Зарождение мистического пламени (ЛП) - Бейли Кристин

Я стояла в тишине, пытаясь осмыслить, что только что случилось.

Дэвид. Из всех возможных людей, Дэвид.

Что я наделала?

Я помахала перед собой трясущимися руками, яростно расхаживая по комнате.

Что я чуть не наделала?

Я не могла думать из-за шума в ушах. Сердце продолжало бешено колотиться в груди, а желудок то ухал в ботинки, то подскакивал к горлу. Когда я подошла к столу, мой взгляд упал на музыкальную шкатулку.

Что я хотела сделать?

О, милостивый Боже, я вымостила дорогу к собственной гибели и сделала это с радостью. Теперь невозможно будет встретиться с ним лицом к лицу. Я попыталась разом увязать всё, что мне о нем известно, с тем, что только что произошло, и как бы я ни старалась, мне это не удавалось.

Моим единственным утешением служило то, что никто никогда об этом не узнает.

Но об этом буду знать я.

Я остановилась перед столом и усилием воли взяла себя в руки.

Беспокойство о ситуации не решит проблему. Я провела рукой по чертежам из архивов. Сейчас, когда мы с Дэвидом договорились о совместной работе, у меня больше нет необходимости изучать, как заставить моего робота реагировать на внешнее воздействие. Я могла вернуть две трети чертежей, взятых из архивов. Формально я не должна находиться в архивах без присмотра, но я лишь собиралась вернуть то, что мне дали. Само собой, чертежи будут в большей безопасности в архивах, чем на моём столе, а прогулка вниз в подвалы во многом поможет успокоить мои нервы.

Было поздно, и Академия пустовала. Последние лучи тёмно-красного заката отражались в тусклых стёклах старых сводчатых окон. Бережно держа хрупкие чертежи, я свернула в узкий коридор и спустилась по каменной лестнице до самого конца.

Находясь одна в гнетущей темноте, я побрела вниз по широкому коридору к огромным архивам, располагавшимся в глубине старых подвалов. В винном и пивном погребах по-прежнему горели факелы, их огни трепетали над большими деревянными бочонками. Всё выглядело бы похожим на любой пыльный и старый винный погреб, если бы не большие железные якоря и шестерёнки, прикреплённые к стеллажам — они позволяли Развлекателям сортировать и извлекать любую бочку простым нажатием рычага.

Что-то щёлкнуло, как будто плеть ударила о каменный пол. Я метнулась вперёд и чуть не уронила лампу, быстро обернувшись. Тени удлинились, вытягиваясь из-под бочонков с вином и элем. Мне показалось, что я слышу треск, похожий на огонь, но я ничего не видела.

Страх сыграл шутку с моим разумом, но у меня не было на это времени. Взяв себя в руки, я промаршировала прямо к архиву и проскользнула за большую деревянную дверь в дальнем конце винного погреба.

В архивах царила темнота, но с маленьким кружочком света от своей лампы я сумела положить на один из больших столов всё то, что держала в руках. Я зажгла четыре большие лампы, привинченные к широким каменным колоннам в центре огромного помещения. Между колоннами тянулись полки, заполненные старыми книгами и журналами, а также большие щели для свёрнутых в рулоны чертежей.

Мне нужно поторопиться, чтобы вернуть каждый из чертежей на их место. Боб должен скоро приехать, чтобы забрать меня домой, и у меня нет времени, чтобы тратить его впустую. Самый старый свиток я приберегла напоследок, потому что чтобы добраться до его места, мне нужно было вскарабкаться по высокой лестнице, прикреплённой к перилам на полках, а я не любила лестницы.

Подобрав юбки, я сумела удержать чертёж и аккуратно подняться по лестнице, хотя носки моих ботинок дважды наступали на подол платья. Падать мне не хотелось, и с высокого места наверху лестницы я воображала, как вижу собственное тело, рухнувшее на пол, и голову, расколовшуюся от удара о твёрдый камень. Мне не хотелось думать о том, сколько пройдёт времени до того, как кто-то обнаружит меня, или что крысы сделают с моим мёртвым телом.

