Черный замок над озером - Екатерина Островская

На самом деле она описывала соседа по площадке, имени которого не помнила, да и видела его редко.

– Чем занимается? – поинтересовался Гагаузенко и коротко посмотрел на Метлицкого.

А Леонид Иванович махнул рукой.

– Какая разница: явно не тот.

Но Женя все равно ответила:

– Служит где-то. В Федеральной службе безопасности, кажется.

Лукошкина ляпнула первое, что пришло в голову, но ее собеседники, судя по всему, поверили.

– В ФСБ, что ли? – переспросил Метлицкий.

А Гагаузенко услужливо подсказал:

– Вот почему его нет в нашей… то есть в вашей базе.

Ее везли в большом черном внедорожнике с тонированными наглухо окнами, сквозь которые поначалу пробивался бледный свет уличных фонарей, – едва различимые пятна проносились мимо, а потом и они закончились. Вокруг была темнота наступающей ночи. Большой автомобиль мягко покачивался на рессорах, через лобовое стекло были видны габаритные огни черного внедорожника сопровождения. Следом шел еще один подобный, но оборачиваться, чтобы проследить, там ли замыкающая машина, нужды не было. За городом скорость еще больше возросла. Куда ее везли, Жене не сказали, а спрашивать она не стала. Да и вряд ли бы ей захотели отвечать.

Метлицкий просто сказал:

– Уже поздно, надо ехать.

Женя попыталась было опять объяснить: все, что было ей известно о Валентине, она уже сообщила, с ним лично не знакома, ей известен только электронный адрес. Но девушку никто не слушал.

– Сейчас поедем туда, откуда вы отправите Валентину сообщение и назначите встречу, – оборвал ее объяснения Леонид Иванович.

А Гагаузенко добавил:

– Мы решим свои дела, и вас сразу отпустят. Поможете нам взять Валентина – получите хорошее вознаграждение.

Отец Лизы посмотрел на выходящего из помещения Метлицкого и добавил громко, вероятно для того, чтобы тот успел услышать:

– Я лично вам заплачу. Так, что хватит на новый автомобиль.

И Женя решила не спорить. Если Гагаузенко в курсе того, что случилось с ее машинкой, то, значит, имеет к взрыву какое-то отношение.

Отказываться ехать и сопротивляться было явно бесполезно. Одним словом, надежд на спасение у нее нет. То есть надежда лишь одна – Сергей. Если любимый догадается, поймет, кто мог похитить Женю, сможет убедить полицию начать искать ее, то тогда шанс спастись появится.

Но ее везут куда-то далеко. Она не знает куда, не представляя даже, на север или на юг от города. А может, просто кружат вокруг какого-то места, чтобы сбить с толку возможную погоню.

В машине тихо, молчит и приемник. Хотя зачем сейчас музыка? На переднем сиденье Метлицкий, человек, о котором предупреждали, что его надо опасаться. И о чем он думает, неизвестно. Вероятно, и не думает, а просто спит.

Метлицкий произнес вдруг после долгого молчания:

– Может, ты и в самом деле моя дочь – не знаю. Раньше мне плевать было, есть у меня дети или нет. Когда-то законники не могли иметь семью дом, детей. Бизнес, работа – все не для них. Сейчас другие времена. Я одного грузинского вора знаю, так у него десять детей или больше, и всех он к себе в дом взял. Другой, ныне покойный, дочку признал и фамилию свою дал, сейчас та певица известная. Папа помог, разумеется. Я тоже недавно парня усыновил – у него теперь моя фамилия и даже имя такое же. Я его в Англию учиться отправил. Хороший мальчик – стихи сочиняет. А про маму твою я вообще ни ухом ни рылом. Я ведь уже потом узнал, что Вика беременная была. Меня опер этапировал из Сочи – тот самый Ложкин как раз, два дня добирались на поезде, – он и сообщил, чтобы, типа, на совесть меня взять. А мне это тогда было по барабану. Жалко, конечно, девчонку, думал, ни за что ее по этапу отправят. Но папа ее, то есть твой дедушка, отмазал, видать. А вот теперь думаю: что, если загробная жизнь существует и там никто не посмотрит, кто ты – в законе или как? Может, для честных, тех, кто тут нищим был, там свет и жизнь вечная, а таким, выходит, как я, вечная тьма, в земле лежать и в крышку гроба смотреть не моргая? Мне тут недавно аппендицит вырезали. Я от наркоза очнулся, слышал все разговоры врачей. Они еще во мне ковыряются, а я пошевелиться не могу, ни пальцем двинуть, ни моргнуть, ни сказать что. А мысли-то крутятся в голове. Подумал: вдруг и после смерти так будет? Это я о том гробе, в котором очнусь потом для вечного лежания без движения. Стыдно признаться, не по себе стало. Решил даже: выйду из больницы и прямиком в церковь, каяться. Не сходил, разумеется…

Голос Метлицкого звучал глухо, прилетал словно из другой жизни, где осталась прежняя Женя, не всегда, может быть, довольная тем, что происходит с ней, но всегда знавшая, что будет завтра. А сейчас ее везут непонятно куда и зачем, и теперь ей это даже все равно, потому что у нее отобрали часть жизни, часть воспоминаний и веры.

