Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд

— Подумать только, сколько народу погибло от этого меча, — наконец проговорил Деорнот. Он протянул руку и дотронулся до обмотанной шнуром рукояти. Тёрн был таким же холодным и безжизненным, как и камень, на котором он лежал.

— И совсем недавно множество других погибло, чтобы мы могли завладеть им.

— Но раз уж он так дорого нам обошелся, мы не можем позволить, чтобы он бессмысленно валялся здесь, в открытом зале, куда любой может зайти. — Деорнот покачал головой. — Может быть, в нем — самая большая наша надежда, ваше высочество, наша единственная надежда. Разве не лучше будет спрятать его в укромное место или поставить охрану?

Джошуа улыбнулся:

— Зачем, Деорнот? Любое сокровище можно украсть, любой замок открыть, любой тайник отыскать. Пусть он лучше лежит здесь, где все могут видеть его и чувствовать, какая надежда заключена в нем. — Он прищурился, глядя вниз, на черное лезвие. — Не могу сказать, что испытываю надежду, глядя на него. Полагаю, ты не будешь считать меня менее царственным, если я скажу, что меня пробирает какая-то дрожь в его присутствии. — Он медленно провел рукой вдоль всего лезвия. — В любом случае, судя по тому, что рассказывали Бинабик и юный Саймон, никто не может унести этот меч туда, куда он сам не пожелает. Кроме того, если он лежит на виду у всех, словно топор Тестейна в сердцевине легендарной березы, остается надежда, что однажды кто-нибудь выйдет вперед и объяснит нам, зачем он нужен.

Деорнот был озадачен:

— Вы имеете в виду простых людей, ваше высочество?

Принц фыркнул:

— Есть разные виды мудрости, Деорнот. Если бы мы больше прислушивались к простым людям, живущим на Фростмарше, которые говорили, что Зло снова ходит по нашей земле, — кто знает, каких страданий мы могли бы избежать. Нет, Деорнот, любое мудрое слово об этом мече чрезвычайно важно для нас теперь. Любая старинная песня, любая полузабытая история. — Джошуа не мог скрыть досады. — В конце концов мы не имеем никакого представления, какая нам польза в этом клинке. Фактически мы не знаем даже, есть ли вообще от него польза, — ничего, кроме древнего и непонятного стихотворения.

Хриплый голос запел, прервав его рассуждения. Мужчины удивленно обернулись. В дверях стояла Джулой. Она продолжала петь, подходя к ним.

— Я не могла не услышать вас, принц Джошуа, у меня острый слух Вы говорите мудрые вещи, но сомнения в силе меча… — Она поморщилась. — Простите старую лесную женщину за ее прямоту, но, если мы не будем верить в силу предсказания Ниссеса, нам не останется никакой надежды.

Джошуа попытался улыбнуться:

— Я не спорю с тем, что оно очень много значит для нас, валада Джулой. Я только хочу знать, какое оружие мы получаем, собирая эти мечи.

— Мы бы тоже хотели это знать. — Колдунья кивнула Деорноту, потом бросила взгляд на черный меч. — Во всяком случае, у нас теперь есть один из трех Великих Мечей, и это больше, чем было еще недавно.

— Верно. Очень верно. — Джошуа облокотился на стол. — И благодаря вам мы в безопасности. Я не перестал радоваться хорошему, Джулой.

— Но вы расстроены. — Это не было вопросом. — Становится все труднее прокормить наше растущее население и труднее управлять теми, кто живет здесь.

Принц кивнул:

— Многие из них даже не знают, зачем они здесь, попросту последовав за друзьями и соседями. После такого холодного лета я просто не знаю, как мы переживем зиму.

— Люди будут повиноваться вам, ваше высочество, — сказал Деорнот. В присутствии колдуньи Джошуа казался скорее прилежным студентом, чем принцем. Деорнот никак не мог привыкнуть к этому. Ему это очень не нравилось, и он только частично научился скрывать свое раздражение. — Они сделают все, что вы скажете. Мы переживем зиму вместе.

— Конечно, Деорнот. — Джошуа положил руку на плечо друга.

Казалось, принц хочет сказать еще что-то, но в этот момент по широким ступенькам застучали чьи-то шаги.

