Маска времени - Мариус Габриэль

— Я нахожу учение легким, — пожала в ответ плечами Кейт.

— Да, ты права, несмотря на то, что ты начала позже всех. Но школа не ограничивается только этими стенами. Тебе приходится учиться жить в другой стране с чужими тебе обычаями.

— Я выживу, — заключила Кейт.

— И только-то? Послушай, Кейт, я сама училась в этой школе и знаю неписаный закон, запрещающий откровенничать с ученицами. Но классная дама должна уметь слышать и понимать то, что не на виду, что скрыто в душе. Классная дама вроде бы нужна для того, чтобы защищать учениц от всяких серьезных проблем. Но у меня есть еще и свой кодекс чести.

Мисс Марш подошла к Кейт и положила руку на плечо девушки. Кейт давно уже чувствовала, что она симпатизирует ей и что эта женщина никогда не позволит себе «давить» на Кейт. Эта мысль успокаивала Кейт и помогала жить в течение последних шести месяцев.

— Думаю, что имею представление о твоих проблемах, и не собираюсь тебя в чем-то винить. Дурной характер проявляют все дети, в том числе подростки из хороших семей. Но в тебе скопилось столько гнева и страсти, что надо научиться владеть собой.

Кейт опустила голову, услышав эти слова, и уставилась в пол.

— Я стараюсь, — еле выдавила она из себя.

— Старайся больше. Когда в крови появляется много страсти, она превращается в яд. Напрасный гнев сжигает твою энергию и делает тебя слабой и слепой.

— Я ненавижу это место, — прошептала девушка. — Оно сводит меня с ума.

— Смирись, — прошептала в ответ мисс Марш, склонившись над Кейт, — и святая Анна всегда пребудет с тобой. Думаю, ты способна на большее, чем просто выживание. Мне кажется, что за эти полгода ты немало приобрела.

«А сколько потеряла? — подумала Кейт. — Вы почти обезличили меня, превратив неизвестно во что». Но вслух она ничего не сказала.

— Ты ведь знаешь, как выращивают великолепную розу? — спросила мисс Марш, впиваясь пальцами в плечо девушки, будто желая запечатлеть таким образом каждое свое слово. — Любой садовод скажет, что все зависит только от корней. От природы, Кейт, тебе дано очень много. Ты красива и умна. Но без должного ухода все эти качества могут просто завянуть, так и не раскрывшись. Школа Святой Анны может изменить тебя, если ты сама поможешь нам. Прими нас. И позволь нам принять тебя.

Рука мисс Марш опустилась, и она отступила на шаг от Кейт:

— А сейчас иди, и я желаю тебе весело провести каникулы.

Во дворе Кейт попрощалась с подругами. Девушки расцеловались, обнялись и обещали писать друг другу каждый день в течение летних каникул.

Школа уже была наполовину пуста, и во всем чувствовалась какая-то леность и сонливость, и игровые площадки опустели. Кейт направилась к «бентли».

— Как экзамены, мисс Кейт? — спросил ее Уоллас.

— Спасибо, хорошо.

— Впереди каникулы, да?

— Да. Спасибо еще раз.

Дэвид и Эвелин собирались взять Кейт с собой на Сицилию, чтобы пожить у друзей на вилле, расположенной возле моря. Кейт не хотела бы отправляться туда и не испытывала никакого интереса к Средиземноморью Италии. Ее родными местами были леса и озера у высоких Альп. Но все же это лучше, чем торчать целое лето в поместье Грейт-Ло. Там единственным местом уединения было болото, где дули ветры такой силы, что порой казалось: где-то совсем рядом стреляют из мощного орудия. Кейт невзлюбила Грейт-Ло, и мрачная архитектура поместья сразу же не понравилась ей. Несколько недель, проведенных здесь, показались просто невыносимыми.

Стоило только выехать за ворота школы, как чувство огромного облегчения и радость наполнили все существо девушки. Уоллас, поймав взгляд Кейт в зеркальце, все понял. И его обычно бесстрастное лицо расплылось улыбке:

— Рады, что вырвались, да, мисс?

— Боюсь, это невозможно.

Банкир был подчеркнуто невежлив. На столе перед ним лежали бумаги, которые, казалось, завладели всем его вниманием. Впрочем, он старался смотреть куда угодно: на руки, на стены, в потолок, только не в глаза тому, кто стоял напротив.

— Потеря ключа от сейфа — дело серьезное. В таком случае депозит считается замороженным, и банк не может без надежных рекомендаций…

Пальцы Джозефа до боли впились в ладонь:

— Вы уже не раз объясняли мне все это, герр Эмануэл.

— Вопрос заключается в том, как установить личность вкладчика, — судя по всему, это почти неразрешимая проблема. Содержимое сейфа никому не требовалось в течение, — банкир углубился в бумаги, — двадцати лет.

