Загадка седьмого кессона - неизвестен Автор

Подболотов раскрыл том.

На титульном листе зиял фиолетовый штамп "Изменения не сообщаются", и гриф стоял "Совершенно секретно особой важности". А ниже черным по белому бросалась в глаза надпись: "Перевод с еврейского".

Подболотов в испуге захлопнул том.

- За два дня не успею! - Подболотов положил книгу на стол.

Больше тысячи страниц.

- Тысяча триста семьдесят! - уточнил лысый. - И час в час за ответом прибудет вертолет. Я привезу Вам другую пластинку - эта слишком тихо играет... Привлеките Дудина - он в курсе.

Он повернулся и обратным порядком - сначала сам, потом портфель исчез за дверью. Подболотов выглянул в окно. Мир был обычен. Свирепый буран прижимал к земле высокие чувства, даже огни электросварки фиолетово стелились понизу, как будто на снегу вдруг расцвела трава-валерьянка.

И только длинный человек - фаллический символ в ондатровой ушанке, вертикальный, как перст судьбы, не вписывался в эту двумерность, нарушал, пренебрегая реализмом, планиметрию пространства. Но и он медленно удалялся, подволакивая ногу за ногу...

Подболотов вернулся к столу.

Не сон ли это?

Но, словно кусок чистого неба, голубела на столе диковинная книга. "Глаз бури" - вспомнил Петр Иванович тайфун в Иокогаме. Но зачем? Зачем?

И почему намек этот грубый - "перевод с еврейского"?

А как же тогда Кирилл и Мефодий?

Уж не хотят ли проверить его, Подболотова, отношение к этим инородным предметам, песчинкам в государственном механизме, который, может быть, только потому кое-как и ковыляет, что по лени и мнению общественному их всех из него до конца еще не выперли куда-нибудь на скрипке пиликать?!

Недаром, когда Подболотов зэков поинтеллигентнее подбирал черную смерть в желтых песках прятать, приставлен был к нему генерал в папахе отвечал генерал за то, чтобы такая песчинка, не дай бог, крепильщиком или взрывником не прикинулась... должно быть, боялся генерал, что выроет эта малая песчинка из казахской земли большую еврейскую правду, и оскудеет, обесценится тогда земля...

Надо было что-то делать!

Подболотов потянулся к селектору:

- Олег Степанович! Зайди-ка ко мне на минутку, срочный вопрос!

Не успел Подболотов прибрать раскладушку и побриться слева, как в тамбуре завозились, зашлепали большими ступнями, и Дудин, как озабоченный пингвин, вырос в дверях.

- Слушаю, Петр Иванович!

Большой опыт накопил Дудин, работал еще с Менжинским, а фамилии всех, при ком сидел, и вспомнить не мог, но выдал себя старый чекист, изменилось, дрогнуло у него лицо, когда взгляд упал на столик у изголовья. Правда, и Подболотов на высоте оказался, не лыком был шит - чуть заметное движение это перехватил и оценил по достоинству.

- Слушай, Олег Степанович, какие у тебя дела на сегодня?

- Инспекторы мои отчет составили по тринадцати причинам текучести, проверить надо, - полностью уже владея собой, неторопливо ответил Дудин.

- Брось ты этот отчет к едрене-фене, без тебя справятся!

- Скажи лучше - о чем с тобой лысый говорил?

- А он со мной и не говорил вовсе. Меня к его вертолету охрана подозвала, он мне документы в нос сунул и отвернулся. Документы у него серьезные, а в нашем деле лишнее не спрашивают.

- А откуда же ты тогда знаешь, что он - лысый?

- Он на снег спрыгнул, когда еще винты работали, не хотел дожидаться, шапку с него и сдуло... Я его в спину видел, когда он к тебе, Петр Иванович, направился - только и всего...

- Не знаешь, зачем он прилетел?

Дудин промолчал.

- А он сказал, что ты - в курсе.

- Если так сказал, значит, должен быть в курсе. С высокого насеста дальше видно... Да ты расскажи, Петр Иванович, в чем дело! Не первый год вместе работаем, ты же меня знаешь - могила!

Подболотов двумя пальцами взял со стола письмо и протянул Дудину. Тот снял очки и просмотрел бумагу простыми глазами, осторожно оторвал от письма малый уголок, растер между пальцами, труху аккуратно высыпал в бумажник, потом вытащил откуда-то школьный измеритель и принялся сравнивать ширину разных букв, особое внимание обратил на подпись поставил лист горизонтально на уровень глаз и долго шептал что-то про себя, мельком проверил обертку и печати на ней, открыл Библию, с интересом посмотрел на фиолетовые штампы, заглянул в конец и начало книги ("выходные данные ищет" - догадался Подболотов), аккуратно положил все на столик и повернулся к Петру Ивановичу.

- Ну что? - прервал молчание Подболотов.

- Первая форма - стандарт. Я думал, круче дела! - и Дудин снова замолчал.

- Да не тяни ты, скажи, что обо всем этом думаешь?