В дверях появились тролль и юный Саймон. По пятам за ними следовала ручная волчица Бинабика. Этот огромный зверь принюхался и потыкался носом в камень, лежащий у двери, прежде чем отойти и лечь в дальнем углу зала. Деорнот смотрел, как она отходит, с некоторым облегчением. Бесконечное число раз он убеждался, что она совершенно безопасна, но детство его прошло в эркинландской деревне, где волки были сказочными демонами, о которых рассказывают у огня.

— А, — весело сказал Джошуа. — Мой самый новый рыцарь и с ним благородный посланник далекого Йиканука! Заходите, садитесь. — Он указал на ряд сидений, оставшихся после вчерашнего пира. — Нам надо подождать еще нескольких, включая самого графа Эолейра. — Принц повернулся к Джулой. — Вы видели его? Он здоров?

— Несколько порезов и синяков. Кроме того, он отощал — проделал длинный путь с небольшим запасом еды. Но он здоров.

Деорнот подумал, что она вряд ли сказала бы больше, даже если бы графа Над Муллаха изувечили и четвертовали, — попросту она поставила бы его на ноги. Колдунья не оказывала должного почтения принцу, но он должен был признать, что она хорошо знает свое дело.

— Я счастлив слышать это. — Джошуа поежился. — Здесь холодно. Давайте разведем огонь, чтобы стук зубов не мешал разговору.

Пока Джошуа и остальные о чем-то беседовали, Саймон взял ветки, сваленные грудой в углу зала, и сложил их в камин, довольный, что хоть чем-то может быть полезен. Он был горд участием в делах столь высокого общества, но еще не привык к своему новому положению.

— Поставь их пирамидкой, — посоветовала Джулой.

Он последовал ее совету и возвел над кучей золы шалашик из веток. Грубый очаг казался неуместным на тщательно отделанном каменном полу — как если бы дикие звери устроили свое логово во дворце. В огромном зале не было ничего, что могло бы служить очагом самим ситхи. Как они поддерживали тепло в помещении? Саймон вспомнил, как Адиту бегала босиком по снегу, и подумал, что, может быть, им это было и не нужно.

— Дом Расставаний — настоящее название этого места? — спросил он Джулой, когда она подошла с кремнем и огнивом.

Некоторое время она не отвечала, присев на корточки и высекая искру на завитки коры, разложенные вокруг больших веток.

— Это похоже на то, что есть на самом деле. Я называла его Дворцом Прощания, но тролль поправил меня. — Она натянуто улыбнулась. Струйка дыма поднялась из-под ее рук.

Саймон решил, что она пошутила, но не был полностью в этом уверен:

— «Расставания» — это потому, что в этой комнате разошлись ситхи и норны?

— Да, я думаю, это произошло именно здесь. Здесь было заключено соглашение. Полагаю, у самих ситхи было другое название, поскольку место это как-то называлось задолго до того, как решили расстаться два племени.

Значит, это правда. В ночь бдения он видел прошлое этого замка. Задумавшись, он смотрел на огромный зал, на великолепные колонны из резного камня — чистые, не тронутые бесконечными годами, которые пронеслись над ними. Некогда народ Джирики строил прекрасные здания, но сейчас дома ситхи в Джао э-Тинукай были такими же непостоянными, как летние птичьи гнезда. Может быть, ситхи поступают мудро, не пуская теперь глубоких корней? И все-таки настоящий дом, дом, который никто не станет переносить с места на место, казался сейчас Саймону величайшим сокровищем мира.

— Почему эти две семьи разделились?

Джулой пожала плечами:

— Никогда нельзя назвать одну причину такой великой перемены, но я слышала, что к этому имели отношение смертные.

Саймон вспомнил последний страшный час в Ясире:

— Утук’ку, королева норнов. Она была в ярости, что ситхи не «выгнали смертных плетьми из Светлого Арда». И еще она сказала, что Амерасу не должна позволять смертным спокойно жить на ее земле.

Трудно было без стыда думать об Амерасу, Рожденной на Борту. Ее убийца утверждал, что пришел по следам Саймона.

Некоторое время колдунья молча смотрела на Саймона:

— Иногда я забываю, как много ты видел, мальчик. Надеюсь, сам ты не забудешь об этом, когда придет твое время.