Воспламеняющая взглядом - Стивен Кинг

Он отнес анкету ассистентке в глубине комнаты.

– Спасибо, – сказала ассистентка запрограммированным голосом робота. – Комната семьдесят, утром в субботу, в девять часов. Пожалуйста, не опаздывайте.

– Какой пароль? – просипел Энди. Ассистентка вежливо засмеялась.

Энди вышел из лекционного зала, пошел через вестибюль к большим двойным дверям (за ними наступающее лето зеленило двор, по двору бесцельно слонялись студенты) и тут вспомнил о своей ручке. Он махнул бы на нее рукой: всего-то девятнадцатицентовый «Бик», но ему еще предстояло писать перед началом последних экзаменов. Да и девушка симпатичная, может, стоило ее, как говорится, покадрить. У него не было иллюзий ни относительно своей наружности и комплекции – довольно ординарных, – ни по поводу возможного статуса девушки (уже встречается или обручена), но день выдалс замечательный, и у него было хорошее настроение. Решил подождать. По крайней мере еще раз глянуть на ее ноги.

Девушка вышла минуты через три-четыре, под мышкой – блокноты и какая-то рукопись. Она действительно была прелестна – Энди рассмотрел, что ноги стоили ожидания: не просто хороши – загляденье!

– А, вы здесь, – улыбаясь сказала она.

– Да, – сказал Энди Макги. – Что вы обо всем этом думаете?

– Не знаю, – сказала она. – Подруга говорит, что это постоянные эксперименты – в прошлом семестре она участвовала в одном из них с таблицами Дж. Б. Раина по передаче мыслей на расстояние, получила пятьдесят долларов, хотя почти ничего не отгадала. Вот я и подумала... – Она завершила мысль пожатием плеч и аккуратно откинула свои медные волосы назад через плечо.

– Я тоже ничего не знаю, – сказал он, беря свою ручку. – Ваша подруга на отделении психологии?

– Да, – ответила она, – и друг мой там. Он в одном из классов доктора Уэнлесса, но не попал в эксперимент: доктор не берет своих учеников.

Друг. Неудивительно, что высокая рыжеволосая красавица имеет друга. Так устроен мир.

– А как вы сюда попали? – спросила она.

– Та же история. Приятель в психотделении. Между прочим, я – Энди. Энди Макги.

– Я – Вики Томлинсон. Меня все это немного беспокоит, Энди Макги. Вдруг начнется какой-нибудь наркотической бред или что-то еще?

– По-моему, все довольно безобидно. Даже если это наркотик, что ж... наркотик в лаборатории это не то, что можно подцепить на улице. Мягкого действия, вводится в спокойной обстановке. Может, они будут крутить музыку «Крим» или «Джефферсон эйрплейн». – Энди усмехнулся.

– Что вы знаете о ЛСД? – спросила она с легкой усмешкой, которая ему очень понравилась.

– Крайне мало, – признался он. – Пробовал дважды – впервые два года назад, а раз – в прошлом году. В некотором смысле я почувствовал себ лучше. Он прочистил голову... по крайней мере, мне так показалось. После этого всякой дряни в голове вроде стало меньше. Но я не хотел бы привыкать к нему. Мне не нравится ощущение потери контроля над собой. Можно угостить вас кока-колой?

– Хорошо, – согласилась она, и они вместе пошли к зданию студенческого клуба.

Он купил две бутылки кока-колы, и они провели остаток дня вместе. Вечером выпили по несколько кружек пива в местной забегаловке. Оказалось, она хочет разбежаться с другом и не знает, как вести себя в этих обстоятельствах. Он, видимо, вообразил, что они уже женаты, рассказала она Энди, и категорически запретил ей участвовать в эксперименте Уэнлесса. Именно поэтому она не отказалась, подписала анкету и теперь готова на все, хотя и страшновато.

– Этот Уэнлесс действительно смахивает на сумасшедшего доктора, – сказала она, рисуя пивной кружкой круги на столе.

– Как вам нравится фокус с сигаретами? Вики хихикнула:

– Довольно странный способ бросить курить, а? Он спросил, не зайти ли за ней утром в день эксперимента. Она охотно согласилась.

– Хорошо пойти туда вместе с другом, – сказала она и посмотрела на него ясными голубыми глазами. – Знаете, я действительно немного боюсь. Джордж был так... – как это сказать?.. – непреклонен.

– Почему? Что он говорил?

– В том-то и дело, – сказала Вики. – Он, по сути, ничего не говорил, кроме того, что не доверяет Уэнлессу и вряд ли кто в отделении доверяет ему, но многие записываются на его опыты, потому что он руководит подготовкой выпускников. К тому же это безопасно: Уэнлесс своих учеников отсеивает. Он потянулся через стол, коснулся ее руки.

– Как бы то ни было, мы оба, возможно, получим дистиллированную воду, – сказал он. – Не волнуйся, крошка. Все в порядке. Оказалось, все совсем не в порядке. Совсем.

