Миссис Больфем - Гертруда Атертон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Решение было так неожиданно и так страшен его предвестник, что это сопровождалось необыкновенным физическим феноменом: она стиснула свои крепкие, белые зубы и выдвинула вперед сильный подбородок. В глазах появился сосредоточенный, жесткий взгляд, и мускулы лица, казалось, были готовы прорвать ее нежную белую кожу.
Алиса Кромлей, молодая художница, зарисовавшая миссис Больфем, вместо того, чтобы слушать диспут, затаила дыхание и опустила карандаш. На один только миг прелестная, ультра-рафинированная глава Эльсинора стала похожа не на святую Цецилию, а на Медузу. Никогда прежде, рассудительная, владеющая собой и повелевающая с улыбкой, она так не выдавала скрытых возможностей своей натуры.
Мисс Кромлей бросила кругом себя взгляд изумленного предчувствия, но дебаты как раз окончились, все стали расхваливать самообладание высоких докладчиц и повторяли последнюю фразу нью-йоркской гостьи – что ошибка не в цивилизации, а в человеке.
Минуту спустя, миссис Больфем подошла к краю эстрады и с неподражаемым изяществом пригласила членов клуба выступить вперед и приветствовать заслуженную гостью. Маленькая мисс Кромлей изучала ее и слушала ее приятный, но не глубокий голос, ее веселый покойный смех и пришла к заключению, что страшное выражение, виденное на лице ее модели, было только игрой света.
2
Митинг членов клуба «Пятница» происходил в Аудиториуме, зале, обслуживавшем передвижные выставки, случайные представления водевилей, выступления политических ораторов и балы по подписке среди разнообразных слоев населения. В особенности он был удобен для клуба, так как нравился посетителям и имел маленькую комнату позади, где можно было приготовить чай.
Был сырой вечер, когда комитет, во главе с председательницей, поспешил проводить уезжавшую гостью, и все быстро расходились по домам, одни, чтобы собственноручно приготовлять ужин, другие, чтобы подгонять вялую «наймичку». Уходя группами, они постепенно расходились на перекрестках, и наконец миссис Больфем и доктор Анна оказались вдвоем на Старой улице. Приемная доктора Анны была на Главной улице за Аудиториумом, между Эльсинорским банком и складом аптекарских товаров; но по наследству ей достался коттедж на улице, которая теперь называлась Авеню Эльсинор и была почти в противоположной стороне от «старого дома Больфемов».
– Войдите, – сказала она радушно, отворяя калитку, густо обсаженную буксовой изгородью, – можете телефонировать Дэву и посоветовать ему пойти в новый ресторан. Я уже годы не видала вас.
– Охотно, – быстро ответила миссис Больфем, сопровождая слова той улыбкой, которая в Эльсиноре называлась «бесподобной». – Очень любезно, – добавила она вежливо, так как даже со старыми друзьями не позволяла себе забывать свои хорошие манеры. – Я мечтаю о чашке вашего чая, если вы согласны приготовить его сами. Я, право, не могла бы ничего съесть после этих сэндвичей.
– Конечно, я приготовлю чай сама, во-первых, потому, что его иначе нельзя было бы пить, а во-вторых, это вечер отпуска Кэсси.
Она вытащила ключ из-под коврика у двери и нажала выключатель в прихожей и другой – в удобной, небрежно прибранной гостиной. При жизни ее родителей это была парадная приемная, с атмосферой столь же суровой, как и старая мебель, набитая волосом. Теперь она была обставлена не очень новой, но удобной мебелью, с диваном возле радиатора. Письменный стол и другие столы были беспорядочно завалены сборниками, медицинскими журналами и справочниками.
– Как тепло и прелестно, – воскликнула миссис Больфем, быстро снимая шляпу и плащ и аккуратно складывая их на стул. – Я протелефонирую, а потом подремлю, пока чай будет готов, – знаю, вы не потерпите моего присутствия в кухне. Какое было бы блаженство послушать ваши милые, старые песни после резких, женских голосов.
Она быстро окончила разговор по телефону – мистер Больфем только что вышел ненадолго. Доктор Анна зажгла в кухне газовую печь и, передвигая алюминиевую посуду, распевала песни бурным контральто.
Миссис Больфем не стала проделывать каких-либо сценических формальностей, даже не подошла на цыпочках к двери и не стала прислушиваться. От телефона, стоявшего на письменном столе, она направилась к самому прочному стулу, принесла его к уничтоженному камину, встала на него и добралась до маленького шкапчика, который Анна устроила на месте старого камина, когда был поставлен радиатор. Тут доктор Анна держала свои лекарства, жемчужную нить, брильянтовую брошь своей матери и пачку денег «на крайность».
Пузырек был между другими бутылочками, миссис Больфем узнала его сейчас же, спрятала в маленькую сумочку, еще висевшую на ее руке, заменила его другим маленьким пузырьком, стоявшим с краю, закрыла дверцу и поставила стул на прежнее место. Могло ли быть что-нибудь проще?
Она слишком заботилась о своем костюме, чтобы лечь, поэтому устроилась удобно в уголке дивана и закрыла глаза. Успокоенная теплом и звуками голоса Анны, напоминавшими орган, она погрузилась в счастливое состояние полусна, прерванное появлением хозяйки с подносом. Она вскочила с виноватым видом.
Я не хотела засыпать, предполагала помочь вам накрыть на стол.
– Вот такое уменье вздремнуть сохранило вашу молодость и красоту, тогда как у всех нас утомленные лица.
Миссис Больфем мило настаивала, что сама накроет на углу стола, и обе подруги, весело болтая, принялись за чай с гренками и вареньем. Лицо доктора Анны, широкое и со вздернутым носиком и добродушно светящимися глазами, расцвело, когда ее приятельница похвалила эрудицию, проявленную ею в клубе при возражении гостье, и добавила задумчиво.
– Мне кажется, я ровно ничего не знаю об этой войне. Каждый противоречит другому, а иногда и самому себе. Я «отправлюсь» завтра («отправляться» на эльсинорском наречии обозначало ехать в Нью-Йорк), чтобы достать все книги по этому вопросу. Я чувствую себя такой невеждой.
– Это широкое задание. Когда вы его одолеете, то будете знать меньше, чем узнали бы, читая передовые статьи вечерних газет «противной стороны». Я разыщу список, который один пациент, стоящий за нейтралитет, дал мне, и, если хотите, утром завезу к вам. Он в моей приемной.
– О, пожалуйста. – миссис Больфем быстро наклонилась через стол. – Вы знаете, в пятницу мой черед читать доклад, и я буквально ни о чем не могу думать, кроме этой ужасной, но интересной войны. Понятно, я должна проявить истинное знание, а не отыгрываться только прилагательными и обобщениями. Буду читать день и ночь. Наверное,
