Тайный советник вождя - Владимир Успенский

Неисповедимы пути Господни вообще, а уж тем более на войне. Так где же он, уже знакомый читателям обыкновенный, ничем особо не выделяющийся 902-й стрелковый полк Красной Армии?! Тот самый полк, который в труднейшие дни Сталинградской битвы из живых кусочков слеплен, создан, сформирован был в Астрахани: из остатков подразделений, отступавших от Черноморского побережья, от устья Дона, с Северного Кавказа, из недолечившихся в госпиталях раненых, из мальчишек-добровольцев, из каспийских рыбаков, отказавшихся от брони. Полк, где взводами командовали ничего вроде бы не смыслившие в делах пехоты досрочные выпускники эвакуированного из Ленинграда военно-морского училища, не успевшие сменить свои хромовые ботиночки на кирзовые сапоги, где медичками были вчерашние школьницы, окончившие месячные курсы. Тот полк, для которого не то что автомашин или тягачей, но даже лошадей тогда не нашлось, и вместо конского состава использованы были верблюды. Воистину, самое последнее, что могла, отдавила тогда страна.

За два года далеко, очень далеко ушел от места своего рождения 902-й. Причем только своим ходом, ни разу не поднимаясь на железнодорожные колеса. С боями, пехом и ползком, одолел он такие расстояния, что циркулем не сразу измеришь. Если только по прямой: Элиста, Батайск, Ростов-на-Дону, форсирование Днепра, освобождение Одессы. Лето сорок четвертого застало его в обороне на восточном берегу Днестра. Эвон где! Многое изменилось в этом полку. Поступила новая техника, влилось пополнение взамен убитых и раненых. Отозвали на флот уцелевших морских специалистов, лишь в полковом разведвзводе, где порядки были помягче, один бывший старшина 1-й статьи донашивал черную форму: беззаветно и, как говорили, безответно влюбленный в девушку-санинструктора, он каким-то образом умудрился остаться в своей части. Отчаянная головушка.

Дошла до Днестра и примерно половина астраханских верблюдов, в том числе и два уже примеченных нами: громадный, спокойный Мишка и норовистая капризная Машка. Привычно тянули они от боя к бою артиллерийское орудие усатого сержанта, недавнего рыбака Нестерова и юркого, веселого татарина заряжающего Кармалюка. Не меньше, чем люди, привыкли, пожалуй, верблюды к военному быту. По звуку определяли, кто в воздухе, наши или немецкие самолеты. Заслышав чужих, спешили лечь на землю, маскируясь где-нибудь в тени дерева, забора или строения. Даже звуки выстрелов и разрывов различали: когда наши бьют и не надо тревожиться, а когда враг…

Обычным скотским кормлением, или, выражаясь по-интендатски, фуражным довольствием, верблюды не ограничивались, считая себя, вероятно, полноправными военными едоками. Вместе с людьми становились в очередь к походным кухням, причем самыми последними: остатки сладки. Вновь прибывшие в полк бойцы, особенно из числа любивших поесть, поначалу ворчали: "Развели горбачей, никогда добавки не получишь, все пожирают". Мишка на таких внимания не обращал с высоты своего ростоположения, а злопамятная Машка, выбрав удобный момент, по-снайперски поражала очередного ворчуна сочным плевком. Воздействие было таким, что повторять не приходилось.

На днестровском рубеже полк принял новый командир майор Ленев Георгий Матвеевич, тот самый Ленев, который в определенной степени символичен, как и 902-й стрелковый. Усилиями всей страны собран был этот полк "по кусочкам, по деталям". И уже знакомого нам Ленева тоже буквально "по деталям" восстановили, выпестовали умелые руки и заботливые сердца из многих городов нашей Родины. Напомню: Георгия Матвеевича, искалеченного взрывом вражеского снаряда во время контрнаступления под Москвой, оперировали, лечили в разных госпиталях, — в Одоеве, в Туле, в Рязани, в Сызрани, в Вольске. Наконец "поставили на ноги", но не совсем. Требовалось удалить раздробленную пяточную кость левой стопы. Но тогда сильная хромота и непригодность для фронта. Ленев просил врачей не спешить, не резать, придумать хоть что-нибудь. Он же кадровый командир, без него нельзя там, на передовой… А что могли придумать врачи? Только одно: наложить скобу, не подверженную коррозии. Из чистого золота. Да где же его возьмешь-достанешь?! И тогда красавица медсестра Антонина Петровна Самойлова сняла свои золотые серьги… Ленев узнал об этом, лишь очнувшись после продолжительной операции. И вот он опять на фронте, в 902-м стрелковом полку 248-й стрелковой дивизии 5-й ударной армии генерала Берзарина Николая Эрастовича. Боевой офицер родился во второй раз.

