На поповских хлебах - Марина Геннадьевна Захарчук

Наконец батюшка вернулся. Машина с вещами пришла ночью. Пока разгружали, рассвело. Оставив водителя на моё попечение — отъедаться и отсыпаться, — батюшка отправился к умирающей.

Вернулся он через час, взволнованный и в то же время умиротворённый.

Старушка встретила его радостно и уж никак не была похожа на умирающую. Поисповедовав и причастив больную, батюшка уже начал было укладывать в портфель требное Евангелие и крест, как вдруг старушка глубоко вздохнула — и умерла.

По её ли горячему желанию приобщиться Святых Таин перед смертью или по воплю её неверующего сына, боящегося одного — не исполнить воли матери, продлил Господь её дни ровно настолько, чтоб дождаться священника? Чаще ведь бывает по-другому: приходит батюшка к умирающему, а он уже и не понимает ничего, нельзя его ни исповедовать, ни причастить, разве что молитвы на исход души вычитать. Не допускает Господь. А тут — такое явное чудо. Может быть, и случилось оно потому, что мать смогла в безбожное время выучить сына хотя бы одной заповеди.

Любите врагов ваших

Баба Наталья вошла в дом и сразу же залилась слезами.

— Матушка, что же это делается? Невестка моя всё ярится на меня, всё приговаривает: «Когда ж ты сдохнешь?» А нынче говорит: «Я по тебе в церкви панихиду заказала, авось скорей приберёшься». Что теперь делать? Может, батюшке сказать, чтоб он на неё наслал… эту, как её? — анахфиму, да?

— Да что вы, баб-Наталья! Анафема — это ведь отлучение от Церкви. А невестка ваша и так в храм не ходит, от чего ж её отлучать? Вы лучше — помолитесь за неё.

Баба Наталья отшатнулась от меня и воззрилась, точно на сумасшедшую.

— Ты чего это? Как это — помолиться? За неё?!

— Ну, в храме свечку поставьте и скажите: спаси, Господи, и помилуй мою невестку, умири нашу жизнь…

— Да чтоб я за эту ведьму молилась? Да ни в жисть! Она меня со свету сжить хочет, а я молись за неё? Да кто ж такое придумал?!

— Христос придумал, бабушка, Христос. Спаситель наш. В Евангелии написано: «Любите врагов ваших. Молитесь за обижающих вас, благословляйте проклинающих вас…»

Баба Наталья посмотрела на меня с жалостью и покачала головой.

— Что-то ты, девка, путаешь. Я в церкву всю жизнь хожу, а такого не слыхала.

— Да вы Евангелие читали?

— Неграмотная я. Но любить врагов — не слыхала. Это ж выдумать надо! Да я сама по ней панихиды служить буду, нешто Господь её, а не меня послухает?

Так и ушла, обиженная.

Прошли годы. Померла бабка Наталья. Было у неё четверо сыновей, шестнадцать внуков, а доживала в холодной, после войны построенной хатке с земляным полом и соломенной крышей, и нечем, да и некому было хату эту протопить холодной осенью, когда отсчитывала Наталья свои последние дни. Невестка-злодейка скончалась ещё раньше, один за другим померли и сыновья. И внуков уже почти не осталось — кто утонул, кого убили, а тот в тюрьме…

Всю жизнь молилась Наталья Богу, редкую службу пропускала, да о том ли просила? Главному — любви — и сама не научилась, и детей не выучила. Так и сгубила её большое семейство лютая ненависть к ближнему.

Каждый раз, когда читается в храме Евангелие с Нагорной проповедью Христа, вспоминаю я бабу Наталью и её неухоженную могилку. Упокой, Господи, её душу, упокой и помилуй.

Покаяние

Она остановила меня у входа в храм. До начала службы оставались минуты, мне нужно было занять своё место среди певчих, а я стояла и не могла прервать извинениями горький рассказ старушки, хотя слышала его уже раз двадцать, а то и больше. На глазах у бабушки Поли слёзы, два года минуло с тех пор, как её внук, её ненаглядный Игорёк уехал из родного дома. Всё было ладно, всю жизнь жили в мире, согласии и достатке. Никто в большой семье не был друг другу в тягость, все здоровые, работящие. Да хоть бы она, моя собеседница: на вид не больше семидесяти, а за плечами — война, горькое вдовство с маленькими детьми на руках, долгая жизнь. Так и не вышла больше замуж бабушка Поля, растила детей, внуков, и правнуки — дети любимейшего из внуков Игорька — тоже с рождения были с нею. Молодые родители, по её убеждению, забот не знали: малыши ухожены, накормлены, досмотрены ею, прабабушкой. Остальным членам семьи оставалось лишь работать да радоваться.

— Всё у нас было, всё и есть, только детей нету, — смахивает слезы моя собеседница. — Уехала наша невестушка на родину, в свою нищую тьмутаракань, и детей, и мужа увезла. Уж я уговаривала, и на колени становилась, Христом Богом молила: за что ты на нас обижаешься? За что сиротишь? А она сама плачет: не обижаюсь я на вас, бабушка, а жить тут больше не могу, и всё. Лишила она меня сразу и внука, и правнучков. Для кого теперь жить, чему радоваться?

Старушка умолкла на миг. Глаза её потемнели, вмиг высушив слезы, тонкие губы сжались в натянутую струну.

— Это всё она, змея! Всю жизнь она меня ненавидела, и вот на старость лет отомстила.

Я не спрашиваю, кто это — «она». Знаю уже из многочисленных предыдущих рассказов, что так безымянно кличет бабушка Поля одну из своих односельчанок. Когда-то дружили, даже кумовьями были. Но вот случилась в доме беда, и кинулась старушка к гадалке из соседнего района. Та всё участливо выслушала, расспросила о соседях, о друзьях и вынесла приговор: «Это она, Катька, твоя подруга, позавидовала вашему достатку и благополучию, она порчу на молодых наслала, выгнала из родного дома!» С этого дня поселилась в сердце бабы Поли жгучая ненависть. Она верит, что всё было именно так, как сказала гадалка. Разубеждать её бесполезно. Хотя это призрачное «знание» не принесло успокоения. Наоборот, была одна боль, стало две. Сколько же добрых человеческих взаимоотношений разрушаем мы своими руками! Не желая поискать причину наших бед в себе, в своих семьях, выдумываем «врага» извне, спешим к гадалкам, к «ясновидящим», которые за наши же деньги готовы объявить нашим врагом кого угодно. И мучаемся потом долгие годы своей ненавистью к «обидчику», которого — не было.

А если был? Если нас действительно оскорбили, обидели, предали? Но и тогда нужно найти в себе силы услышать