Сокровища зазеркалья - Kagami

Пару лет я жил исключительно на деньги, выигранные на скачках. Потом депрессия начала отступать. Разменяв до последнего пенни все, что было у меня в жизни, я вдруг особенно отчетливо увидел свою мечту. Тогда я начал колесить по стране в поисках места, где хочу осесть.

Тэда я встретил в Манчестере, и он поначалу не узнал меня, что не удивительно. Он помнил меня угловатым подвижным подростком и никак не ожидал увидеть такую гору плоти. Тем не менее, как мне показалось, он обрадовался встрече. Мы посидели в пабе, вспоминая юность и, сам не знаю как, я рассказал ему о своих планах. Это стало поворотным пунктом в моих странствиях. Уже на следующее утро мы ехали на юг, посмотреть выставленную на продажу ферму с конюшнями. Так чуть больше трех лет назад я стал коннозаводчиком. Конечно, никто не продал мне лошадей вместе с фермой, и пришлось еще поездить по ипподромам страны, чтобы сделать ставки и вложить деньги в будущих кобыл-производительниц.

У меня хватило ума не афишировать свое везение. В дальнейшем я стал играть только тогда, когда мне действительно были нужны финансовые вливания. Как сейчас, например. Но теперь я, может и не самый богатый и известный коннозаводчик, но, тем не менее, меня знают, поэтому я рискую, делая ставки. Слухи о моем везении уже начали расползаться, а мне совсем не хочется, чтобы кому-то пришло в голову обвинить меня в нечестной игре. И все же без этого выигрыша мне не выкрутиться.

Уинд Стар, разумеется, пришел первым. Я следил не за заездом, а за Джесси, но это было даже интересней. Девчонка просто взлетела над трибуной, когда кони пересекли финиш. А дальше началось самое любопытное: реакция остальных. Да, победа Уинд Стар была неожиданной, но еще большей неожиданностью стало то, что на него ставила Джесси. Мои бойцы накинулись на нее. Только Тэд стоял в стороне, посмеиваясь, а потом посмотрел прямо на меня и показал большой палец. Следом обернулась Джесси, помахала рукой и, вырвавшись, наконец, из крепких объятий конюхов, побежала вверх по лестнице.

Я тоже поднялся. Ставить сегодня больше было нельзя, а просто так сидеть и жариться на трибуне нет никакого смысла. Я принялся медленно карабкаться по ступенькам. Пот градом катился по спине и груди, впитываясь в дорогую ткань летнего костюма, заливал глаза. Ненавижу жару! Ненавижу лестницы! Ненавижу свое жирное неповоротливое тело!

Высоко впереди мелькнула хрупкая фигурка Джесси.

Артефактер Рен-Атар

Все еще хуже, чем предполагал Гектор. Вчера, когда он сказал, что Серебряная леди не из тех, кем можно управлять, и попросил спрогнозировать варианты ее дальнейшего поведения, я над ним посмеялась.

Мне нравится Марта. Может, потому, что она, как и я, родилась и жила в том мире. Наверное, именно этот факт объясняет отсутствие в ней эльфийской надменности. До сих пор только Зантар и Кант не вызывали у меня неприятия, но даже у них, пусть и изредка, проскальзывает на лицах гримаса расового превосходства. Марта же начисто лишена спеси. Она счастлива и удивлена, и открыта настолько, что готова делиться своей радостью со всем миром. Но никому она не позволит отнять у нее эту радость.

На меня всегда было легко надавить. Матери, Иринке, потом — Гектору или конунгу. Я предпочитаю уходить от конфликтов, идти на компромиссы. Если я получаю разумное объяснение, почему что-то надо или не надо делать, со мной никогда не бывает трудно договориться. Марта не такая. Она принимает решения сама. Не импульсивно, а разумно оценивая степень риска. И она твердо уверена, что никто, кроме нее самой, не имеет права эту степень определять.

Все это я смогла сформулировать для себя только сейчас, а Гектор интуитивно понял еще вчера. Я же вчера наслаждалась долгожданной разрядкой и упивалась праздником, устроенным для нас Мартой.

А сегодня мы снова сидим в кабинете у Гектора тесной компанией единомышленников, словно и не была снята осада. Нет только Риоха. Он увел Марту на кухню, чтобы успокоить. Она сама говорила, что творческий процесс помогает ей расслабиться, а рисовать портреты на заказ, она час назад отказалась публично.

Можно считать мы снова на военном положении. На этот раз по собственной воле. Вот только осаждают Библиотеку не эльфы-отступники, а все сильные мира сего вместе взятые. А мы… мы просто сделали свой нелепый выбор, став на защиту неясных до конца нам самим интересов Серебряной леди.

Гектор обводит нас мрачным взглядом, потом усмехается.

— Ну, что ж, господа. Нас, можно сказать, армия.

Действительно. Ну, армия — не армия, но Ноев ковчег. Почти что каждой твари по паре. Нонконформисты. Бунтари по убеждениям. Или просто друзья? Знать бы! Во что же мы вляпались?

— Ну, вот что, — Гектор разворачивает кресло лицом к комнате, садится и снова внимательно оглядывает каждого, — У вас еще есть возможность выйти отсюда. Прямо сейчас. Можете отправиться к своим владыкам и сообщить, что здесь плетется заговор. Скорее всего, вам поверят и реабилитируют.

Никто не двигается с места. Грэм невозмутим. Штред скалится, а орлица Бриза берет его за руку и строит недовольную гримаску. Балаболка Хандариф выглядит сейчас таким же замкнутым, как его молчаливый брат Дашмир. На лицах ундин-амазонок Арианны и ее напарницы Дилии решимость. Старый кентавр Эврид, как всегда, хмур, и его дочь Шета старается ему во всем подражать. Близнецы Зантариэль и Кантариэль ухмыляются, довольные тем, что ввязались в эту авантюру. А может, тем, что теперь будут рядом с Мартой. Синдин стоит за моей спиной, положив ладонь мне на плечо.

Я знаю, почему я здесь. Потому, что Марта права и у нее хватило смелости открыто отстаивать свое мнение. Конечно, ей повезло меньше, чем мне. Когда больше трех лет назад я пришла в этот мир, я была не одна. У меня уже был Синдин — друг, который помог мне принять это решение. Да и конунг, показавшийся мне вначале похотливым старым интриганом, оказался на деле добрым дядюшкой, слишком счастливым от моего появления, чтобы мешать мне жить своей собственной жизнью. Я просто не сразу поняла, что все его обходные маневры преследуют цель уберечь меня от опрометчивых поступков в новом, незнакомом мне социуме. Но нервы я ему здорово потрепала. Бедненький!

Ирэльтиль — совсем другое дело. Эльфийская гордость словно въелась в его кровь, плоть, выражение лица, манеры и жесты. Не будь он достаточно мудрым политиком, и не занимай столь высокий пост, мне кажется, он был бы в числе первых последователей Энгиона. Но Ирэльтилю было что терять, и он не допустил этой роковой ошибки.

Он допустил другую. Сразу после церемонии представления он попытался объяснить Марте, что ей следует гордиться тем, что она эльфийка. А еще выразил при ней свое недовольство Кантом и Зантаром. Вот такой вот комплекс. Типа, конкретно эти твои соплеменники — оболтусы и разгильдяи, а я — правильный. Это Марте-то.