Они сверкали, как алмазы - Филип Фармер

--Возможно,-- ответил коммивояжер.-- Но я думаю, что ваш ребенок неординарный. И пойдет гораздо дальше, чем вы думаете. Почему? Потому что он крайне чувствителен, и все что ему надо -- это надлежащее руководство воображением. Слишком многие дети становятся явными ничтожествами, думающими только о том, как набить желудок, чьи головы полны ничего не значащего вздора. Они так и останутся приземленными. Я имею в виду, что они погрязнут в быту и невежестве.

--Еще ни один страховой агент не говорил мне ничего подобного,-- хмыкнул отец Джека.

--Как и все настоящие продавцы, я психолог от рождения! -взвизгнул Мистер.-- Но у меня есть преимущество перед всеми прочими. Я доктор психологии. Разумеется, я бы предпочел остаться дома и проводить дни в библиотеке. Но мои собственные дети недоедают, и не подумайте, что это шутка. Поэтому я решил поехать за границу и заняться здесь чем-нибудь, что принесет нам хоть немного хлеба насущного. Я не мог более оставаться и смотреть, как голодают мои маленькие детишки.

--Более того,-- сказал Мистер, очертив рукой в воздухе большую дугу,-- вся эта планета -- проклятое место, где наказуем каждый, не предпринимающий активных действий и предпочитающий спокойную жизнь в четырех стенах.

--Ваши слова вызваны голодом. У вас интересное произношение и имя. Вы грек, да?

--В некотором отношении,-- ответил Мистер, снова оживившись.-Мое имя в переводе означает "милосердный", или "добрый", или "имеющий благие намерения". Вполне уместный перевод. Я ведь пришел к вам, чтобы предложить свои услуги. Так, поговорим о ежемесячных выплатах.

Джек встряхнулся и сбросил с себя какое-то странное оцепенение, которое, как ему показалось, распространяли очки Мистера. Он снова превратился в Чингачгука и пополз на четвереньках от стула к дивану, оттуда к табуретке и поваленному бревну, которое взрослые принимали за большое кресло. Мальчик осторожно выглянул из-за кресла и прицелился в отца из древка метлы, которое сейчас служило мушкетом. Он застрелит белого человека и снимет с него скальп. Джек хихикнул, потому что на самом деле отец был абсолютно лыс.

В этот момент Мистер решил снять очки и протереть их платком из нагрудного кармана. Отвечая на вопросы Крэйна, гость в задумчивости вертел очки в руках. Линзы оказались наравне с глазами Джека. Одного неосторожного взгляда было достаточно, чтобы Джеку снова захотелось посмотреть на очки. И один этот взгляд настолько ошеломил мальчика, что он сразу и не понял, что все, что он видит -- нереально.

На другом конце комнаты находился отец. Но Джек явно видел, что это уже не комната, а большая поляна под низко нависающей ветвью дерева, ствол которого был шириной со стену. И под ногами лежал не персидский ковер. Вместо него зеленела ровно подстриженная трава. Всюду росли огромные цветы с ярко-желтыми лепестками, алые кончики которых чуть колыхались от нежных дуновений ветра. У ног Крэйна белая лошадка, размером не больше фокстерьера, объедала пламенеющие верхушки цветов.

Все это было так чудесно! Но кто же этот обнаженный гигант, развалившийся на покрытом мхом валуне? Неужели его отец? Нет! Да! Хотя черты лица этого человека утратили былую заостренность, шероховатость и бледность. Хотя глаза его сверкали, под загорелой кожей играли мускулы, и он выглядел привлекательно, как молодой атлет -- все же это был отец. Даже густые вьющиеся волосы, свободно падающие на широкий лоб, и тело, мускулистое как у пантеры, не смогли скрыть, кто же это такой на самом деле.

Нервы Джека трепетали. И хотя он боялся, что, если лишь на минуту отвернется, никогда больше не увидит эту чудесную картину, все же отвел глаза от радужного видения.

Возврат в серую, наполненную каким-то скрежетом и грохотом, реальность оказался таким болезненным, что по щекам Джека побежали слезы и он задохнулся словно от удара под ложечку. Ведь вокруг существовала такая красота, а он ничего не знал об этом!

Мальчик внезапно понял, что всю свою жизнь был слепым и останется таким навсегда, на невыносимое навсегда, если не посмотрит снова через стекла очков.

Торопливо, украдкой Джек посмотрел на очки, и боль в сердце и животе ушла, все его нутро обдувал нежный ветер. Какая-то сила подняла Джека. Он парил, ласкаемый бледно-красным, бархатистым, приятно бодрящим ветром.

Джек увидел свою маму, которая выбежала из-за дерева. Это было очень странно, потому что она умерла много лет назад. Но Джек явно видел маму -- но не такой, какой помнил ее: с вялой походкой, кашляющей, с тонкой, словно восковой кожей. Теперь бронзовый загар покрывал красивое и стройное тело, вьющиеся волосы рассыпались по плечам. Она подбежала к отцу и нежно его поцеловала. И тот нисколько не возражал, что на маме не было никакой одежды. Джек наслаждался столь прекрасным зрелищем и купался в потоках мягкого светло-розового воздуха, согреваемый ветром, который наполнял его, словно воздушный шарик...

И вдруг он почувствовал, что падает, со свистом и шумом, ощущая тошноту, беспомощно несется через пустоту. А холодные сильные порывы желто-серого воздуха, обжигая кожу, крутят и терзают его снова и снова. Привычный мир, в котором Джек родился и вырос, обернулся теперь к нему самой страшной и жестокой своей стороной. Снова мальчик почувствовал удар под ложечку -- казалось, что серые щупальца обычной реальности проникают в самую душу.

Джек посмотрел на коммивояжера, который как раз собирался надеть очки на переносицу длинного носа. Веки Мистера были закрыты, и мальчик так и не увидел его глаз.

Но Джеку и не было никакого дела до этого. Он думал совсем о другом. Припав к полу за креслом, мальчик судорожно соображал, искал хоть какую-то причину, чтобы задержать Мистера, и не находил ее. И ничто не могло заставить его язык зашевелиться, чтобы выкрикнуть во все горло: "Нет! Нет! Нет!"

Гость поднялся, собрал бумаги в портфель, потрепал Джека по голове и, обернув к нему свои розовые очки, попрощался и сказал, что больше не вернется, потому что собирается уехать жить в город. Но Джек не смог даже пошевелиться или сказать хоть слово. И после того как дверь за Мистером закрылась, мальчик долгое время не мог сбросить с себя какую-то тяжесть, которая придавила его, словно застывшая лава. С этого момента никакие крики и рыдания не могли уже вернуть Мистера назад. И все, что мог сделать его отец,-- это позвонить доктору, который померил Джеку температуру и дал успокаивающие таблетки.

IV

Над лагерем завис огромный, черный с серебром космический корабль, по форме напоминавший устрицу, с белой опорой с оранжевыми наконечниками. Джек стоял за проволокой, изогнув шею, чтобы рассмотреть, как эта махина светом прожекторов ощупывает сумерки в поисках места для приземления. Яркие лучи, ослепляя, скользили над лагерем.