьявольское зловоние слизняка забивало ноздри.

Его рука дотронулась до кинжала и через мгновение он крепко схватил рукоятку. Но когда он попытался оторвать кинжал от столба, проржавевшее лезвие сломалось с пронзительным лязгом. Опустив глаза, он увидел, что примерно две трети лезвия, от места, где оно начинает сужаться, отломалось и теперь плоско лежало на камне. Оставшаяся треть по-прежнему торчала из рукоятки. Поскольку в кинжале теперь было меньше железа, которое притягивал столб, Конану удалось страшным мышечным усилием оторвать обрубок оружия от столба.

Осмотрев обрубок, Конан увидел, что, хотя большая часть лезвия пропала, очевидно острые края все же остались. Его мускулы дрожали от напряжения, чтобы удержать орудие от притяжения камня. Он поднес острый край остатка лезвия к кожаному ремню, который соединял половины его кольчуги и начал осторожно пилить крепкую сыромятную кожу ржавым лезвием.