Третья штанина - Евгений Алехин

Миша подстриг меня машинкой, и я теперь выглядел – гопник гопником. Теперь, работай я грузчиком, никому бы и в голову не пришло называть меня лохмачесом. Но я уже не работал грузчиком. Я смел все волосы веником в совок, выкинул их в помойку, помылся у него и вышел, свеженький и лысенький, к нему в комнату, смотреть, как он занимается делами. Миша взялся продавать план, дела у него шли плохо, потому что бизнесмен он был хреновый. Давал в долг, скуривал товар свой с друзьями. Не знаю, долги его росли – а прибыли никакой ему это все не приносило, но он правде в глаза не смотрел и был полон оптимизма. Ладно, сейчас я наблюдал, как он разделывает здоровенный ком – и меня это завораживало.

Вот он руками раскатал план в колбаску.

Вот он стал нарезать небольшие кубики, чтобы они весили примерно по грамму каждый.

– Ты их делай поменьше, – говорил я, – чтобы нам больше осталось.

Миша поднимал указательный палец вверх и говорил:

– Не учи отца.

Потом он нагревал нож зажигалкой и расплющивал эти кубики. Кубики становились плоскими квадратиками, Миша заворачивал их в фольгу. И вот они, аккуратные красивые порции по грамму или чуть-чуть меньше грамма. Чтобы самому барыге осталось покурить и его друзьям тоже немного перепало. Кто-то заходил к нему, Миша выходил в карман, общался, возвращался, бросал себе в ящик стола деньги – сто или сто двадцать рублей, что ли, за грамм плана (дневная выручка временного грузчика на «Талинке»). Естественно, его родителей дома не было. Мишин папа, майор ФСБ, не одобрил бы этого бизнеса. Потом Мише кто-то позвонил, он поговорил по мобильнику (уже тогда у него был мобильник) и сказал:

– Твоя девушка. Сейчас тоже заедет.

– Уже не моя.

Я удивился, что она теперь берет план у Миши. По мне – это неправильно, когда моя девушка уже перестает общаться со мной, но продолжает общаться с моим другом. К тому же я всегда осуждал ее любовь курить план, и курить траву, и пыль курить, и вообще курить наркотики. Она же ненавидела, что я много пью.

– Сейчас она возьмет, тогда уже можно будет позволить немного пива выпить сегодня, – сказал Миша. Рад был сегодняшнему ходу дел.

– Мне кажется, она еще и у тебя в долг попросит.

Так оно и было, она приехала с подругой и попросила Мишу продать ей за сто. Миша не смог ей отказать. А я же вышел покурить и сказал:

– Привет.

И стараюсь не смотреть на нее. Вот она стоит со своей глупой подругой, чужая мне. И говорит, как будто совсем хочет убить все святое, втоптать все самое главное в землю, говорит:

– Привет. Все бухаешь? – И смотрит на меня, как будто все ей понятно, все ясно, видит меня, как облупленного. Очень обидно она это сказала, черт ее дери. Ничего-то ты не знаешь, думаю, зачем так говорить со мной.

Вот такая подлая женщина. Всех женщин убить срочно. Неужели это она за мою невинную выходку с мартини обиделась и решила со мной, как с врагом лютым? Да что ты знаешь обо мне, думаю. Смотрю на нее, и вот неужели ничего этого не было, неужели я обманут и забыт? Черт бы вас побрал.

– А ты все куришь? – ответил я вопросом на вопрос, как сами знаете, кто. Вот и весь диалог.

Она узнала у Миши, что там и как, когда и что именно у него еще будет (что-то там из Чуйской долины – услышал я), и уехала вместе с подругой. По мне, все одно, мой совет всем любителям: выезжайте каждый сентябрь на природу, в места, где растет много конопли – а такие места еще не перевелись, – и работайте руками самостоятельно. Один рабочий день – и натрете себе на целый год. Но, возможно, это я – человек неискушенный и не вижу разницы между сибирским планом и планом (прессованной пылью?) из Чуйской долины или откуда-нибудь оттуда. Мне все одно, я одинаково равнодушен, химка это, трава или пыль, по мне, так эффект один – отупляющий. Моя девушка бывшая обязательно бы объяснила мне, в чем разница, но мне неинтересно.

Потом мы с Мишей покурили – лишние обрезки, его подарок мне. Я хоть и не был поклонником этого дела и в жизни бы не стал искать деньги, чтобы дунуть, как суетят на это некоторые гопники, но и отказываться тоже не в моих традициях. Мы покурили и поехали по Мишиным делам. Сели в Мишин оранжевый «Москвич», лет «Москвичу» было больше, чем нам обоим, вместе взятым, и поехали в центр. Миша куда-то вышел, «уладил» какие-то дела. И мы просто проехались по городу. Хорошо было просто курить сигареты и смотреть в окно, уже темнело. Любая самая глупая песня способна расшевелить эрогенные зоны в душе, когда ты едешь в машине по вечернему городу. Я спросил у Миши, считает ли он мою девушку красивой. Миша подумал немного и сказал:

– Нет. Не считаю.

