Мотылёк над жемчужным пламенем - Кэрри Прай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как же он меня бесит.
Перед глазами бетонная стена, уклеенная ободранными объявлениями и громкая фраза о силе духа, а рядом плакат о ничтожности жизни. На плакате том парень плачет над разбитым смартфоном – автор явно ничего не смыслит в ничтожности.
– Да не рычи ты! Понял все! – я грубо отталкиваю его от себя.
– Манеры, – усмехается он, поглаживая грудь.
Перед тем как уйти , я нарочно плюнул мерзавцу в ноги, чтобы хоть как-то облегчить прилив ярости. Гера неприкосновенен, и прекрасно об этом знает, только поэтому гаденыш позволяет себе вредничать. Но порой все меняется: кто-то встает на ноги, кто-то в прыжке ломает эти ноги, кто-то вовсе их лишается. Пусть помнит об этом гнида.
Как же меня все бесит! Бесит Гера! Бесит пустота! Бесит то, что она смотрела на меня! Что она знает?
Несмотря на гололед под ногами, я стремительно ускорял шаг. Если уж Гера не смог мне помочь, то родная комнатушка и стопка СD-дисков с любимой музыкой точно успокоят. Есть такие стены, что не давят, они укрывают, а мне срочно нужно укрыться. Затаиться. Спрятаться от этого мира, которому я не мил. Впрочем, наши чувства взаимны, поэтому я ускоряюсь.
Образовавшаяся на пути компания из двух парней и одной девчонки, на высоченных каблуках, как на ходулях, была дерзко раздвинута.
– Эй, гремлин, смотри куда прешь! – кинул один из них в спину.
Останавливаюсь. Закрываю глаза и протяжно выдыхаю, тем временем они продолжают кидать словесные камни:
– Чучело деревенское! Наверное, на электричку опаздывает!
– Ага, точно! Ты только посмотри в каких он лохмотьях! На базаре, видать, отоваривался! Езжай туда, откуда приехал, деревенщина!
Распахнув глаза, я подтянул бегунок на молнии до упора и поправил капюшон. Я сделал это неспроста – дал время исчезнуть искрам, что так игриво расплясались перед глазами. Танец был что надо. Зажигательный.
Развернувшись, я попер на неприятелей, но когда один из них выставил вперед кулаки, то тут же осекся.
– Офигеть, это что…кулаки? – испугался я. – Ты показываешь мне кулаки, парень? Это они?!
Явно недоумевая, борец затряс дурацкой шапкой с бубоном на нитке.
– Не бей меня, пожалуйста! Не бей! – умолял я, пряча лицо руками. – Боже, ты так меня пугаешь! Убери эти огромные кулаки!
Моя реакция заметно их воодушевила. Всех троих. Девчонка начала смелее разжевывать жвачку, а подбородки парней вздернулись.
– Я не буду тебя трогать, придурок, - скривился боксер и гордо отряхнул ладони. – Делать мне больше нечего, как об тебя мараться.
Друзья поддержали его смешками, а я решил остаться самим собой. Выпрямившись из унизительной позы, я как следует проработал шею, а потом вцепился в горло самого говорливого и буквально просверлил своим носом его нос.
Все моментально заткнулись.
– Не хочешь мараться, воробушек? – подразнил я, состроив сочувствующее лицо. – Испачкаться боишься?
Парень всячески скрывал свой испуг, но уже обмяк в моих руках.
– А вот я свинья та еще…
После этих слов я несколько раз ударил по его носу и трясущийся челюсти. Хлынувшая алая кровь измарала мои руки. Удовольствие наступило мгновенно.
– Эй, ты что натворил, придурок? Ты сломал ему нос!
Сильнее сжав кулак я наблюдал, как трескается на костяшках застывшая кровь.
– Говорил же, что люблю мараться, – прошептал я и повторил удар.
Нехило испугавшись, девчонка с криком поскакала на другую сторону дороги, что показалось мне весьма правильным решением, а вот у друга избитого совести оказалось чуть больше.
– Пусти его, парень, – покаянно заговорил он. – Ему в больничку надо.
Я округлил глаза и посмотрел на разбитый пятак.
– А что болит? Носик?
Бедолага содрогнулся и сглотнул сгусток крови, но так и не смог ответить.
– Прости нас, парень, и отпусти, – перед моим лицом возникла пятитысячная купюра. Оранжевая и шуршащая. Такой я в руках никогда не держал.
Долбанные мажоры, знают чем подкупить!
Сжав деньги окровавленной рукой, я направился навестить Геру. Он будет удивлен видеть меня снова. А я буду бесконечно рад.
– Псих! – убегая, кинули трусишки, но меня это уже не волновало.
На секунду я представил их на плакате «Ничтожная жизнь», и вышло потрясно.
* * *
Мне хорошо. Меня практически ничего не бесит.
Открыв входную дверь, я почувствовал сбивающий с ног аромат. Воняло водкой и папиросами. По всей видимости, отец получил пенсию и с честью это отметил.
За многие годы я усвоил одну жестокую истину. Чтобы быть сыном алкоголика и наркоманки достаточно всего лишь родиться. Уйма вещей делает человека уязвимым: деньги, особенно легкие, водка, наркотики, но не всегда это дети.
Стать таким, каким я стал, было бы ничтожно мало шансов, если бы меня заставляли делать уроки и не позволяли шататься по улицам с утра до ночи. Мой мозг не был бы таким извращенным, если бы мне давали читать книги или покупали развивающие игры. Я бы мог стать космонавтом, мог стать поваром или знаменитым хирургом, но я тот, кем стал. Бесполезным и озлобленным.
– Витька, дуй сюда, сволочь, – прокряхтел отец из кухни. – Признавайся, это ты мои деньги спер, засранец.
Скидываю кроссовки и бросаю портфель на пол. Полегчало. Неохотно волочусь на кухню и наблюдаю уже въевшеюся в память картину: отец, подпирающий голову татуированным кулаком, и пустая бутылка водки, подпирающая его шаткую жизнь.
– Гони сюда мои деньги, тварь! – рычит алкаш, смотря в одну точку.
Во мне не вспыхивает ни одной эмоции. Сейчас я скуп на злость.
– Денежки? – повторяю я, расстегнув молнию мастерки.
– Да! Денежки! – рявкает он. – Сюда их! На стол! Быстро!
– Хорошо, хорошо.
Медленно прорабатываю шею и подхожу к скрючившейся фигуре. Смотрю. Думаю. Вздыхаю. Хватаюсь за бутылку и замахиваюсь.
Отец тут же валиться на пол и утыкается лбом в мои ноги.
– Не надо, сынок! Прошу! Черт попутал!
Я равнодушно пожимаю плечами.
– Ну если ты просишь…
Возвращаю бутылку на стол, отпихиваю ничтожество и направляюсь в свою комнату. Закрываюсь. Включаю магнитофон и падаю на кровать.
