Добрая Старая Англия - Кэтрин Коути

Дело Хуммелей всколыхнуло общественность и хотя бы на время привлекло внимание к проблеме насилия над детьми. По крайней мере, в полиции стали прислушиваться к жалобам возмущенных соседей. Так, 21 ноября перед судом предстала Виктория Кайль, по обвинению в преступной халатности, повлекшей смерть ребенка. По ее словам, она оставила свою 2летнюю дочку, тоже Анну, без присмотра в колыбели буквально на пару минут, но девочка выпала и разбилась насмерть. Хотя смерть в этом случае и казалась подозрительной, мать приговорили к одному месяцев тюрьмы. По заключению врачей, Виктория была нервной, склонной к припадкам особой, так что длительное заключение могло отрицательно сказаться на ее здоровье.

Но стоило отгреметь этому делу, как на смену ему пришло новое, причем в конце все того же ноября 1899 года. Это дело скорее напоминало сказку про злую мачеху: Марию Кучеру, жену почтового работника, обвиняли в убийстве ее 11летней падчерицы Анны – опять это имя! Девочка умерла 10 декабря 1989 года, но следствие по делу тянулось почти год. Родной отец девочки, Рудольф Кучера, тоже проходил по этому делу как пособник Марии, но в отличии от жены, которой грозила виселица, максимальный срок в его случае равнялся 20 годам тюремного заключения.

Мария Кучера была родом из Богемии, а ее первый муж служил тюремным надзирателем. Это обстоятельство не раз всплывало в газетах – кто-то утверждал, будто Мария сама сидела в тюрьме, кто-то – будто в тюрьме она и научилась жестоким наказаниям. Овдовев, она вышла замуж за Рудольфа Кучеру. У него уже было семеро детей, у нее – один сын. Первая жена Рудольфа скончалась в 1895 году, после ее смерти детей помогала воспитывать некая Фелцманн, которая проживала в семье на положении экономки, но фактически была любовницей хозяина. К детям она относилась хорошо, и они платили ей той же монетой. Жалования почтового работника едва хватало, чтобы обеспечивать такую большую семью, так что жили они впроголодь. Тем не менее, на жизнь не жаловались. Но в 1897 году Рудольф рассорился со своей любовницей, а его новая "экономка," ставшая впоследствии фрау Кучерой, вдобавок объявила Жозефину Фельцманн проституткой. Тем не менее, именно после ее прихода жизнь детей превратилась в настоящий кошмар. Мария беспрестанно избивала их, могла привязать в стулу и оставить на весь день, а одному из пасынков распорола ножницами кожу на лбу. Как и в случае с Хуммелями, соседи раз за разом обращались в полицию, причем полицейские даже посещали "нехорошую квартиру" целых 23 раза за 1898 год! Тем не менее, никаких мер не было принято, и дети продолжали жить с мачехой-садисткой. До той самой ночи, когда при загадочных обстоятельствах погибла Анна Кучера.

В отличии от бледной худышки Юлианны Хуммель, Мария Кучера, которой на момент суда исполнилось 39, была невысокой и крепко сбитой, с жесткими чертами лица. Ее голос раскатывался по залу суда, и она без колебаний спорила и с прокурором, и с судьей. Как утверждала Мария, ее падчерицы и пасынки были просто неуправляемыми, а старшая девочка, 14летняя Людовика, так и вовсе проституткой. Якобы она подначивала младших на разные пакости и приучила их пить спиртное. Вот и 11летняя Анна в ночь смерти была пьяна в стельку.

По словам обвиняемой, когда она вернулась домой тем вечером, Анна носилась по комнате и бормотала бессмыслицу. Утихомирить ее было невозможно, и соседи уже начали возмущаться по поводу шума. Тогда Мария якобы попросила Эмиля, родного брата Анны, зажать ей рот, а когда через некоторое время в спальню вошла сама Мария, девочка была уже мертва. То ли Эмиль задушил ее ненароком, то ли она скончалась от болезни – девочка действительно крепким здоровьем не отличалась – но она сама тут не причем. Уж она-то была хорошей мачехой и никогда не наказывала детей без повода. Наоборот, это они над ней издевались! Рудольф Кучера поддакивал жене, соглашаясь, что дети действительно распустились, пока жили с Фельцманн. А что касается издевательств, он ничего подобного не замечал. В ночь смерти Анны, отец отлучился из дома, но перед тем как уехать, выкупал ее в лохани. Он сказал, что не заметил на ее теле следов побоев (при том, что тело девочки было сплошь покрыто синяками). Или подсудимый лгал, или же был просто слеп!

