Любовь небесная, любовь земная - Андрей Федоткин

Поняв, что сморозил глупость, Кулесов замолк. Затем пытаясь как-то сгладить ситуацию продолжил.

— Эмм… Ну, в смысле… Мы же все здесь равны… И всякое такое…

— Понятно, — как-то особенно холодно сообщила Люба, после чего схватила щётки и принялась яростно начищать антенну.

— Но я же совсем не то имел ввиду, — промямлил ошарашенный Кулесов.

— Я так и поняла, Григорий Сергеевич, — ответила Люба, не прекращая драить мачту.

Обстановка в компании стремительно наэлектризовывалась, и Василий, чувствуя нижней чакрой покалывание первых серьёзных разрядов пробормотал:

— Ну, кажется, у вас тут всё в порядке. — И не преувеличенно бодрым шагом отправился к шлюзу, под пристальным взором Кулесова.

Ужин проходил в траурной обстановке. Казалось, каждый из членов экипажа решил, наконец, досконально исследовать содержимое своей тарелки, и это увлекательнейшее занятие не оставило ни малейшего времени на общение с собеседниками. После ужина у каждого обнаружились какие-то срочные дела, причём Петрейкин юркнул в каюту с такой скоростью, словно за ним гналась стая волков, не раздеваясь юркнул в постель и тут же стратегически притворился спящим. Хитрость не помогла. Кулесов, в душе которого клокотал жгучий коктейль из злобы на Петрейкина, стыда за содеянное и досады на судьбу, которая так жестоко играет человеком, сорвал с Петрейкина одеяло и пинками заставил старшего механика подняться с постели.

— Никогда! — бушевал астроном — Слышишь! Никогда не прощу тебе этого!

— Причём здесь я? — возмутился Петрейкин. — Сам виноват. Нечего было называть механиков обслугой.

Аргумент не возымел должного действия.

— Это всё ты подстроил! Ты специально всё распланировал! Ты… Ты завидовал нашему счастью!

Последняя фраза прозвучала настолько опереточно, что на мгновение Василию показалось — сейчас Кулесов выхватит из-за пазухи неизвестно откуда взявшуюся шпагу и вызовет старшего механика на дуэль. Но Григорий не стал выхватывать шпагу, вместо этого он неуклюже рухнул на кровать Петрейкина и, усевшись на ней по-турецки, принялся сверлить механика взглядом. Сопел он при этом как бык, готовящийся к решительной атаке на матадора.

— И что мне теперь прикажешь делать? — спросил он наконец.

— Ну, не знаю. Подари ей цветы или духи. Своди её в ресторан, в кино, просто сходите куда-нибудь погулять, на худой конец. Говорят, на правом борту станции в это время года необычайно красиво.

Кулесов насупился ещё больше.

— Очень смешно. У меня жизнь рушится, а ты издеваешься.

— Какая там на хрен жизнь! Ты её знаешь без году неделя. Ну, влюбился в симпатичную девушку, ну, поссорился. Делов-то.

Кулесов принялся горячо возражать

— Ты ничего не понимаешь. Это была любовь с первого взгляда — она мой идеал. У нас столько общего…

Но Петрейкин не дал ему договорить.

— Чего? Много общего? Ты чего вообще несёшь? О чём вы там общались эти два дня? О какой-то книжке для подростков, которую ты даже не читал и читать не будешь? И всё — она уже твой идеал. То же мне, последний пылкий влюблённый! Знаешь, в чём твоя проблема? Ты постоянно пытаешься стать тем, кем не являешься: занимаешься вещами, в которых ты ни хрена не понимаешь, делаешь то, что тебе не нравится. И всё это ради того, чтобы понравиться девушке. Хочешь, чтобы я тебе помог? Хорошо. Но сначала прочитай эту грёбанную книжку и скажи мне, что ты о ней думаешь. Но только честно.

— Где я её возьму? У нас в библиотеке её нету.

Василий торжествующе улыбнулся.

— Плохо ты знаешь нашу библиотеку. Есть у нас как минимум две части из серии. Я их в папке «Особо опасно» держу. Хотел папку «Порнография» обозвать, но побоялся, что ты в неё сразу же залезешь. Так что держи пароль от папки — и вперёд. Приятного чтения!

Всю ночь Кулесов просидел за чтением книги и к утру смог осилить почти весь первый том. К моменту, когда проснулся Петрейкин, он дошёл до первой схватки героини с главой псиоников.

— Ты что, не ложился что ли? — удивлённо спросил Петрейкин.

— Да ты знаешь, зачитался как-то, — сонно пробормотал Кулесов. — Нет, хрень, конечно, полная, но вполне себе увлекательно.

— Мда, кажется, вы и правда родственные души, — сдался Петрейкин. — Придётся тебе помочь. Отдам сегодня девушку в твоё распоряжение, постарайся её очаровать. Покажи ей что-нибудь красивое. Есть у нас чего-нибудь по астрономии на сегодня такое необычное? Хотя она первый раз в космосе, ей всё необычно… Я тебе сейчас скину стихи, выучи чего-нибудь из них. Там стандартная фигня про любовь, звёзды и прочее, девушкам обычно нравится. А вечером я придумаю какой-нибудь предлог и срулю, а ты устроишь ей романтический ужин.

— И что мне ей говорить?

— Да неважно, что ты ей говоришь, — принялся читать наставления Петрейкин — признанный ловелас и покоритель девушек. — Главное — говори уверенно. Покажи, что ты настоящий мачо. — Петрейкин с сомнением оглядел своего приятеля и добавил: — Ну, или, по крайней мере, что ты настоящий мужчина. Добавь этой… как её… мускулинности. Прижми девушку к стене, если потребуется. Я так на первом курсе одну старшекурсницу покорил.

Василий слегка приукрасил события: в реальности — это перебравшая вина после разрыва со своим парнем старшекурсница прижала робкого студента Петрейкина к стене коридора студенческого общежития и подарила ему единственный жаркий поцелуй, из-за которого будущий старший механик не мог уснуть несколько ночей, а на парах думал не о высшей математике и теоретической механике, а о пшеничных кудрях и длинных ногах своей соседки. Но в этом он не признался бы никому даже под пыткой.

— Будь мужиком. Не лебези и не поддакивай, а сам задавай правила игры. Ну и побольше романтики. Да… и оденься как-нибудь поприличней.

На завтрак Петрейкин провожал Григория испытывая то самое чувство, какое, наверное, гордый родитель-орёл испытывает, отправляя своё чадо в первый полёт. Но уже за завтраком гордый родитель начал понимать, что чадо к первому полёту пока не готово. Кулесов, который имел самые смутные представления об образе настоящего мачо, принял вид этакого провинциального донжуана, сгорающего от любви и от похмелья, и в течение всего завтрака бросал в сторону Любы полусонные, исполненные, как ему казалось, страсти и иронии взгляды. Люба между тем продолжала злиться за вчерашнее и в сторону пылкого ухажёра демонстративно не смотрела. После завтрака Петрейкин сообщил Любе, что сегодня ей снова придётся помочь астроному, затем отвёл Кулесова в сторону и прошипел ему на ухо:

— Поговори с ней, придурок. И кончай корчить рожи, всё равно она за шлемом ничего не увидит.

Космическая