А я сказал:

– А я считаю.

Он сказал, что она симпатичная, ладно, но до красивой ей не хватает того, незнамо чего. Потом мы вернулись, выпили по два пива в машине, и по домам.

Они все-таки заехали за мной на своем «бобике» с брезентовой крышей. Там одним из пассажиров был мой одноклассник, и еще два парня, не знаю, кто такие. Видел, конечно, не в городе-миллионере живем, а в поселке маленьком, но не знаком лично.

То есть нет, было не так. Сначала зашла женщина из военно-учетного стола. А она была мамой моего другого одноклассника, я же говорю, все родственники и знакомые в нашей дыре, все друг друга знают. И она, Кучина Ирина Владимировна, постучала в окно, в окно моей комнаты. Я как раз был в полупроснутом состоянии, в размышлении, поддаться ли уговорам утренней эрекции. В общем, она постучала, тук-тук-тук, позвала меня по имени. Я открыл штору, и она сказала:

– Собирайся, поехали в военкомат.

Эрекция у меня прошла, я собрался, залез в «бобик», четвертым на заднее сиденье. Спереди сидели Кучина и водитель. Мы поболтали с одноклассником. Что-то шутили стандартное по поводу галифе и кирзачей, и тут приехали.

В первый день у меня не получилось дойти до хирурга. Я прошел почти всех врачей, у меня остались дела только у хирурга и невролога. До хирурга была здоровая очередь. Я ее прошел всю, целую очередь парней в одних трусах, но перед кабинетом была толкучка, как обычно, и оказалось, что я забыл сыграть в эту ненавистную мне игру: «Кто последний?» – «Я последний!» – «Я за тобой». Я-то как раз собирался откосить по хирургу, блажь пропала идти в армию. Рассудок вернулся, и я хотел откосить. И желательно собрать все эти двести направлений за один день, чтобы потом спокойно себе разъезжать по больницам и прикидываться больным, пока не найдется статья. Но, как я уже говорил, очередь я отстоял вхолостую. Какой-то маленький гном начал качать права насчет того, что я не сказал, что я – в очереди.

– Куда ты, – говорю, – щемишься?

– Ты не занял, – говорит, – я занял. А он после меня. Так что иди в конец очереди.

– Я стою тут полдня.

Отстраняю его, говорю ему: угомонись, я сейчас пойду, потому что я простоял тут чуть ли не со Второй мировой. А он свое:

– Ты не занял очередь. После него я. А потом он идет. А ты иди и занимай очередь.

Что же будет с этим подлецом в старости, подумал. Дай бог тебе самой жестокой дедовщины, какая бывает в жизни, подумал я. И тем не менее я не хотел спорить, я сказал ему:

– Ладно, гном ты чертов.

Сходил пока к неврологу. Она мне выдала направление на обследование – лежать две недели в неврологическом отделении, потому что я рассказал, что у меня головные боли, когда я завязываю ботинки. Это была правда: я довольно много пил лет с тринадцати и три раза у меня было сотрясение. Я решил пока не пользоваться этим направлением, чтобы воспользоваться им, если не выйдет получить ограничения годности по плоскостопию и сколиозу. Окулист, терапевт, лор меня уже проверили. Одноклассник уже умотал. А мне нужно было побывать у хирурга, но входить в одну очередь дважды было выше моих сил. Я разрабатывал план, чтобы отомстить гному. Я его ненавидел, обычно злость проходит быстрее, но этот гном был противный, как мозоль. Поэтому я оделся и вышел на улицу. Выходили, выходили другие призывники, в основном моего возраста, но были и постарше. Плохо, что один военкомат на весь район, на все прилегающие к городу пригороды и деревни, так у нас устроено. Но, с другой стороны, хорошо тем, что из деревень люди не так сильно стараются откосить. А большинство идет служить. Поэтому отношение не такое, как в городских военкоматах, нет недобора, план они выполняют и поэтому не хватают тебя средь бела дня и не отправляют с ходу к черту на рога. И с нами обращаются вежливо. Ладно, я ждал, курил перед военкоматом, пока этот маленький гном не закончил внутри свои дела и не вышел. А как он вышел, я встал ему навстречу. Он встал в дверях – как в штаны наделал. И зашел обратно. Я еще его покараулил, потом зашел внутрь, смотрю, а он стоит в коридоре, читает плакаты про разные виды службы. Ох, жук. Делает вид, что не замечает меня, трус. Я подошел, встал рядом с ним, тоже делаю вид, что читаю, а потом сказал ему, что он трус и говна кусок. Так и сказал:

– Гном, трус ты и говна кусок, – как в кино, так же пошло, но в то же время хорошо получилось, эффектно.