Мечта сбылась, и все хорошо было у Георгия Матвеевича. И ясность была. Впереди, естественно, наступление. За рекой Молдавия, потом Румыния, может быть Югославия. Уже переводчика, знавшего румынский язык, в полк прислали. Но, повторюсь, неисповедимы пути, особенно на войне. В далекой Москве, в Генштабе обсуждали важную проблему. После освобождения Правобережной Украины войска левого крыла нашего фронта получили существенное пополнение. Только в первую очередь на освобожденном правобережье было мобилизовано более миллиона человек. Планировалось призвать еще столько же. Там много мужчин уцелело на быстро захваченной немцами территории. Теперь войска на юге нужды в людях не испытывали. А в центре, на Белорусских и Прибалтийских фронтах, было плохо. Потери большие, а пополнение поступало скупо: за счет партизан, за счет излечившихся раненых. В тылу призывались юнцы 1926 года рождения, но их еще требовалось научить, помуштровать. На совещании в Ставке Верховный Главнокомандующий, выслушав доклады Василевского и Антонова о пополнении войск, действующих на главном направлении за счет частичного перераспределения сил и резервов, перечитал сводную таблицу укомплектованности фронтов, сказал:

— Берлин прежде всего… Россыпью брать людей с Украины не будем. Себе дороже. Надо перебросить на решающее направление опытные, хорошо сколоченные соединения. Отлаженный механизм, чтобы начал действовать сразу и успешно. Желательно с Третьего Украинского фронта.

— Почему именно с Третьего? — спросил Василевский.

— Ясско-Кишиневская операция завершается. Потери были, но войска там скоро опять смогут пополниться. Из освобожденной Молдавии, — усмехнулся Иосиф Виссарионович. — Проведем мобилизацию. Население Молдавии — это полноправные граждане нашей страны, надо дать им возможность внести хотя бы малую лепту в победу над немецким и румынским фашизмом. Товарищ Василевский, какие будут предложения? Кто там сейчас наиболее боеспособнее?

— Пятая ударная армия.

— Согласуйте с командованием Третьего Украинского и действуйте.

В 902-м стрелковом полку ничего, естественно, не знали, зачем и почему их отводят в тыл, в сторону Одессы. После длительного марша сосредоточились на железнодорожной станции Мигаево. Началась подготовка к погрузке в вагоны. И тут возникли многочисленные непредвиденные трудности. Как уже говорилось, за два года своей жизни полк ни разу не "поднимался на колеса", привык к самопередвижению, к самообеспечению, накопил много имущества, необходимого в военном быту, обзавелся солидным обозом с различными запасами на все случаи жизни, от патронов до мешков с крупой, что и выручало в боях и походах. Разновозрастных жеребят целый табун — опять же для пополнения убыли в конском составе. Теперь все, что сверх штата, требовалось оставить в Мигаево по принципу: перевози людей и оружие, прочее дадут на новом месте. Но дадут ли? И когда? И сколько? Каждый рачительный командир и боец стремились прихватить с собой привычное, необходимое. Но вагонов-то в обрез, и они, как известно, не резиновые.

А еще — верблюды. По строгим железнодорожным правилам перевозить тягловую силу, то бишь лошадей (а следовательно, и верблюдов) можно, оказывается, только в закрытых оборудованных вагонах и ни в коем случае на платформах. Что делать? Это волновало весь полк. Некоторые высказывались за то, чтобы передать верблюдов местным колхозникам; тут, кстати, и климат подходящий, теплый, даже арбузы растут. Другие, особенно ветераны полка, и слышать об этом не хотели. Один верблюд — это ж две выносливые лошади. И прет он по любой дороге, по песку, где угодно. А главное — это же фронтовые товарищи, вместе с которыми так много пережито, так много потеряно и приобретено! Столько тягот делили, а теперь кинуть, расстаться! Ни за что! На этом стоял помощник начальника штаба полка капитан Рамазанов, воевавший в 902-м от самой Астрахани, причем всей семьей, вместе со своим отцом и дочерью — радисткой. Поддерживал Рамазанова и замполит полка капитан Эрайзер, учитывавший настроение людей.

Что уж совсем необычно для армии — к майору Леневу отправилась целая группа артиллеристов во главе с командиром орудия старшим сержантом Григорием Нестеровым, известным всему полку не только геройскими делами, но и внешностью: богатырский рост и пышные пшеничные усы. Просьба все та же: разрешите захватить верблюдов. Разговор происходил на платформе в присутствии командира дивизии полковника Н. З. Галая. Тот, пожилой человек, опытный вояка и хитрющий хохол, не остался в стороне. Я, мол, понимаю ваши чувства, но какая уж теперь надобность в верблюдах-то? Техника на смену идет. Машины получим… "На этой войне мы все верблюды, дерзко ответил Нестеров. — Я со своими Мишкой да Машкой в одной упряге пушку от Волги до Днестра дотянул. Ел-спал вместе с ними, а теперь кину неизвестно кому?.. Да меня совесть сгрызет!" — "Понимаю, сержант, — вздохнул Галай и не упустил случая блеснуть своею эрудицией: — Рано или поздно, а придется избавляться от этого анахронизма. Впрочем, дело хозяйское, командиру полка думать решать".