– Конечно, Ложкин мог и наврать.

– Он просто ошибся, – сказала Женя. – Разумеется, вы не мой отец. Мой отец был добрым и честным человеком. И я всегда буду любить его.

Метлицкий ничего ответил. За высокой спинкой сиденья его почти не было видно. Может, он стал снова размышлять, зная, что путь предстоит неблизкий.

Рядом с Женей находился один из бандитов, которого посадили сюда, вероятно, для того, чтобы следил за пленницей и контролировал ее действия. Хотя куда она могла деться? Не выпрыгивать же на ходу из автомобиля, несущегося с бешеной скоростью по темной дороге…

Глава 24

Слава открыл глаза и увидел возле постели человека в белом халате. Удушающе пахло лекарствами. В палате горел неяркий свет, других пациентов не было. Лицо человека показалось Нильскому знакомым. Он попытался вспомнить, где видел его прежде, но тут же сообразил: это врач, который делал ему операцию.

– Доктор, – прошептал слабым голосом Нильский, – скажите честно, как все прошло.

– Все прошло хорошо, – ответил человек в белом халате.

– А мои способности останутся при мне?

– Разумеется, – ответил врач. – Куда ж они денутся? И способности, и талант – все при вас будет.

– Спасибо.

Нильский закрыл глаза. И вдруг вспомнил самое главное.

– А размер? – прошептал он, предполагая услышать самое худшее.

– Успокойтесь, вам даже нарастили немного.

– Правда? – обрадовался Нильский. – А когда я смогу… ну…

– Не знаю, – покачал головой человек в белом халате. – Вообще-то я следователь по особо важным делам. Хочу задать пару вопросов.

Нильский тряхнул головой.

– Без присутствия своего адвоката отказываюсь отвечать.

– Мы же беседуем без протокола. И потом, вы ведь не хотите огласки того, что с вами произошло?

Слава вздохнул:

– Только два вопроса. А то еще слишком слаб.

– Хорошо, – согласился следователь. – Первый вопрос: куда увезли Евгению Лукошкину?

– Кого? – попытался удивиться Нильский. – Меня травили собаками, а вы про какую-то неизвестную мне…

– Понятно. Значит, вы не знаете Евгению Лукошкину, не учились с ней никогда и не встречались после окончания университета. Свидетели, однако, утверждают, что именно вы затащили ее в свою машину. При этом была стрельба. Я, конечно, проверю все досконально. Лично мне кажется, что вы, наоборот, пытались ее защитить.

– Именно так и было, – уцепился за подсказку Слава. – Я стал Женю защищать, а на меня натравили злобную собаку.

– А кто стрелял в вашу бывшую сокурсницу?

– Да вы что! – тряхнул головой Нильский. – Это как раз в собаку стреляли. Окно в моей тачке прострелили. С Женькой ничего не случилось.

– А кто вам поручил похитить гражданку Лукошкину?

– Как вы смеете меня в чем-то подозревать! – возмутился Слава. – Я известная личность, как можно так… И вообще, это уже третий вопрос, а мы договорились только на два.

– Хорошо, – согласился следователь. – Тогда я задам вам этот вопрос в другом месте. Сейчас вызову транспорт с конвоем, и вас доставят в другую больницу – не такую комфортную, конечно, но там вы скорее расскажете мне все – под протокол.

– Нет! – простонал Нильский. – Я же тяжело травмирован и вообще имею право на телефонный звонок.

Он покрутил головой и посмотрел на тумбочку в поисках аппарата.

Человек в белом халате протянул ему свой мобильник.

– Пожалуйста, можете воспользоваться вашим правом.

Слава взял старенький громоздкий телефон. Взял осторожно, словно боялся испачкаться. Набирая номер Гагаузенко, подумал, что полицейское ведомство могло бы закупить для своих сотрудников аппараты и посовременнее. Кстати, у тех полицейских, с которыми ему приходилось общаться, были, между прочим, айфоны.

Гагаузенко не отвечал. Звонить сейчас адвокату не имело смысла. Хотя нет, смысл, конечно, был, но Нильский знал, что известный адвкокат Щеголкин – трепло еще то. Конечно, он примчится и в «Кресты», и в тюремную больницу, но уже утром полгорода будет знать, какую именно операцию сделали известному радиоведущему. Поэтому Слава подумал немного и позвонил в приемную Метлицкого. Вспомнил, что уже поздно, сбросил вызов и снова посмотрел на старенький аппарат. Потом протянул мобильник следователю.