Изо всех сил Джозеф старался скрыть отчаяние. Он вдруг вспомнил Таню: «Капиталисты уже давно украли твои деньги».

— Пожалуйста, поймите, мой случай совершенно особенный.

— Вы сказали, что все это время провели в концентрационном лагере за «железным занавесом». — Взгляд банкира поднялся до уровня груди Джозефа. — Похоже на хождение по мукам, да?

— Да, — сухо ответил Джозеф. Эмануэл был холеным самодовольным типом, и обстановка в его банке под стать ему — комфортабельная, в швейцарском стиле, мебель цвета патоки и тяжелые занавеси на окнах. — Да, хождение по мукам.

— Я верю, что вы тот, за кого себя выдаете. Но в Швейцарии вы оказались с чужими документами.

— Да, они поддельные.

— Понятно, — с неприязнью произнес Эмануэл. — Может быть, вам следует обратиться в консульство и получить настоящие документы?

— Нет.

— …или мы можем связаться с кем-нибудь из членов вашей семьи, кто может поручиться за вас.

— Нет! — Джозеф произнес это с такой силой, что швейцарец даже опешил и замигал от неожиданности. Он тяжело вздохнул. Сейчас важно не потерять самообладания и не позволить отчаянию завладеть душой. А то можно окончательно испугать чиновника. — Герр Эмануэл, пожалуйста, посмотрите на мое лицо. Чиновник с явной неохотой поднял голову. В Швеции Джозефу пришлось немного подстричь бороду. Это больше выдавало его уродство, но на расстоянии он хотя бы не походил теперь на дикаря. Эмануэл невольно вздрогнул, когда посмотрел на Джозефа.

— Меня изуродовала пуля большого калибра, — спокойно пояснил Джозеф. — А затем нас бросили умирать. Челюсть так и не встала на место, а швы наложили в домашних условиях обычной иглой.

Джозеф видел, как задвигался кадык у собеседника.

— Думаю, семья уже давно похоронила меня. Если я появлюсь в таком виде, то это будет настоящим потрясением. Вряд ли они смогут привыкнуть к моему нынешнему облику.

Эмануэл облизнул губы.

— Кто знает, может быть, специальная операция…

— Для этого мне нужно время. Оно мне нужно и для того, чтобы обдумать многое другое. Но мне не нужны всеобщее внимание или встречи с людьми, которых я знал когда-то, лет двадцать назад. Впрочем, я всегда жил очень уединенно, герр Эмануэл. По этой причине мне и пришлось обратиться к услугам именно швейцарского банка еще много лет тому назад.

— Ах так, — растерянно улыбнулся в ответ чиновник.

— Но сейчас мне больше, чем когда-либо, нужна тайна. Я столько лет прожил в условиях, далеких от понятий нормы, что… — Джозеф подозрительно осмотрелся вокруг. — Вы будете обескуражены, если я вам скажу, что чувствую себя как Рип Ван Винкль[25] в этом мире, который с трудом узнаю. Даже автомобили на улицах напоминают мне космические корабли из научной фантастики.

Джозеф замолчал, чтобы вытереть носовым платком мокрые губы. Ему было так трудно и непривычно говорить, что борода оказалась вся мокрой от слюны.

— Бегство из Советского Союза — дело не такое легкое. Денег у меня, естественно, не было, поэтому пришлось взять взаймы. Но и этих крох уже не осталось. Однако обращаться в консульство, посольство или к родственникам я не считаю нужным. Мне нужны мои деньги, которые лежат у вас в сейфе. А затем я буду действовать дальше.

— Понимаю вас, — сказал Эмануэл, театрально всплеснув руками. — Надеюсь, что и вы можете понять меня.

Силы Джозефа уже были на исходе. От этих слов он почувствовал, как отчаяние завладевает его душой:

— Поймите, что кроме этого у меня больше ничего нет в этом мире. Больше ничего не осталось, — произнес Джозеф дрожащим голосом.

Лицо Эмануэла окаменело:

— Я только могу повторить, что не имею права отдать вам вклад до тех пор, пока вы не принесете документов, удостоверяющих вашу личность.

Джозеф продолжал сохранять спокойствие, но что-то вдруг испугало швейцарца в его взгляде, и чиновник инстинктивно потянулся к кнопке звонка.

— Не надо поднимать тревоги, — коротко, но твердо произнес Джозеф. Он представил себе, как выглядит в глазах Эмануэла, — в этих грубых рабочих ботинках, в дешевом костюме, с развороченной челюстью и гротескной, как неудачный грим, бородой. Опасный тип, если не больше. Джозеф попытался растянуть свои изуродованные губы в улыбке.