Дом Безгласия - Джеймс Дашнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Родители жили в прямом смысле в глухомани; их владения тянулись параллельно узкой пыльной дороге – официально она называлась «Мощеная Дорога», – пронзающей фермерские хозяйства Линчберга, штат Южная Каролина. Самая длинная и прямая стрела на свете! Лето было в самом разгаре, воздух над асфальтом раскалился, бесконечная лента дорожного полотна мерцала от жары. Мы неслись мимо последовательно сменявших друг друга сельскохозяйственных культур. Я никогда не уставал созерцать по пути домой эти чудеса – широкие листы табака, белые неровные шары хлопка, наполненные шипастыми семенами, непритязательные стебельки сои. Я приоткрыл окно, и снаружи тотчас хлынули запахи земли, свежей зелени и перегноя, которые смешались в едином порыве, чтобы поприветствовать меня и заверить – я вернулся на родину.
Скоро по правую сторону от дороги показались веранда, кирпичная труба и белый сайдинг насчитывающей сто лет родительской фермы, и все мы на миг испытали благоговейный трепет. Мои дети боготворили этот дом и его обитателей так же сильно, как и я. В отличие от нормальных семей, экономивших каждый доллар, чтобы посетить потрясающе волшебные места, подобные Диснейленду или Нью-Йорк-Сити, мы ехали туда, куда стремились больше всего – к бабушке с дедушкой. В выходные, в летние каникулы, на Рождество. Там мы гостили у моих бесчисленных двоюродных братьев и сестер, дядей и тетей. Съедали горы еды и вспоминали произошедшие на ферме истории.
«То самое место, – думал я, сворачивая на подъездную дорожку, огибавшую передний двор, – то самое место, куда мы все стремились». Во всяком случае, я уверял себя в этом. Возможно, дети хотели увидеть Микки Мауса и просто щадили мои чувства. Возможно, я виноват, что не показываю им большой мир. Вот почему в тот раз над родным домом нависла тень. Впрочем, эта тень не смогла уничтожить мою эйфорию. Даже мыслям о призраке деда Финчера на чердаке старого особняка – я собственными ушами слышал его шаги, клянусь Богом и всеми ангелами – не под силу омрачить мое приподнятое настроение! Вероятно – вероятно! – никакого призрака не существовало, однако мы предпочитали думать, что он реален.
Я отбросил эти мысли прочь, когда на веранде появились родители, и за ними со скрипом захлопнулась москитная решетка. Папа махал нам худой морщинистой рукой; волосы и бакенбарды поседели, кожа высохла на солнце – хоть бейсбольные перчатки из нее делай. Мама улыбалась лучистой улыбкой, торопливо вытирая руки о фартук, чтобы тоже поприветствовать нас. Может, это стереотип, но единственная вещь, которую женщина любит больше, чем приготовление еды, – это приготовление еды на компанию. И никто в жизни не ел ничего более аппетитного, чем вкусняшки из маминой печи или духовки.
– Привет, коллеги! – воскликнул папа, когда я открыл водительскую дверь. Он всегда нас так называет при встрече. Я никогда не понимал, в шутку или нет. – Рад, что вы доехали целыми и невредимыми, и как раз вовремя. Судя по направлению ветра, с юга надвигается ураган.
Для папы прогноз погоды необходим, как воздух.
– Здравствуй, сынок! – Мама заключила меня в объятия, не дав разогнуться, и расцеловала в обе щеки.
Тут из машины высыпали дети, и начался истинный бедлам.
– Баба!
– Деда!
– Мейсон!
– Хейзел!
– Бабуля-дедуля!
– Уэсли!
– Дедушка!
– Бабушка!
– Где мой маленький Росомаха?
– Выпустите меня из этого дурацкого кресла!
Все принялись обниматься; кто-то споткнулся; папа растянул мышцу на спине; вроде бы кто-то украдкой смахнул слезинку или две, однако в суматохе я не запомнил, кто именно. Радость била через край; восхищение по поводу предстоящих недель наполнило воздух, почти как ожидание снега на Рождество. Черт возьми, мы снова у бабушки, а значит, в мире все хорошо.
– Выгружаем вещи, дети! – крикнул я, указывая руками в противоположных направлениях. Потом посмотрел на папу и внезапно замер. Я заметил в нем какую-то печаль; она промелькнула и тут же исчезла, однако мое приподнятое настроение дало трещину. Впрочем, папа всегда вел себя несколько загадочно, а порой даже впадал в хандру.
Дети хватали сумки из багажника, пиная друг друга; кто-то вопил.
– Как доехали? – спросила мама.
– Без особых приключений. – Я уже позабыл всякие незначительные подозрения. – Мейсону могут понадобиться таблетки от газов. – Все четверо захихикали, и Мейсон в особенности.
– Уэсли, расскажи о своих планах, – обратилась мама к старшему. Остальные демонстративно запыхтели – как бы от напряжения, от того, что втаскивали тяжелые вещи на веранду.
– Да мне особо не о чем рассказывать, бабушка, – пожал плечами сын. Жест, усовершенствованный тинейджерами прошлых поколений и взятый на вооружение нынешними. – Учебный год кончился, и я успел соскучиться по друзьям. Сейчас предвкушаю веселые деньки. Жду не дождусь, когда смогу потусоваться с кузенами. И поглощать твою стряпню, пока не лопну.
Он всегда говорил с некоторой… взрослостью, что никогда не вводило меня в заблуждение.
Вот и у мамы в глазах мелькнула та же мысль.
– Погоди, ты еще не пробовал мою новую запеканку. Просто пальчики оближешь.
– А как же правила хорошего тона? – парировал Уэсли. – Меня с детства учили пользоваться салфеткой.
Бабушка заставила себя рассмеяться – несколько несоразмерно качеству шутки.
Итак, мы прибыли.
Со вздохом, который заключал в себе миллион слов, я вошел в дом.
3
Ужин вышел таким, как и обещала мама. Не заметил, чтобы кто-то облизывал пальцы – я точно не облизывал, – но еда была выше всяческих похвал. Не знаю, то ли маме не нравилось убирать остатки еды в холодильник, то ли она решила превратить нас в слонов, однако на столе еще возвышались горы еды, а мы уже давно сидели, откинувшись на спинки стульев, и страдальчески поглаживали животы. Я был сыт по горло еще минут за двадцать до того, как закончил есть.
Но еще чуть раньше, в процессе переноса мяса, овощей и выпечки с подносов и блюд на тарелки, далее в рот и наконец в желудок, Хейзел замерла с нагруженной вилкой и заявила, громко и отчетливо:
– Дедушка, будь так добр, расскажи нам какую-нибудь историю из былых времен! – тон и слова вполне соответствовали бы любой знакомой мне взрослой женщине, никак не десятилетней девочке. – Только пожалуйста, правдивую историю.
– Да, –
