Падун немолчный - Димитрий Александрович Крючков

желанный зов.

И струит мертвец тяжелый,

Сладковато-пряный тлен,

Точно сосен алых смолы

В сроки сумрачных измен.

Тяжело и сладко. Жалит

Сердце мудрая змея:

«Скоро ль мой челнок причалит,

Тлен пленительный лия?»

«Твой голос, словно у ребенка…»

Твой голос, словно у ребенка,

Звучит наивно, муки для.

Ты как зверек, как в сказке Сонка

В палатах пышных короля.

Жужжат серебряные пчелы,

Спустился вечер, ты одна

И песней томною виолы

Стыдливо радостно пьяна.

И все молчит и все уснули.

Лишь там, в лазоревых лугах,

Лучисто дышит звездный улей

И луны плещутся в прудах.

Поет виола нежно, тонко,

В камине гаснет жар угля –

Твой голос, словно у ребенка,

Звучит наивно, муки для.

Бессонница

Глухая ночь. Луна ползет, как рак

На голубую мель нечаянно попавший.

В саду шуршит уныло лист упавший

И старые часы твердят упорно «так».

Все люди мертвые. И сонные гробы

Объемлют их. В окне навесы елей,

Ночных цветов пьянящие свирели

И томно важные и старые грибы.

Глухая ночь. Лишь мягко бродит сон

И ворожит и заклинает сладко

И мир творит, где каждый шаг – загадка,

Где каждый миг – властительный уклон.

И сердце ждет и чует вещий знак.

Глухая ночь. Оно глядеть устало

На белый пруд, на блеск лампады алой –

Но медлит сон – чародарящий маг.

«Наши сны – это смутные домы…»

Наши сны – это смутные домы

На искомых душой берегах;

Их огни нам влекуще знакомы.

Мы покинули суетный прах,

Снова радости мучат и жалят,

Снова легкий и сладостный бег –

Скоро сон нас воздушно причалит

О забытый и кинутый брег.

Снова дети, мы верим и чаем,

Снова медленно, тихо поем

И в обителях Отчих играем,

Благодати Отеческой ждем.

Рабской долей к земному влекомы

Оживаем в томительных снах,

Где горят позабытые домы

На искомых душой берегах.

«Я не могу поверить чуду…»

Я не могу поверить чуду

И не устану я искать

И буду вечно и повсюду

Мессию жадно ожидать.

Когда придешь и тихо скажешь:

«Он там иди скорей туда!»

Помыслю: «Ты меня миражишь,

Как берег – зыбкая вода».

Я золотому солнцу чуда

Поверить детски не могу,

Ищу его и жду повсюду

И чуя, трепетный, бегу.

Ты вновь кропишь, далекий Боже,

Закатной кровью вечера,

Но сердцу сирому дороже

Теней задумчивых игра.

Беззвездный мрак и злые ночи

И поиск, поиск без конца

Пути неведомых урочий

К селеньям благостным Отца.

Там, в снах смеяся и играя,

Руками радостно плеща,

Мчу сердце к призрачности рая,

Как камень – меткая праща.

«Пустыня любит муки…»

Пустыня любит муки,

Миражит нам глаза,

Рисует там фелуки,

Где желть и бирюза.

И мы кричим устало:

«Гляди – вода, вода!» –

Над нами солнце ало,

И небо, как слюда.

Мы жаждем тьмы и ночи,

Кончины злого дня,

И голос слаб пророчий

От полудня огня.

Идем… В истоме муки

Закрыли мы глаза –

И вот нас мчат фелуки,

Где желть и бирюза.

«Укажи мне, укажи…»

Укажи мне, укажи,

Кто нам строит миражи,

Расцвечает ярки сны

Соком пьяной белены?

Кто кидает шаткий мост

К островам сверкучих звезд,

Вводить в блещущий чертог,

Где царить единорог?

Мы бездумные плывем

К островам, где царский Дом

Облекает дня закат

В багрянец прощальных лат.

Сон меня заворожил,

Полюбил, преобразил!

На воздушном корабле,

В облаков неясной мгле,

Мчит меня на остров тот

Дымно-пламенный пилот.

Кто сказал ему: «Лети!»

Указал ладье пути?

Кто рисует наши сны.

Май несбыточной весны,

Строит ночи миражи?

Укажи мне, укажи!

Круг повседневности

Солнце. Моторы. И грохот трамвайный.

Гулы. Шуршанье бесчисленных ног.

А наверху – голубой и бескрайный,

Бледный, магический, древний цветок.

Сумрак. Лученье. Поющие светы.

Улицы точно ликующий зал.

Смехи. Улыбки. Наряды. Кареты.

А наверху – бирюза и опал.

Тени. Молчанье. Закрытые двери.

Женщины. Вскрики. Темно и темно.

Прежнее. Страхи и власть суеверий.

А наверху – до истомы черно.

Ярко. Малиново. Гадостно-ало.

Золото. Что-то лепечущий день.

Поднятый занавес – ждущая зала.

А наверху – мед, шиповник, сирень.

16 августа 1913 г.

В Трифоновой церкви

(XVI век).

Слышал и я эти ризные вздохи,

Видел я медленно тающий дым.

Веры сбирая последние крохи,

Сладко я плакал печалью томим.

И на шелку желтоокие птицы

Клекоты древние строго хранят,

А за окном – мхи, рубины брусницы,

Голос заблудших и робких ягнят.

Морю подобны простые напевы –

Сладко слезами кропить и кропить

Лик пресвятой и божественной Девы.

Вьющей златую, блестящую нить.

Небо подобно опаловой чаше,

Старцу подобен немолчный падун.

Что они беды и горести наши

Перед лицом праотеческих рун?

Солнце – как пламень немеркнущий глаза

День нескончанный – полярная ночь!

О это ты – светловодная Паза.

Полюса дивного древняя дочь!

Лапландия, река Паза, 1913 г.

«Нам хорошо. Не знаем лиха…»

Нам хорошо. Не знаем лиха

Под сенью чудотворных риз.

Лишь по