- ...Машинка - фээргешная, с шаровой головкой на три шрифта, лента нейлоновая, не больше двух раз протянута... бумага тоже, прямо тебе скажу... не оберточная...

- Да ты по существу! - рассердился Подболотов.

- По существу? - Дудин как бы незаметно отошел к дверям, резко распахнул их - в тамбуре никого не было, по плавной дуге приблизился к окну, посмотрел в него и вздохнул - метель!

- А по существу, - он понизил голос, - скажу я тебе, Петр Иванович, подпись на письме своя! Не факсимильная! Чтобы такой человек обычным шариком за семнадцать копеек!..

- Ну и что? - подавленно спросил Подболотов.

- А то, что являемся мы, ты - дорогой Петр Иванович! - квадратиком в мозаике, частью какого-то чертовски сложного плана, понять который во всей его масштабности я не то что не могу, а и пытаться не стану. И тебе не советую! Мой опыт подсказывает, - Дудин вздохнул, - поручили тебе стать винтиком, значит, складывай крылья в угол. На время! На время! А потом крутанется Солнце пару раз вокруг Земли, и опять ты... Только я думаю, что в этой истории ты так винтиком до конца и останешься - слишком уж все... Дудин подыскал слово, - фундаментально.

- Ты меня не пугай - я винтик и есть. Я просто не знаю - о чем писать.

- Как это не знаешь? - удивился Дудин. Он снова взял со стола письмо и поднес его к глазам. - Тут же ясно сказано: "в двухдневный срок... отделение хляби от тверди вообще... завершение строительства Вавилонской Башни, в частности..." Вот и напиши, как любишь эту землю, которая даже гроба не принимает, как хочешь, чтобы она вся расцвела, подумаешь, делов-то!

- Ты хоть знаешь, где он, этот самый Вавилон? - с тоской перебил его Подболотов.

- За границей! - сказал как отрезал Дудин. - По-моему, где-то там Иран с Ираком воюют...

- Да кому это все надо?! - прямо-таки взвыл Подболотов.

- А это мы уже по второму кругу пошли... - Дудин аккуратно положил письмо на стол.

- В одном я тебе по старой нашей дружбе помочь могу, Петр Иванович. Есть тут у нас один человек из тех, кто Библию писали. Не то что я его пасу... но приглядываюсь я к нему. Вреда от него пока нет, но сомнения он вызывает определенные... праведным своим поведением. Если хочешь, я пришлю его к тебе для консультации, так сказать. Только ты с ним поосторожнее - у него допуска нет! Впрочем, очень может быть, и не помощь это вовсе.

- Ну приведешь ты его ко мне, что я у него спрошу? Он мне - не Христос, я ему - не Пилат!

- Вот я и предупреждаю: может быть, и не помощь это... Но Библию он знает, верные люди говорят - днюет и ночует с ней.

Легкую зависть и горечь ощутил Подболотов: сколько же людей на свете есть, которые больше него знают!

- Кто хоть он такой?

- Ты только не смейся, ночной сторож на двенадцатой площадке, ничуть не смутившись, а даже несколько вызывающе ответил Олег Степанович.

- Хорош сторож, если твоего внимания сподобился!

- Да ведь смешалось: теперь какой-нибудь научный сотрудник безвредный, а в сторожа нынче, знаешь, кто уходит? - как будто повинился в чем-то Дудин. - Вообще-то, мне его силком навязали, не через отдел, а лично мне: надо, мол, в обязательном порядке баптиста-отказника трудоустроить... я туда-сюда, как угорь на сковороде... ничего не вышло... впрочем, пока что особых неприятностей от него нет. Правда, люди смеются третью зарплату на зоосад переводит.

- Если в наши мероприятия верит, значит, действительно, святой пришли-ка его ко мне после планерки.

Вроде не о чем больше стало говорить Подболотову с Дудиным: простуженный день стоял вокруг, и для каждого из них своя стезя открывалась в этом дне. Исчез Олег Степанович из вагончика, оставив после себя дух вьетнамского бальзама от колотья в висках, а Петр Иванович уселся добриваться перед планеркой: пятнадцать минут у него еще оставалось.

И свирепо вращая глаза - чтоб

чего-нибудь муха не съела

перламутровая стрекоза на чело это

бедное села... И по-новому каждый

открыл трепетание радужных крыл...

Семен Белинский.

"Я МЕРТВЫЙ БЫЛ... НАВСЕГДА..."

Никогда на планерке не шли так хорошо у Подболотова дела. Одно радостнее другого узнавал он события.

Не подвели транспортники. Со все большим и большим опережением сетевого графика "перт-тайм" развели они уже тридцать восьмой по счету мост, чтобы досрочно доставить сюда гордость Академии наук - три инфракрасных спектрографа, каждый размером с Александрийскую колонну. И пока никакого ЧП не произошло - зря, выходит, опасались в Академии, что где-нибудь между Вислой и Ангарой их раскомплектуют на самогонные аппараты.