Я задрожала, положив чертёж на место. Затем я начала спускаться вниз по лестнице. Носок ботинка опять зацепился за подол платья изнутри, и я поскользнулась. Я ахнула и вцепилась в лестницу обеими руками, а ноги свободно повисли. Лестница скользнула по перилам, качнув меня на четыре фута вправо, пока я барахталась, чтобы вновь обрести опору под ногами.

Сердце подскочило к горлу, но я сумела найти свою перекладину и снова обрела опору на лестнице. Я стояла там, часто и тяжело дыша, крепко зажмурившись и так крепко вцепившись пальцами в перекладину, что даже засомневалась, сумею ли когда-нибудь их разжать.

Открыв глаза, я обнаружила, что смотрю на тонкую книгу в чёрном, как смоль, кожаном переплёте, засунутую в самый конец, после записей и переплетённых протоколов Собрания. На корешке не было написано ни слова. Одно это уже странно, и этого хватило, чтобы пробудить моё любопытство. Я сняла книгу с полки и, дрожа всем телом от своего почти-падения, спустилась по лестнице.

Я отнесла книгу к столу и рухнула на стул, радуясь, что мои трясущиеся ноги сохраняли устойчивость достаточно долго, чтобы позволить мне дойти сюда. У меня всё ещё не было ни силы в коленях, ни самообладания, чтобы подняться по лестнице и выйти из подвала, поэтому я открыла книгу, чтобы отвлечься, пока не почувствую, что снова могу ходить.

Я пролистала начало книги, которое напоминало очередные протоколы собраний. Страницы содержали расшифрованные стенограммы, но большая их часть была написана на итальянском. Для меня мало прока. Я гордилась своим французским и немецким, но вот мой итальянский был ужасен.

Я переворачивала страницы, но только половина книги была заполнена. Остальная часть пустовала. Когда я положила её на корешок, страницы открылись на последней сделанной записи. Должно быть, она оставлена там недавно.

От прочитанного по тыльной стороне рук пробежали мурашки. Недавние записи были на английском.

«Решение о выдаче Чёрной Метки Улиссу Рэтфорду за обвинение в убийстве и мятежное изобретение».

Я бегло просмотрела следующие две страницы свидетельских показаний против Рэтфорда, которые включали в себя набросок той же самой машины, которую я помогла уничтожить, и свидетельские показания Оливера относительно того, что было найдено в подземелье замка в Йоркшире.

Дойдя до конца записи, я прочитала последний абзац три раза, прежде чем полностью осмыслила масштаб приговора.

«Согласно свидетельским показаниям Оливера Стэнли, герцога Чэдвик, действия Рэтфорда принадлежали только ему, и остальной семье Рэтфордов о них не было известно. Из-за отчуждения от нынешнего наследника для фамилии Рэтфорд будет сделано исключение до тех пор, пока нынешний сын показывает себя достойным Академии. Если он потерпит неудачу, имя будет вычеркнуто из истории Ордена на все времена».

Бедный Питер. Если ему это известно, должно быть, он подвергался ужасному давлению, а я лишь добавила ему бремени.

Хотела бы я найти способ, как убедиться в том, что он не был диверсантом. Я хотела, чтобы между нами всё было так, как в самом начале. Я хотела вернуть своего друга.

Я не могла дольше задерживаться на этой мысли, потому что понимала, что держу в своей руке. Это были записи о каждой Чёрной Метке. Эта книга могла раскрыть правду о том, что произошло между моим дедушкой и Ричардом Хэддоком.

Я быстро пролистала страницы назад, вчитываясь в округлые буквы почерка в поисках любого упоминания фамилии…

«Хэддок».

Вот он, яркий и наглый, как рука самого дьявола. Я поспешно прочитала запись.

«Решение о выдаче Чёрной Метки Ричарду Хэддоку за заговор с целью наживы на военном изобретении».

Изобретение оружия строго запрещено Орденом. Орден никак не выживет, если не будет сохранять нейтралитет в войне. Членство было международным, и одно лишь последнее столетие настроило бы половину членов Ордена друг против друга. Это являлось одной из причин строгого соблюдения правил секретности. Никто не хотел, чтобы из-за Ордена его заклеймили как предателя за связь с врагом Короны, и ни одному Развлекателю не хотелось разрушить Орден из-за политики войны.