Олбани

аэропорт Олбани мистер

эй, мистер, приехали

Трясущая его рука. Голова болтается на шее. Ужасная головная боль – боже! Тупая, стреляющая боль. – Эй, мистер, мы в аэропорту.

Энди открыл глаза, тут же закрыл перед ослепительным светом ртутного фонаря. Раздался чудовищный, ревущий вой, он нарастал, нарастал, нарастал, Энди содрогнулся от него. В уши словно втыкали стальные вязальные спицы. Самолет. Взлетает. Это дошло сквозь красный туман боли. О да, теперь все это доходит до меня, доктор.

– Мистер? – Таксист казался обеспокоенным. – Мистер, как вы себ чувствуете?

– Голова болит. – Голос его, казалось, звучит откуда-то издалека, погребенный под звуком милосердно затихающего реактивного двигателя. – Который час?

– Почти полночь. Движение замирает. Не говорите, сам скажу. Автобусов не будет, если вы собрались куда-то. Вас не отвезти домой?

Энди попытался вспомнить байку, рассказанную таксисту. Необходимо ее вспомнить, несмотря на головную боль. Стоит ему сказать что-то противоречащее тому, что он говорил раньше, и в голове таксиста возникнет вторичная реакция. Может, она пройдет сама собой, скорее всего пройдет, а может, и нет. Таксист ухватится за какой-то момент, зациклится на нем, подчинится этой мысли, а затем она будет просто разрывать ему мозг. Так уж случалось.

– Моя машина на стоянке, – сказал Энди. – Не беспокойтесь.

– А-а, – таксист облегченно улыбнулся. – Знаете, Глин просто не поверит всему этому. Эй! Не говорите, сам...

– Конечно, поверит. Вы же верите, да? Водитель расплылся в улыбке:

– У меня крупная купюра для доказательства, мистер. Спасибо.

– Вам спасибо, – сказал Энди. Трудно, но нужно быть вежливым. Трудно, но нужно продолжать. Ради Чарли. Будь он один, давно покончил бы с собой. Человек не приспособлен к такой боли.

– Вы уверены, что в порядке, мистер? У вас ужасно бледный вид.

– Все хорошо, спасибо. – Он стал будить Чарли. – Эй, ребенок. – Не хотел произносить ее имени. Может, зря, но осторожность, подобно дыханию, стала для него естественной. – Проснись, мы приехали.

Чарли что-то забормотала, попыталась увернуться от него.

– Давай, кукляшка. Проснись, малышка.

Веки Чарли, задрожав, поднялись и открыли ясные голубые глаза, унаследованные от матери, – она села, потирая лицо.

– Папочка? Где мы?

– Олбани, малышка, аэропорт. – И, наклонившись поближе к ней, он пробормотал: – Ничего больше не говори.

– Хорошо. – Она улыбнулась водителю такси, тот ответил улыбкой. Она выскользнула из машины, Энди, стараясь не споткнуться, последовал за ней.

– Еще раз спасибо, – сказал таксист. – Послушайте-ка, эй. Вы – замечательный пассажир. Не говорите, сам скажу. Энди пожал протянутую руку:

– Будьте осторожны.

– Буду. Глин не поверит, что все это – правда. Таксист влез в машину и отъехал от кромки тротуара, окрашенной желтой краской. Еще один самолет взмывал в воздух, моторы ревели, Энди чувствовал, что его голова раскалывается пополам и готова упасть на тротуар, подобно пустой тыкве. Он споткнулся, и Чарли положила ладони на его руку.

– Ой, папочка, – сказала она. Голос ее доносился издалека.

– Войдем. Я должен присесть.

Они вошли – маленькая девочка в красных брючках, зеленой блузке и крупный сгорбившийся мужчина с растрепанными темными волосами. Какой-то служитель аэропорта посмотрел на них и подумал: это же сущий грех – бугай, бродит после полуночи, судя по всему пьян, как сапожник, с маленькой дочкой, ведущей его, как собакаповодырь, а ведь она давно должна спать. Таких родителей надо стерилизовать, подумал служитель.

Они миновали автоматически открывающиеся двери, и служитель совсем забыл о них, пока минут сорок спустя к бровке тротуара не подъехала зеленая машина, оттуда вышли двое мужчин и заговорили с ним.

Было десять минут первого ночи. В холле аэровокзала толпились ранние пассажиры: военнослужащие, возвращавшиеся из отпусков; суматошные женщины, пасущие потягивающихся, невыспавшихся детей; усталые бизнесмены с мешками под глазами; длинноволосые ребята-туристы в больших сапогах, у некоторых рюкзаки за плечами, одна пара с зачехленными теннисными ракетками. Радио объявляло прибытие и отправление самолетов, направляло людей туда-сюда, словно какой-то могущественный голос во сне.