Зато теперь обеспокоилась сторона обвинения. Хотя закон и запрещал забивать детей до смерти, но просто бить их, а уж тем более таких распущенных, было в порядке вещей. Кроме того, Мария Кучера намекнула, что дети занимались онанизмом, причем именно Анна их этому научила. Онанизм был извечным викторианским кошмаром, ибо противоречил образу ангелоподобного ребенка, абсолютно невинного и безыскусного. Ну а если ребенок занимается онанизмом – это уже не ребенок, а маленькое чудовище. Таким образом, прокурору нужно было не только доказать, что мачеха убила Анну, но спасти репутацию девочки, хоть и посмертно. Поэтому в суд пригласили монахинь, работавших в больнице, где некоторое время проходила лечение Анна – вероятно, от туберкулеза. Вместе с сестрами в суд явилась и графиня Фрици Маршалл, курировавшая больницу. После выздоровления девочки, она приглашала ее погостить в своем имении. Эти свидетельницы должны были описать характер Анны. Монахини показали, что Анна была девочкой умной, но непослушной. Графиня Фрици Маршалл тоже нелестно отзывалась о ее поведении, но добавила, что хотя девочка не реагировала на строгие наказания, лаской и терпением от нее можно было всего добиться. По словам свидетельницы, девочка очень любила свою мачеху и не могла дождаться, когда же ее выпишут из больницы, чтобы они могли вновь увидеться. Но к ужасу обвинения, графиня так же подтвердила, что девочка употребляла непристойные выражения и вообще "была развита не по годам." Зато защита ликовала, ведь слово аристократки дорого стоит.

Тогда прокурор пригласил в суд учителей Анны, которые сообщили, что в школе она вела себя примерно. Причем получала отличные оценки не только по поведению, но и по урокам Закона Божьего. И уж точно не производила впечатление пьяной малолетней проститутки. Появилась в суде и Жозефина Фелцман, которая отрицала, что когда либо развращала детей или поила их алкоголем. На третий и последний день судебных разбирательств, решено было пригласить в зал суда самих детей – на этом настояли присяжные. Стороне обвинения их присутствие тоже было на руку. К этому моменту стало ясно, что посадить Рудольфа Кучеру уже не удастся, слишком мало против него улик, поэтому прокурор сосредоточился на том, чтобы повесить Марию. По его расчету, дети дали бы показания в пользу отца, тем самым приговорив мачеху. Что, собственно, и произошло.

Дети пришли в суд в сопровождении опекуна, который подтвердил их честность и порядочность. Он даже устраивал им проверки, доверяя небольшие суммы денег, но дети ничего не украли и вообще вели себя идеально. Мальчики заявили, что отец бил их лишь тогда, когда на них жаловалась мачеха, но издевалась над ними именно она. А когда рассказ дошел до той ночи, когда погибла Анна, по словам Рихарда Кучеры, все произошло иначе. В ту ночь Мария Кучера сама влила в рот девочки алкоголь, потом засунула ее в ледяную ванну, а после велела Эмилю зажать ей рот, чтобы та поскорее умерла. Его слова подтвердил и сам Эмиль. Разумеется, Мария Кучера отрицала это обвинение, но именно упоминание о ледяной ванне и стало ключевой уликой. Если Рудольф Кучера уже выкупал Анну тем вечером, зачем было купать ее вторично? Таким образом, врачи сошлись во мнении, что именно ледяная вода, вкупе с побоями, и подорвала и без того слабое здоровье девочки. Марию Кучеру приговорили к смертной казни, в то время как ее муж был полностью оправдан. Приговор был зачитан под ликование присяжных. И дело Кучеры, и дело Хуммелей свидетельствуют о том, что австрийское правосудие сурово наказывало детоубийц, правда, предварительно позволив им стать детоубийцами.

Источник информации: Larry Wolff, "Postcards from the End of the World"

Опять про домашнее насилие в 19м веке. На этот раз немного о правовом положении детей в России во времена Достоевского на примере "дела Кроненберга."

В письме Достоевского к его жене, Анне Григорьевне Достоевской, от 23 июля 1873 года есть следующие строки:

"Сегодня, с воскресения на понедельник, видел во сне,

что Лиля [его дочь] сиротка и попала к какой-то мучительнице,

и та ее засекла розгами, большими, солдатскими, так что я

уже застал ее на последнем издыхании, и она все говорила:

Мамочка, мамочка! От этого сна я сегодня чуть с ума не сойду."

Через три года его сон, хотя и в искаженном виде, все же сбылся. Правда, жертвой насилия стала не Любовь Достоевская, а другая девочка – семилетняя Мария, дочь бывшего офицера Станислава Кроненберга. Процесс Кроненберга, как и прочие дела о насилии над детьми, подробно рассматривается в "Дневнике Писателя." Более того, Достоевский включил описание процесса в обвинительную речь Ивана Карамазова, а Спасович, адвокат горе-родителя, стал прототипом пронырливого адвоката Фетюковича из все тех же "Братьев Карамазовых." Достоевский так же собирался воссоздать и "дело Кроненберга," и другие подобные процессы, в романе "Отцы и Дети," который так и не был написан.