История русской рок-музыки в эпоху потрясений и перемен - Джоанна Стингрей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все шло прекрасно, казалось, что нам вдвоем было суждено оказаться в городе именно в этот момент. Было не очень холодно, 10 градусов и солнечно. Из-за демонстраций протеста Невский проспект был закрыт для транспорта, и вместе с толпой мы шли посередине проезжей части. Впервые за многие годы открыли для осмотра храм Спаса на Крови, тот самый, которым я столь часто любовалась с крыши квартиры Бориса. С тех пор прошла вечность, но вот я опять здесь, будто никогда и не уезжала.
* * *
«Он поцеловал меня в губы!» Я не успела ничего ответить Мэдисон, как Фирсов так же заключил в свои медвежьи объятия и меня и так же поцеловал меня в губы. В ответ я только рассмеялась. С Севой и Витей Сологубом мы сидели в прекрасном вегетарианском кафе «Ботаника» в самом сердце Петербурга. Витя и Сева прекрасно дополняли друг друга. Неукротимая энергия Вити и спокойная уравновешенность Севы погружали наш столик в ощущение теплого уюта и безопасности. Кафе находится почти на берегу Фонтанки, и на следующий день я решила проделать то, до чего у меня никогда не доходили руки во время жизни в Ленинграде, – прокатиться по рекам и каналам Северной Венеции. Я забукировала небольшой катер с деревянными сиденьями, на которых разместились мы с Мэдисон, Юрий, его жена Наташа и сын Виктора Саша Цой, превратившийся за эти годы в профессионального музыканта и видеопродюсера. Мы петляли по многочисленным каналам и любовались открывающимися с воды неожиданными ракурсами. Никогда еще город моего сердца не выглядел столь прекрасно. Сашу я не видела с раннего детства, и теперь, высокий и статный, в татуировках и металлических заклепках, он выглядел очень мужественно. Наш любимый гид Ольга принесла с собой какую-то еду и чай. Получилось смешно – по дороге из отеля к причалу Ольга вручила тяжелую сумку с едой Саше. Я чуть было не сказала, что не подобает ей заставлять сына Виктора Цоя тащить сумку, но Саша любезно и с радостью взял сумку. Настоящий сын своего отца, он так же непритязателен и галантен и так же внимателен к людям вокруг. В виде сидящих рядом, болтающих друг с другом и иногда разражающихся веселым смехом Мэдисон и Саши было что-то ирреальное. В сердце у меня опять проснулась боль об ушедшем друге. «Хочу рассказать тебе смешную историю о твоем отце, – вдруг сказала я Саше. – Как он, пытаясь научиться правильно произносить английский звук “r-r-r”, вытягивал губы и рычал прямо мне в лицо, и как он, изображая из себя Брюса Ли, оттачивал на мне приемы кунг-фу». Саша – человек с теплой и открытой душой. Он рассказал мне, как нелегко ему было расти сыном Виктора Цоя и какое давление он испытывал из-за долга соответствовать отцу. Теперь он чувствовал себя спокойнее и увереннее, и по нему это было видно. «После смерти Виктора люди стали проявлять ко мне интерес, потому что мы были с ним близки, – сказала я ему. – Храни и цени связь с отцом. Это правильно и важно. Это может открыть для тебя какие-то двери или пробудить к тебе интерес. Но потом люди увидят, что в тебе есть что-то свое, уникальное, и любить тебя будут уже за то, какой есть ты сам».
История русской рок-музыки в эпоху потрясений и перемен
Мы причалили у дома на Фонтанке, где жили Юрий с Наташей. Они купили там две квартиры, сломали все перегородки и превратили их в одну большую. В одной комнате Юрий оборудовал студию с огромным компьютером и кучей всевозможной электроники. «Я хочу на нее посмотреть», – тут же сказала Мэдисон. Юрий работал над проектом «Симфоническое “Кино”» – старые песни «Кино», которые он теперь исполнял в сопровождении полного симфонического оркестра. Музыка буквально снесла нам с Мэдисон крышу. Это было великолепно, мощно, но в то же время убаюкивало тебя, как в колыбели. «Я невероятно горжусь тобой», – сказала я Юрию. Я знаю, что Виктор тоже бы им гордился. Юрий достал гитару и стал импровизировать. «Помнишь, как вы с Виктором и Густавом пели песню группы The Cult ‘Nirvana’ и поменяли в ней слова?» – спросила я, со смехом и любовью вспоминая былые дни. Юрий тут же наиграл мелодию и во весь голос запел: “Every day, JOANNA, yeah, yeah, yeah!”. Я потеряла дар речи. Я вдруг опять оказалась в тесной комнате с Виктором, Юрием и Густавом, и в ушах у меня зазвенели их дразнящие, насмешливые голоса. Ощущение было настолько сильным, настолько глубоким, что я разрыдалась. «Перестань! – вдруг услышала я голос снимавшей это все на телефон Мэдисон. – Я хочу, чтобы ты смеялась! Где этот чертов Фирсов, когда он нужен?!»
* * *
В лучах яркого солнца, пряча глаза от него за стеклами темных очков, Борис стоит на балконе моего гостиничного номера. Мне сказали, что он в городе, записывается в студии, и я пригласила их с Ириной на ужин. Мэдисон вместе с гидом Ольгой отправилась в Мариинский театр на балет. Борис был такой же. Он слегка постарел и слегка располнел, но харизматическая улыбка и иронический блеск в глазах были при нем, как всегда. Ирина нисколько не утратила свою красоту, и любовь, с которой она смотрела на Бориса, была такой же всеподавляющей, какой она была десятилетия назад, когда оба они были в браке с другими людьми. Было совершенно очевидно, с какой нежностью и обожанием она относится к нему, и вместе они казались идеальной парой. «Вау!» – не удержался от восклицания Борис, выйдя на балкон моего номера и увидев сверкающие в закатных лучах солнца купола храма Спаса на Крови. «Как когда-то у тебя на крыше?» – напомнила я. «Точно», – с улыбкой ответил он. «Тебе повезло, что ты его здесь застала», – сказала мне Ирина, когда мы сели за стол в ресторане. «В обычное время в Петербурге он почти не бывает. Мы сейчас здесь только потому, что в недавнем туре он сильно заболел, довольно
